Чужой среди своих: как адмирал Саблин спасал Черноморский флот
Ему выпала тяжкая доля — оказаться во главе Черноморского флота в тот момент, когда он был фактически сдан немцам. Выбор был не богатый: утопить корабли или отдать их врагу, но командующий решил идти на прорыв и спас часть судов. Он до конца готов был защищать свой флот, даже ценой жизни. Он служил под разными флагами — трехцветным российским, «жовто-блакитным» украинским, красным советским и штандартом добровольческой армии, но всегда оставался верен флотскому Андреевскому флагу. Последний командующий Российским черноморским флотом и первый командующий Красным флотом адмирал Михаил Павлович Саблин родился 17 июля 1869 года. «Известия» вспоминают о его жизненном пути.
Коренной черноморец
Недавно «Известия» писали о трагической судьбе командующего Балтийским флотом Алексея Щастного, расстрелянного в июне 1918 года. Единственная его вина состояла в том, что он старался спасти вверенные ему корабли. Одновременно с ним в Москву приехал и начальник морских сил Черноморского флота адмирал Михаил Саблин. По приказу Льва Троцкого он тоже был арестован. Но убить его большевикам не удалось.
Будущий командующий родился в Севастополе в семье, где служение во флоте было традицией, поэтому выбор жизненного пути перед ним не стоял. Когда глава семьи вице-адмирал Павел Федорович Саблин вышел в отставку, его сыновья Михаил и Николай честно прошли все ступени морского образования: Морской кадетский корпус, Морское училище, знаменитый Минный офицерский класс в Кронштадте. Затем Михаил отправился служить в Тихоокеанской эскадре на крейсере «Дмитрий Донской», с которым «был в походах и делах в Китае в 1900 и 1901 гг.», как сказано в его личном листке. Потом Балтика и эскадренный броненосец «Ослябя». Переход на Дальний Восток в составе 2-й Тихоокеанской эскадры (брат Николай шел рядом на «Алмазе») адмирала Рожественского. В Цусимском бою броненосец погиб, лейтенанта Михаила Саблина из капитанской рубки взрывом выбросило за борт, и это его спасло — он сумел вынырнуть, и его подобрали моряки эсминца «Бравый». «И он признавался мне, — писал в своем дневнике однокашник Саблина по Морскому корпусу, а впоследствии адмирал Константин Павлович Пилкин, — что долго, долго спустя, когда входил на палубу корабля... чувствовал, что ноги у него отнимаются».
В 1906 году Саблин получает в командование свой первый корабль — новенький эскадренный миноносец «Завидный», а всего через два года принимает дивизион миноносцев Черноморского флота. По существовавшей тогда традиции, следующим этапом его офицерской карьеры должна была стать служба в качестве капитана корабля первого ранга. Для Михаила Павловича им оказался броненосец «Ростислав», которым он командовал с 1911 по 1914 год. Но Саблин всё же был специалистом по минному делу, поэтому, отслужив положенный срок на большом корабле, он был переведен на должность начальника минной бригады Черноморского флота. В этом качестве он и встретил Первую мировую войну. Важно отметить, что аналогичную должность на Балтийском флоте с 1915 года занимал капитан первого ранга Александр Колчак.
Два адмирала
Осенью 1914-го «за смелые действия на путях сообщения неприятеля с явною для себя опасностью» Саблин награжден Георгиевским оружием. В начале 1915 года Саблин получил адмиральские погоны. На год раньше, чем его коллега Колчак.
Жизнь скоро свела двух адмиралов, и встреча вышла совсем не радостной. Летом 1916 года Колчак против всех правил и в нарушение старшинства был произведен в вице-адмиралы (к этому времени контр-адмиралом он был всего несколько месяцев) и назначен командующим Черноморским флотом, на котором он, кстати, никогда не служил. Нет сомнения, что он был талантливым офицером и хорошо проявил себя в качестве командира балтийской Минной дивизии (не говоря уже о его полярных подвигах), но всё же такой молниеносный карьерный рост вызвал ропот на флоте. Тем более что репутация у Александра Васильевича была, мягко говоря, неоднозначная — он был вспыльчив, в молодости грешил рукоприкладством по отношению к нижним чинам, был неоправданно груб с подчиненными офицерами. Его продвижение было личным решением Николая II, впечатленного победными реляциями молодого адмирала. На новом посту перед Колчаком была поставлена стратегическая задача по организации десанта в Константинополь и захвату проливов, для чего ему были даны серьезные полномочия. В том числе в кадровых вопросах.
Конфликт между Колчаком и Саблиным возник практически сразу, уже при первом выходе в море. Русские корабли не смогли догнать немецкий крейсер «Бреслау», и командующий в резкой форме обвинил во всем Саблина — мол, его подчиненные долго очищали от мин севастопольский фарватер, из-за чего наши линкоры не смогли сразу выйти в море. Саблин ответил, что всё делалось в соответствии с регламентом, который отводил на это шесть часов — столько, сколько было нужно для разведения паров в топках больших кораблей. Не знавший об этом Колчак просто поздно отдал приказ о тралении. Саблин был снят с руководства минной бригадой и переведен командовать второй бригадой линейных кораблей, в которую входили устаревшие тихоходные броненосцы.
Но этим вражда не закончилась. На военном совете уже Саблин выступил против бездумного заваливания минами подходов к Босфору, мотивируя это тем, что, когда начнется десантная операция, это создаст много ненужных трудностей. Но Колчак считал себя величайшим знатоком минного дела и возражений, как известно, не терпел. Используя связи, Колчак стал добиваться увольнения Саблина из его флота. «По соображениям принципиальным» Михаил Павлович ушел с Черного моря: 31 октября 1916 года он был назначен «состоять при Морском министре» с переводом на Балтику и зачислением во 2-й Балтийский экипаж.
Возвращение
Наступил страшный 1917-й. Колчаку в силу характера и принципов было трудно смириться с новыми революционными условиями. Он не пользовался доверием моряков-черноморцев и не смог наладить контакт с новыми местными властями, поэтому летом предпочел уехать в столицу вершить большую политику. Вместо себя адмирал оставил вполне доверенного ему человека, капитана первого ранга Александра Васильевича Немитца, которого уже после назначения срочно произвели в контр-адмиралы. Он был знаменит тем, что в 1905 году отказался руководить расстрелом восставших моряков, а потом выступал в суде их защитником и добился существенного облегчения участи осужденных. Новый командующий и попросил, чтобы в качестве начальника штаба флота ему прислали числящегося в резерве адмирала Саблина. В качестве извинения Саблина представили к званию вице-адмирала, то есть по званию он стал выше командующего. Звание было утверждено в Ставке Верховного главнокомандующего буквально накануне ее ликвидации и гибели последнего командующего Русской армии Николая Николаевича Духонина.
Октябрьская революция снова перевернула страну. В здании Морского собрания прошел I Общечерноморский съезд военных моряков, на котором было принято постановление:
Флот стал красным. Демократ Немитц принял новую власть безоговорочно, позиция Саблина документально определена не была. Впрочем, вся страна жила ожиданием Учредительного собрания (это было подтверждено II съездом), поэтому большевиков тогда многие воспринимали не более как временщиков. 12 декабря в газетах был опубликован приказ Военной комиссии Севастопольского совета о введении выборности командного состава, а 13 декабря Немитц по собственной инициативе покинул город и подался к главнокомандующему на Румынском фронте генералу Д. Г. Щербачеву, которому формально был подчинен. Причины такого решения адмирала не совсем понятны. Возможно, это было вызвано предшествующими приказами Совета или тем, что накануне линкор «Свободная Россия» по решению судового комитета оставил боевые позиции и ушел на базу, проигнорировав приказ командующего. И это переполнило чашу терпения адмирала. Или Немитц, отчасти посвященный в планы флотских депутатов, знал, что они готовят, но ничего не мог им противопоставить? Ответов нет, но этот поступок лояльного к революции офицера отлично характеризует сложность ситуации тех дней. По докладу Севастопольского совета Верховная Морская коллегия в Петрограде за оставление флота приговорила бывшего адмирала к расстрелу. Впоследствии приговор отменят, и Немитц, который прошел всю гражданскую войну на стороне красных и был не раз ранен, станет видным советским флотоводцем, флагманом 1-го ранга.
Начальник штаба флота Саблин остался исполнять обязанности командующего, а после отстранения Немитца возглавил флот. Он стал последним командующим — вскоре совет матросских депутатов просто отменил эту должность. Через несколько дней начались массовые убийства офицеров по постановлению флотского комитета. Только в первую ночь ужаса, 15 декабря, были расстреляны 128 офицеров, среди которых оказались председатель Севастопольского военно-морского суда генерал-лейтенант Ю.Э. Кертиц, бывший начальник тыла флота и главный командир Севастопольского порта вице-адмирал А.И. Александров, начальник высадки контр-адмирал М.И. Каськов, начальник Минной бригады капитан 1-го ранга И.С. Кузнецов, начальник Службы связи флота капитан 1-го ранга А.Ю. Свиньин, начальник дивизиона сторожевых судов капитан 1-го ранга Ф.Д. Климов и многие-многие другие. Пик казней пришелся на 22–23 февраля, а всего за зиму 1917–1918 годов были бессудно казнены более тысячи офицеров, в том числе отставных. Озверевшие матросы не гнушались истязанием жертв. Любимым развлечением «братушек» стало топить попарно связанных спинами друг к другу «классовых врагов». Выплыть они не имели возможности, но отчаянно барахтались, что очень веселило палачей.
Между молотом и наковальней
В начале марта был подписан Брестский мир, после чего немцы и союзные им украинские части стремительно двинулись вглубь страны к Перекопу. Вот тут-то оказалось, что доблесть революционных моряков ограничивается пьянками и грабежом, а воевать с настоящим врагом они не способны. Пришлось просить помощи у «недобитых» офицеров.
Адмирал Саблин сидел под арестом. Но 22 марта его неожиданно выпустили и сразу пригласили на заседание Центрофлота (исполнительный комитет Совета флотских депутатов), где предложили принять на себя командование флотом. Трудно даже представить, какие мысли были в эти минуты в голове русского офицера, только что пережившего гибель сотен соратников. Но он принял решение:
Флот был в ужасном состоянии — снабжение разрушено, экипажи разбежались, офицеров почти не осталось. В таких условиях командующий приступил к реанимации кораблей — если не всех, то хотя бы части. Дорога была каждая минута, между тем к Крыму уже стремились немцы, а параллельно с ними Украинская запорожская дивизия подполковника Петра Балбочана. 25 апреля гайдамаки заняли Симферополь, но тут командующий немецкой группировкой в Крыму генерал фон Кош выдвинул ультиматум, запретив украинцам двигаться в сторону Севастополя. А лучше бы Балбочану с его хлопцами вообще покинуть Крым и оставить его немецким войскам. Спорить с немцами в Киеве не решились и мечты о создании «незалежного» флота оставили.
В Севастополе не знали, что противники уже делят русский флот. На позициях же перед городом оставалось не более двух сотен бойцов, да и те не горели желанием сражаться. Саблин выслал к немцам делегацию парламентеров, чтобы получить дополнительное время на подготовку судов, и приказал поднять на кораблях украинские флаги — была надежда, что немцы не станут стрелять в «союзников». Часть кораблей отказались выполнить последнее распоряжение. Командиры эскадренных миноносцев «Поспешный» и «Громкий» явились к Саблину и доложили о решении части судов самостоятельно идти в Новороссийск, на что командующий ответил, что не препятствует. 28 и 29 апреля готовые к походу миноносцы покинули Севастополь и ушли в Новороссийск, но командующий еще оставался на базе флота с большей частью кораблей.
На следующий день 30 апреля немецкие дивизии вышли к Северной стороне и развернули на берегу артиллерийские батареи. Ждать больше было нельзя, Саблину оставалось или сдаться, или идти на прорыв с той частью кораблей, которые были способны к выходу в море. Он выбрал последнее. Подняв Андреевские флаги, корабли устремились к выходу из бухты. Немцы открыли артиллерийский и пулеметный огонь с высот Северной стороны, Саблин приказал не отвечать, дабы не быть обвиненными в нарушении мирного договора. Шедшие первыми линкоры «Воля» и «Свободная Россия», а также три эсминца прорвались в открытое море. Эсминец «Гневный» был подбит и выбросился на берег в районе Ушаковой балки, эсминец «Заветный» был затоплен своей командой в порту. Подводные лодки и малые корабли возвратились в Южную бухту. В Севастополе остались шесть броненосцев, два крейсера и ряд других кораблей, которые не были укомплектованы личным составом. Взрывать или топить корабли не было времени, но их приборы и механизмы управления были выведены из строя.
На ушедших в Новороссийск кораблях находилось около 100 офицеров и 3500 нижних чинов, в том числе и большинство моряков из оставленных в Севастополе кораблей. Ядро флота, в первую очередь два новейших линкора и современные миноносцы, Саблину удалось сохранить. Но это было лишь началом испытаний. Корабли стояли в неприспособленном порту, без угля, нефти и должной ремонтной базы. Запас боеприпасов исчерпывался тем, что находилось на борту, экипажи были не укомплектованы. И всё же флот был жив и готов сражаться. Но судьба его решалась не на Черном море, а в Москве и Берлине. И моряки ничего не знали о сути этих переговоров.
24 мая 1918 года на докладной записке Начальника Морского Генерального штаба капитана первого ранга Евгения Беренса с заключением Высшего военного Совета республики В.И. Ленин накладывает резолюцию:
Так же было решено поступить с Балтийским флотом. Но моряки выступили против и решили топить корабли только в случае непосредственной угрозы, когда возможности для ведения боя уже не будет. В таких условиях адмирал Саблин решается на отчаянный шаг — он едет в Москву, чтобы уговорить Троцкого и Ленина не уничтожать корабли. Спасение флота для него было дороже своей жизни.
В Москве Саблин был немедленно арестован, как и его коллега наморси Балтики Алексей Щастный. Последний был расстрелян в конце июня, и без сомнения Саблина ждала такая же трагическая участь, но он сумел бежать. По счастью, в сторожившем его карауле оказались матросы, знавшие и уважавшие адмирала, они и помогли ему.
«Погибаю, но не сдаюсь!»
А между тем в Новороссийске начался последний акт черноморской трагедии. Флот разделился: на общем сходе флотских экипажей 939 человек выразили желание возвращаться в Севастополь, 640 высказались за потопление кораблей и около тысячи воздержалось. В итоге экипажи каждого корабля решали свою судьбу самостоятельно. Например, на линкоре «Воля» большинство проголосовали за возвращение, а на его собрате «Свободной России» — за потопление.
17 июня, под командованием и.о. наморси А.И. Тихменева (командир «Воли», которого Саблин оставил вместо себя) из Новороссийска в Севастополь вышли линкор «Воля», вспомогательный крейсер «Траян» и восемь эсминцев. Им никто не препятствовал, но на эсминце «Керчь» взвился сигнал: «Судам, идущим в Севастополь: позор изменникам России!». А на следующий день в Цемесской бухте команда эсминца «Керчь» начала с короткой дистанции торпедировать суда Черноморского флота. Один за другим уничтожаемые русскими моряками, шли на дно новейшие эсминцы «Гаджи-бей», «Калиакрия», «Пронзительный», «Феодониси», «Громкий»; миноносцы: «Сметливый», «Капитан-лейтенант Баранов», «Стремительный», «Лейтенант Шестаков»; транспорты «Оксюз», «Эльбрус», «Женероза», «Фредерикс», «Сербия». Линкор «Свободная Россия» только после попадания шестой торпеды пошел ко дну. Корабли уходили под воду, держа на мачтах сигнал: «Погибаю, но не сдаюсь!»
Саблин сумел нелегально добраться до Прибалтики и Финляндии, потом оказался в Лондоне. Оттуда он хотел вернуться в Севастополь, уже освобожденный Белой армией, но неожиданно столкнулся с жесткой позицией ставшего к тому времени Верховным правителем России адмирала Колчака, который, как рассказывал позднее Михаил Павлович, «прислал на имя нашего поверенного в делах в Англии Набокова телеграмму с запрещением мне въезда в Россию и, кроме того, просил его принять меры, чтобы англичане не дали мне возможности командовать Черноморским флотом».
Во главе белого флота
Саблин пренебрег указаниями Колчака и всё же вернулся в Севастополь, где была его семья. К этому времени часть флота снова ходила под российским Андреевским флагом, остальные корабли в соответствии с Версальским договором немцы передали союзникам. Саблин явился к главнокомандующему Вооруженными силами Юга России генералу А.И. Деникину и доложил о своем возвращении, одновременно поставив его в известность относительно позиции Колчака. Антона Ивановича это не смутило, и он предложил Саблину должность Главного командира Севастопольского порта, а потом и всех портов Черного и Азовского морей. Вскоре его должность именовалась уже «Главный командир флота и портов». Саблин участвовал в переговорах с союзниками, убеждал их отдать корабли белогвардейцам. Конечно, о полноценном восстановлении мощи флота речь не шла, но сделать эскадру боевым подразделением Саблину удалось. И вернуть последний оставшийся линкор «Генерал Алексеев» (он же «Александр III», он же «Воля») и новые эсминцы. Корабли флота поддерживали защитников Ак-Манайских позиций, проводили разведки и десанты при освобождении Крыма летом 1919 года, подавляли Очаковские батареи, прорывались в Днепровско-Бугский лиман, содействовали пехоте при взятии Херсона и Николаева и десанту в Одессу. В большинстве этих операций возрожденного из небытия флота командовал им адмирал Саблин.
Сам того не желая, Саблин оказался в центре чудовищного клубка интриг. Кроме того, что против него постоянно открыто выступал Колчак, Верховному вторили и многие адмиралы, упиравшие на «красное» прошлое Саблина.
Сам адмирал был уверен в своей правоте: «Я полагаю, что благо Родины зиждется не на том, уйду ли я или не уйду из флота, а зиждется, кроме всего прочего, на справедливости, на уважении к суду и на признании заслуг тех лиц, которые работали и работают для спасения России». Говоря о суде, адмирал подчеркивал, что после возвращения из Европы он прошел через следственную комиссию контрразведки, которая полностью его оправдала. Однако генерал Деникин не хотел раскола в Белом движении, и Саблин был отодвинут с поста командующего, правда, весьма деликатно.
Весной 1920-го, когда к руководству армией пришел барон Врангель, адмирал Саблин снова возглавил флот. Уже полноценно и официально. Колчак к этому времени погиб. Правда, и самому Саблину оставалось недолго — у него всё сильнее проявлялись симптомы страшной и неизлечимой болезни — рака печени. Один из сподвижников Врангеля, депутат III и IV Думы и государственный контролер Никанор Васильевич Савич, писал в своих воспоминаниях, что Саблин в это время «был совсем больным человеком. Страшный недуг, от которого он умер месяца три спустя, подтачивал его организм, лишал сил и энергии». И тут же словно противоречил этому утверждению: «Притом он одновременно командовал боевым флотом, операции которого занимали всё его время и внимание». Впрочем, для Саблина флот и жизнь были синонимами.
Главная его заслуга в это время — подготовка флота к эвакуации. Он реально оценивал ситуацию и заблаговременно приказал создать неприкосновенные запасы угля и масла на случай эвакуации. Корабли и экипажи были готовы и, когда наступил критический момент, им удалось организованно вывести из Крыма более 150 тысяч человек. Огромная заслуга в спасении этих людей от большевиков принадлежит Михаилу Саблину.
Но сам адмирал до этого не дожил. Осенью 1920-го он скончался. Его похоронили в родном Севастополе во Владимирском соборе, где покоились все знаменитые черноморские адмиралы. Правда, в советское время могилу разграбили — революционный террор всё же добрался до него. Но имена погромщиков не сохранились, а память об адмирале Саблине жива по сей день. И могилу его в соборе восстановили.