Барышня-крестьянка: первые ростки эмансипации в русской деревне
Литературный дебют москвички Натальи Соловьевой основан на семейной истории. Бывшая парижская студентка покопалась в архивах и создала эпическое полотно — не без засечек, перекосов и оборванных нитей, но в целом крепкую и красивую ткань. Критик Лидия Маслова не осталась в стороне и представляет книгу недели — специально для «Известий».
Наталья Соловьева
«На берегу Тьмы»
Москва: Издательство АСТ, 2020. — 464 с.
Действие романа «На берегу Тьмы» начинается через полвека после Манифеста «О Всемилостивейшем даровании крепостным людям прав состояния свободных сельских обывателей» (точнее, в 1913-м). Однако одной из главных тем книги можно считать «крепостное право» в самом широком, философском смысле слова. Речь идет о присущей каждому мыслящему существу тяге к другой жизни, чем та, к которой он «прикреплен» по рождению, социальному происхождению и семейным обстоятельствам.
Источником вдохновения для Соловьевой тоже стал интерес совсем к другой жизни, довольно фантастической по сравнению с той, к которой она раньше привыкла. В предисловии она рассказывает, как, отучившись в Париже, приехала в тверскую деревню Берново на берегу реки Тьма, в фамильное имение своего мужа:
«Я жила в самом центре Парижа на улице Аркад, в бывшей комнатке для прислуги на шестом этаже, гуляла по Тюильри и Елисейским полям и думать не думала, что однажды приеду в далекую тверскую деревню и полюблю ее всем сердцем»
Ближе к финалу романа писательница, искусно сплетающая факты и вымысел, поселит в этой самой комнатке одного из героев. В центре сюжета книги, основанной на «смешении многих семейных притч», — судьба берновской крестьянки Катерины, которой в начале романа шестнадцать, а в финале — под пятьдесят. Все эти десятилетия героиня разрывается между влечением к женатому (поначалу) барину, с которым ее разделяют непреодолимые социальные преграды, и любовью к его управляющему — меднокудрому купцу, вступающему с ней в брак вопреки воле отца и поначалу представляющемуся девушке каким-то сказочным царевичем.
Однако на протяжении романа социально-психологические обстоятельства успевают радикально измениться, так что многое оказывается не совсем тем, чем кажется. И страсть к дворянину становится не такой запретной, порочной и животной, и чувство к законному мужу не таким светлым. Да и сам муж вдруг выходит не таким уж безупречным, честным, смелым и благородным.
По накалу страстей и плотности запутанного клубка сюжетных линий «На берегу Тьмы» напоминает такие классические советские сериалы, как «Вечный зов» и «Сибириада». Кроме того, роман Соловьевой укоренен в русской классической традиции. Само имя героини — Катерина — с первых же страниц напоминает про добролюбовский «Луч света в темном царстве», тем более в сочетании с названием реки Тьма, притока Волги, где утопилась героиня «Грозы». Реальная топонимика в романе приобретает особенно густой метафорический смысл (и кроме того, отсылает к пьесе Леонида Андреева «Тьма»). Есть в романе Соловьевой и своеобразный аналог Кабанихи — Клопиха, экономка в барской усадьбе, блюстительница традиций и ненавистница поступившей в няньки Катерины, которую она считает блудницей, подбивающей клинья к хозяину.
В некоторых эпизодах возникают и ассоциации с толстовской Катюшей Масловой. Почти как цитата из «Воскресения» выглядит сцена пасхального поцелуя героини с симпатичным барином, к которому примешиваются не только чисто христианские чувства. Сам барин Николай Вольф выглядит как реинкарнация Андрея Болконского — «старый дуб», тоже несчастливо женатый и после расставания с женой решающий, что «жизнь уже кончена, осталась только забота о детях и имении». Лишь после встречи с Катериной что-то в нем оживает, в точности как у князя Андрея после знакомства с Наташей Ростовой.
Однажды, поехав гнать зайца, Николай падает с лошади и лежит, словно под небом Аустерлица; разве что облаков в тот день не было:
«Николай лежал, раскинувшись на припорошенном поле, и смотрел в синее, без единого облачка, зимнее, торжественное небо. <...> Николай лежал и думал, что всего секунду назад мог всё отдать, лишь бы взять этого зайца. А теперь ему всё равно. Он останется здесь, пока не замерзнет»
Однако, заимствуя у Толстого мизансцену, Соловьева придает ей совершенно иной смысл и иной финал, оставляя надежду на душевное воскрешение героя благодаря женщине: «...Во многом именно встреча с Катериной подтолкнула Николая бросить жалеть себя...» Совсем по-другому решается в романе «На берегу Тьмы» и проблема женской свободы воли, которая в начале представляется совершенно недостижимой, но постепенно принимает всё более реальные очертания.
В том числе и благодаря скандальному мезальянсу крестьянки с дворянином, впервые подающим ей неслыханную идею: «Ты свободна поступать как знаешь» и советует жить своим умом. А уж когда барин, научивший Катерину читать, учит ее и обращаться с оружием, в ее сознании происходит кардинальный переворот:
«За годы войны, когда мужа не было рядом, она повзрослела и перестала быть наивной, но всегда отделяла для себя то, что бабское, то есть ее, и то, что мужское, к чему она отношения иметь не может. И вот сейчас, с оружием в руках, Катерина прикоснулась к мужскому, к недоступному ей по рождению, и это мужское ей понравилось»
Впрочем, Наталья Соловьева далека от того, чтобы видеть путь освобождения женщины, главный girl power, всего-навсего в освоении мужских навыков и умений. Своеобразный феминизм романа имеет «почвенный» уклон и сформулирован в одной из ключевых повторяющихся фраз:
«Катерина представила, что стоит на берегу реки и не может уйти, что бы ни случилось. Мимо проносились годы, проходили эпохи. Грохотали войны. Но она, незыблемая, оставалась на месте. Потому что знала, поняла наконец, что женщины — основа всего. Как земля. Мы и есть земля»
