Караул усталых: почему «Белое солнце пустыни» любимо зрителями и сегодня
50 лет назад, 14 декабря 1969 года, зрители (пока, впрочем, избранные — в широкий прокат картина вышла лишь в марте 1970-го) впервые увидели «Белое солнце пустыни», едва ли не самый популярный и любимый фильм, когда-либо снятый на русском языке. Журналист Алексей Королев для «Известий» попробовал разобраться в тайной механике, с помощью которой режиссеру Владимиру Мотылю удалось добиться столь ошеломляющего успеха.
На фронтире
«Первый советский вестерн, или, точнее, истерн» — формулировка, утвержденная еще советскими киноведами, столь же неполна, как и почти любое безапелляционное жанровое определение. Вестерн — конечно, не только остросюжетное кино с лошадьми, кольтами и бескрайними просторами. Вестерн — это в первую очередь кино о фронтире, о границе обитаемого мира и выживании на этой границе.
У Советского Союза тоже был свой фронтир — вся огромная имперская Азия от Прикаспия до Чукотки, — и, разумеется, боевики о советском фронтире снимали задолго до «Белого солнца пустыни». В том числе и вполне выдающиеся вроде «Дороги» (1955) Александра Столпера, действие которой происходит в условном Горном Бадахшане, или снятые в том же году «Следы на снегу» Адольфа Бергункера, где герои гоняют бандитов по заснеженной якутской тундре. Да и басмачей на экраны привел, разумеется, не Мотыль: достаточно вспомнить «Джульбарса» (1935) или «Тринадцать» (1936). Однако отчего-то именно безыскусной до неправдоподобия истории про спасение уставшим от бесконечной войны дембелем брошенного в пустыне бандитского гарема выпало стать эталоном жанра, его непокоренной вершиной и просто очень хорошим, да что там — великим фильмом.
Тому есть несколько объяснений — но самые поверхностные, типичные для кинематографа тут не работают. Владимир Мотыль — крепкий профи, что впоследствии доказал «Звездой пленительного счастья», но вовсе не столп кинорежиссуры. Да, почти все актеры сыграли тут свои лучшие роли — но положа руку на сердце единственным настоящим виртуозом в этой компании был Луспекаев. Фабула и драматические ходы вроде бы тоже не производят сногсшибательного впечатления, диалоги балансируют на грани анекдота: это сейчас «Мне за державу обидно» высекают в граните, а фраза-то, если вдуматься, таким пафосом отдает, что ей едва не перестаешь верить. Отчего же получилось то, что получилось?
Утомленные солнцем
Начать придется все-таки со сценария. Его переписывали многократно, выкидывали целые эпизоды, правили и вставляли вновь. Известно, что писем к Катерине Матвеевне ни в одном из вариантов не было, их придумал Мотыль, чтобы разбавить революционную героику (он же снимал не истерн, а «приключенческий историко-революционный фильм») фольклорным элементом, а сочинил — Марк Захаров.
Но, честное слово, не в фольклоре дело. Давайте просто вспомним персонажей фильма и зададим себе простой вопрос: а где злодей? Где главный движитель любого вестерна, антагонист, на фоне которого так выигрышно смотрится главный герой? Абдулла? Полноте — ну какой он злодей. Так, что называется, не сошлись во взглядах — с Суховым по вопросу эмансипации, с Верещагиным — о границах дозволенного в период всеобщей анархии. Спрятанный в броню подаренного англичанами френча и собственной едкой иронии человек, который, конечно, преступник — но где нам найти ангелов в том времени и месте? Разве Абдулла бессмысленно жесток? Патологически лжив? Разве он предатель? Он ведь, в сущности, даже не басмач, не идейный враг новой власти — просто контрабандист, решающий извлечь свой небольшой гешефт от царящего вокруг бардака.
Вестерн без антигероя? Да разве такое бывает? Бывает — и, что удивительно, в лучших образцах жанра вроде фильма «Хороший, плохой, злой» Серджио Леоне, где, как известно, Хороший вовсе не так уж хорош, Плохой вызывает не меньше сочувствия, чем Хороший, а Злой вообще самый симпатичный персонаж. Неизвестно, видел ли Мотыль фильм Леоне, но совпадение получилось просто поразительным. (Разумеется, настоящий злодей в «Белом солнце» есть — это Джавдет, да вот только он на экране не появляется).
Кахи Кавсадзе в роли Абдуллы (справа)
Вторая важная вещь, которая сделала фильм Мотыля шедевром, — фантастически точная интонация нарратива, в первую очередь — нарратива актерского. Действие происходит в 1920 или 1921 году. Окончена тяжелейшая, кровавая война, которая, в общем, шла не с 1918-го даже, а с 1914 года. И единственное чувство, которое объединяет всех героев фильма, — нечеловеческая усталость. Устал от бесконечного сражения Сухов, устал от хаоса и падения государственных институтов Верещагин, невероятно, до обморока устала его жена. Утомлен своей нескончаемой и даже ему самому кажущейся бессмысленной вендеттой Саид. Да и Абдулле уже, в общем, ничего не нужно, ни контрабанды, ни гарема, ни свободы. Среди желтой песчаной пыли несколько смертельно усталых мужчин устраивают свои довольно-таки частные разборки — идеальный, классический ход вестерна, куда более важная его составляющая, нежели все кольты и кони.
Выдержанное, крепкое
Известно, что «Белое солнце пустыни» задумывалось как чисто коммерческая история, финансировалось по остаточному принципу (в тот год все силы советской киноиндустрии были брошены на киноэпопею «Освобождение») и снималось с тем особым разгильдяйством, которое присуще всем проектам, осуществляемым по принципу «с бору по сосенке». На площадке царила анархия, сопровождавшаяся эксцессами алкогольного характера, не только в массовке, но и в эпизодах снималась толпа любителей (например, почти все жены Абдуллы и его нукеры — непрофессиональные актеры), погиб один из каскадеров. Фильм едва не закрыли из-за перерасхода бюджета, и он категорически не понравился в Госкино. Дальше начинаются легенды про Брежнева, который пришел в восторг (а вслед за ним и остальные зрители), но не в Брежневе суть. Знаете, какое место фильм Мотыля занял в советском кинопрокате в 1970 году? Десятое. Уступив не только монструозному «Освобождению» и задорному «Черному тюльпану», но и унылейшему «Послу Советского Союза» и таким произведениям искусства, как «Мазандаранский тигр» иранского производства и пакистанская «Сайха». Более того, в ежегодном опросе журнала «Советский экран» только 4% зрителей назвали «Солнце» лучшим фильмом года — и столько же... худшим.
Ситуация начала меняться уже к концу десятилетия. Нет, товарищ Сухов не поселился на телевизионных экранах, фильм показывали вовсе не часто, правда, песня про госпожу-удачу исправно входила во всевозможные «киноконцерты». Но в 1979 году одному из сценаристов ленты, Рустаму Ибрагимбекову, дали премию Ленинского комсомола за несколько сценариев — в том числе и за «Белое солнце пустыни». Фильм наконец разглядели киноведы, слово «истерн» вошло в оборот. Ну а потом пал Советский Союз и общество быстро устало от отсутствия внятных эстетических ориентиров, на федеральных каналах начался, теперь уже понятно, что вечный, «советский проект», Сухов и Абдулла, Саид и Верещагин замелькали на экранах с частотой рекламных роликов — и неожиданно выяснилось, что Мотыль снял не просто любимое всеми кино, растасканное нацией на цитаты. У него получилась картина, в которой сошлись утраченное ныне ремесленное мастерство, толстенный слой кинематографических и культурных аллюзий, блестящая работа со словом и с актерами, двойное и даже тройное смысловое дно. А что нам дает такой набор ингредиентов. Да ничего особенного — просто шедевр. Может быть, и не лучший фильм, снятый на русском языке, но уж точно — главный.
