Волшебный стрелок
Актер Театра на Таганке Борис Хмельницкий памятен большинству выросших в 1970–1980-е как несравненный Робин Гуд из фильма с песнями Владимира Высоцкого. Но в биографии Хмельницкого было немало иных интересных ролей и ситуаций. В день рождения актера, 27 июня, кинокритик Лидия Маслова вспоминает о судьбе Хмельницкого — специально для портала iz.promo.vg.
Чистая магия
О поступлении Бориса Хмельницкого в Театральное училище имени Щукина в 1962 году есть легенда, что сдать экзамены страдающему заиканием абитуриенту чудесным образом помог экстрасенс Вольф Мессинг, друживший с его родителями. Мистические мотивы и в дальнейшем проявлялись в судьбе актера — например, в загадочной истории с ролью Воланда в спектакле «Мастер и Маргарита», из-за которой он ушел из Театра на Таганке, где прослужил более 20 лет.
Существуют различные версии этой истории, и сейчас уже невозможно выяснить, как и почему Хмельницкий оказался в ситуации, когда он вынужден был бороться за роль князя тьмы. Но судя по всему, совершенно не в его характере было расталкивать коллег локтями, несмотря на то что его актерская биография, особенно в кино, состоит преимущественно из ролей весьма боевитых мужчин. Сразу после окончания театрального училища молодой актер яркой внешности привлек внимание украинских режиссеров, склонных к артхаусным формальным экспериментам. После того как Леонид Осыка заметил его в минималистском поэтическом спектакле Таганки «Павшие и живые», Борис Хмельницкий дебютировал в кино.
Его роль в драме «Кто вернется — долюбит» называется «поэт-солдат» и служит олицетворением человечности в бесчеловечных условиях войны. Казалось бы, в сдержанной эстетике этого фильма от актера требуется очень немногое: просто быть красивым и выразительно выполнять элементарные бытовые действия — например, пить из кружки. Но художественный эффект тут достигается за счет того, что честно и безыскусно проявленные на лице безукоризненные душевные качества героя становятся важнее, чем актерский технический инструментарий. Первое вообще в жизни встречается реже, чем второе, и, возможно, в этом (а не только в эффектных внешних данных) заключался основной актерский козырь Бориса Хмельницкого: ему не надо было прилагать усилий, чтобы сыграть прекрасного человека, потому что он им и правда был.
В этом смысле заметно выделяется на фоне главных героев его второстепенный в сущности персонаж — Николай Кибальчич в фильме Лео Арнштама «Софья Перовская» 1967 года. Если посмотреть на этот революционный байопик сквозь инфракрасный прицел, то наиболее теплую ауру излучает именно Кибальчич, самый обаятельный и добрый из народовольцев, душа компании, который произносит тост «За дорогую нашим сердцам свободу!», а потом весело наяривает на фортепьяно танцующим соратникам, напевая: «За друга готов я хоть в воду, но жаль, что с воды меня рвет!» И вряд ли у кого-то другого из террористов-народовольцев более убедительно получилась гуманистическая речь, которую произносит Кибальчич-Хмельницкий на суде, обводя зал огромными глазами, полными сочувствия народным страданиям.
В 1968 году Борис Хмельницкий снялся в мистическом триллере «Вечер накануне Ивана Купала» мастера поэтического реализма Юрия Ильенко. В этой картине режиссеру требовалось не столько внутреннее содержание, сколь внешняя оболочка актера, которую он вплетает в свой сложный орнамент вместе с неодушевленными предметами — актер тут служит одной из виньеток в задуманном узоре, сливается с природой как ее молчаливая часть. Однако Борис Хмельницкий и тут вызывает сочувствие, являясь в начале лучезарным ясноглазым парубком — идеальной жертвой для дьявольских происков, а в конце измученным угрызениями совести стариком, обросшим седой бородой.
Суровый лик
С бородой актер уже не расставался после роли итальянского морского офицера Вильери в «Красной палатке» Михаила Калатозова, и эта деталь облика добавила ему суровости, превратив из чувствительного юноши в мужчину, способного на резкие поступки. В этом качестве Борис Хмельницкий оказался незаменим для мастера рыцарских баллад Сергея Тарасова, разглядевшего в нем прирожденного вольного стрелка — первый фильм о нем, «Стрелы Робин Гуда», вышел в 1975 году.
В этом Робин Гуде ощущается не только разбойничья лихость, но порой и какая-то мудрая задумчивость государственного деятеля, не хуже русского князя Игоря Святославича, которого Хмельницкому до этого довелось сыграть в фильме-опере Романа Тихомирова. Но с лирической задумчивости актер легко переключается на насмешливую злость — он хоть и благородный, но все-таки разбойник, беспощадную меткость которого другие персонажи объясняют опять-таки мистическими причинами: «Сам дьявол тебе помогает».
Сергей Тарасов снял Бориса Хмельницкого еще в нескольких картинах — «Черный треугольник», «Черная стрела», «Баллада о доблестном рыцаре Айвенго», «Приключения Квентина Дорварда, стрелка королевской гвардии» — однако сам признавал, что слишком хорошо совпавший с Робин Гудом актер именно из-за этого успеха мог лишиться каких-то ролей, идущих вразрез с прославившим его имиджем. Сопоставимых с Робин Гудом по народной популярности главных ролей Хмельницкий, к сожалению, действительно больше не сыграл, хотя фильмография его весьма обширна.
Еще одним автором, ценившим Хмельницкого как актера, способного украсить фильм несколькими короткими эпизодами, в 1970–1980-е был Валерий Рубинчик, снявший его в «Дикой охоте короля Стаха», «Комическом любовнике, или Любовных затеях сэра Джона Фальстафа» и «Комедии о Лисистрате». Да и у других режиссеров, вплоть до самой смерти в 2009 году, у Бориса Хмельницкого не было недостатка в ролях всевозможных отчаянных людей — рыцарей и стрельцов, королей и князей, лордов и виконтов, цыган и атаманов, капитанов и послов, моджахедов и охотников.
Однако самую безрассудную смелость этот актер, никогда не дравшийся за место на авансцене, проявил в жизни. В августе 1991-го, во время путча ГКЧП, он предложил своим друзьям одеться в костюмы популярных киногероев и выйти перед танками: сидящие в них не смогут стрелять по трем мушкетерам и Робин Гуду. Идея чересчур романтическая, но как оказалось, не такая уж и абсурдная. Переодеваться Борис Хмельницкий не стал, но вместе с Мстиславом Ростроповичем, Александром Пашутиным и Станиславом Говорухиным остался в осажденном Белом доме. Впоследствии дочь Бориса Хмельницкого, Дарья, рассказывала со слов командира спецназа, что единственный случай в истории, когда «Альфа» не подчинилась приказу и не открыла огонь, был связан не с политическими соображениями, а с нежеланием стрелять по любимым артистам.