Резонеры и резонаторы: небесная гармония на прослушке
Представлять отечественному читателю петербуржца Павла Крусанова уже давно не нужно: всякий, кто мало-мальски желает быть в курсе актуальной литературы, знаком хотя бы с его главными бестселлерами — «Укусом ангела» и «Бом-бом». Новый роман Крусанова вновь обращается к трансцендентному и мистическому аспекту современности — и снова, как в «Американской дырке», музыкальному. Критик Лидия Маслова выбрала «Яснослышащего» как книгу недели — специально для «Известий».
Павел Крусанов
Яснослышащий
М.: Флюид ФриФлай, 2019. — 224 с.
Героя новой книги Павла Крусанова зовут Август Сухобратов, и человека с таким именем трудно воспринимать иначе, чем как персонажа какого-то сказочного фэнтези, к которому давно склонен этот умеющий придавать самым обыденным, бытовым событиям оттенок чего-то «невообразимого» писатель. В начале «Яснослышащего» с шестилетним героем приключается не заурядная, а прямо-таки фантастическая ангина «из ряда вон» — эта болезнь, похоже, вообще одна из любимых у писателя, и порой именно она создает горячечный портал для важных прозрений и озарений. Тут не получается, а хорошо бы подобрать аудиальный аналог слову «прозрение», в духе крусановских рассуждений о том, что основным инструментом философской мысли почему-то принято считать визуализацию, хотя в начале-то было Слово: «Бог, будучи одновременно Симфонией и ее Создателем, разумеется, не видел, а слышал каждый день творения, когда оценивал, что это хорошо».
Отлежавшись в больнице с ангиной, Август заодно подвергается всестороннему обследованию, которое дает удивительный результат: «Эхограмма к изумлению врачей показала в моем теле странное образование размером с перепелиное яйцо, чуть вытянутое и имевшее в верхней трети перетяжку, как рыбий плавательный пузырь. Образование располагалось над диафрагмой, между спинной стенкой пищевода и позвоночником». Сначала медицина рассматривает онкологические версии происходящего, но постепенно, по мере взросления, герой начинает догадываться, что под шумок ангины высшие силы установили в животе у маленького Августа (интересно, как родители ласково называли приболевшего малыша — Авочка? Гусик?) своего рода «жучок», позволяющий прослушивать музыку сфер, испытывая упоительное ощущение, что мир сочинен Творцом как дивная божественная симфония, где нет ни одной лишней ноты, а не как бессмысленная какофония индустриального скрежета, грохота взрывов, детского визга и стонов умирающих. У яснослышания есть, однако, издержки: становится слышна не только космическая музыка, но и «бытовой наш разговор», то есть индивидуальная мелодия каждой отдельной человеческой души, как правило, далекой от гармонии. Так что порой до чуткого внутреннего слуха Августа доносятся песенки вроде тех, которые, едучи в такси, просишь водителя поскорей переключить. В начале первой главы (точнее, «действия» — так по-театральному членит свою книгу Крусанов) герой брезгливо описывает бесцеремонное вторжение в зону покрытия его секретного радара: «А этот, источая крепкий дух олд спайс («Один пшик — весь день мужик!»), увидел, скользнул из своего угла и — будьте‑нате: вау! я вас узнал, вы классный, давайте сводить знакомство и френдить на дружеской ноге... Вот что бывает, если доведется засунуть голову в телеэкран. Как было тут не щелкнуть по носу? Я мигом разобрал мелодию его душонки».
Почти так же высокомерен Август, в юности ставший известным музыкантом в составе рок-группы «Улица Зверинская», в своих интервью, которые он периодически раздает на протяжении нулевых. В форме диалогов умного и образованного героя с более или менее туповатыми и невежественными журналистами Крусанов преподносит значительную часть любопытной информации, например об «асса-культуре», под которой подразумевается некий «параллельный мир», порожденный молниями, ударившими в Ленинград на рубеже 1970–1980-х и не покрываемый определениями «ленинградский андеграунд» или «питерский нонконформизм». В программе «Катапульта» Сухобратов читает весьма обстоятельную лекцию об «асса-культуре», перечисляя все ключевые имена (Гребенщиков, Шинкарёв, Курёхин, Майк, Цой, Новиков, Африка...), но оставляя список открытым, как и само явление — незавершенным, потому что в его философской концепции время вообще не завершается, а сворачивается в кокон, из которого, когда «придет пора», может вылупиться нечто неожиданное.
Ведущему «Катапульты» Август втирает, что термин «асса-культура» придумал какой-то «обрусевший бенгалец», но, судя по всему, Крусанов почерпнул его у Александра Секацкого, одного из двух своих главных философских кумиров наряду с Фридрихом Ницше. Каждый из этих guest star подарил «Яснослышащему» по эпиграфу: немец напоминает, что на свете нет ничего, что было бы лишено голоса и не хотело бы звучать, а петербуржец лаконично предупреждает: «Но главное, что нас сейчас интересует, — это аргумент относительно музыки».
Есть у Павла Крусанова немало аргументов и относительно времени. Оно, как и музыка (которая делится на мнимую музыку, musica ficta, или «музло» и Музыку с большой буквы, пифагорейскую музыку сфер), бывает «плохое» и «хорошее» — Хронос Пожирающий, обозначающий количественную последовательность событий, уходящих в бездну прошлого, и Кайрос Крылатый, внутреннее время человека, которое он слышит или нет, в зависимости от своего духовного развития. Впрочем, и на старуху бывает проруха, и даже духовный яснослышащий человек в любой момент может дать маху (как справедливо замечено в финале романа, «Небесный промысл опять нас всех надует. Ну то есть всех вообще. Затейливо и ловко завернет, как не могли бы и представить».) Один из самых наглядных тому примеров — любовная линия романа, в котором женщина скорее одна из сильнейших помех для внутреннего слуха, такая же досадная, но увы, неизбежная, как необходимость зарабатывать деньги. Совершенно неожиданным и парадоксальным образом уточенный и прошаренный в высоких материях Август, за версту чующий пошлость, презирающий телеведущих, на чьи дурацкие реплики он откликается двумя ремарками — «не реагирует» и «перебивает», — вдруг прямо в студии влюбляется в телеведущую и абсолютно глохнет от любви, которая оборачивается чудовищным вероломством. Убитый горем герой уезжает к другу в экологический скит, где его продолжают посещать изощренные размышления о природе музыки и времени, потом дает концерт «сверхзвуковой музыки», умудряясь едва ли не магическим образом «живописать музыкой» и создавая у слушателей реалистичные видения, наподобие голографических, только еще эффектнее. Ближе к финалу герой отправляется на войну в Донбасс, после чего его внутренний резонатор оказывается несколько расстроен, но понемногу Августу удается избавиться от угнездившегося в голове «голоса мертвой воды», яснослышание восстанавливается в первоначальной красе, и герой записывает новый альбом «могущественной музыки». Тут-то и начинается форменное фэнтези с перемещением героя в альтернативную версию собственной судьбы, в которой музыка не только метод познания и философского осмысления мира, но и мощнейший инструмент его сотворения.
