Всего намешано: воспоминания классика российской звукорежиссуры
Придя на «Мосфильм» в 1959 году после окончания Московского электротехнического института связи, Екатерина Попова Эванс проработала несколько лет инженером, перематывая пленку на фонографах в аппаратной, научилась ремонтировать звуковую аппаратуру и к 1967-му постепенно стала звукорежиссером перезаписи. В этом качестве ее послужной список насчитывает 13 фильмов, от эпопеи Юрия Озерова «Освобождение» до исторической драмы «Агония» Элема Климова. Сегодня она — живой классик отечественной звукорежиссуры. 7 апреля Екатерине Джоновне исполняется 85 лет, и эти сдержанные воспоминания вышли почти ровно к юбилею. Критик Лидия Маслова представляет книгу недели — специально для «Известий».
Екатерина Попова Эванс
Записки звукорежиссера
М.: Канон+ РООИ «Реабилитация», 2022. — 192 с.
Чем звукорежиссер перезаписи отличается от главного звукорежиссера, работающего на съемочной площадке, автор разъясняет подробно и доходчиво для широкого читателя, который почерпнет из книги понимание многих профессиональных терминов:
«Перезапись — это миксаж, то есть сведение под изображение всех составляющих звукооформления фильма в единое целое, которое называется оригиналом перезаписи. Этот процесс в руках звукорежиссеров буквально, поскольку их пальцы управляют микшерами, изменяя громкость звуковых фактур (реплики, музыку, шумы и так далее), добиваясь такого соотношения, которое будет органично с изображением»
Тех, кому в записках Поповой Эванс может не хватить чисто профессиональных, технических подробностей (скажем, студентов киношкол), можно переадресовать к ее же «Курсу лекций по звукорежиссуре в кино». Там многолетняя преподавательница ВГИКа суммирует не только собственный опыт, но и разбирает работу со звуком в кино на примере европейского артхауса и фильмов, удостоенных «Оскара» в номинациях «Лучший миксаж звука (mixing)» и «Лучший монтаж звука». Разницу между «миксажом» (сведением) и «монтажом» Попова Эванс тоже растолковывает в «Записках...»:
«Лучшее сведение» — это лучшая перезапись звука, которая всегда делается звукорежиссером перезаписи, но вместе с главным звукорежиссером. В «Лучший монтаж звука» входит и саунд-дизайн, — помимо монтажа синхронных шумов, фонов и речи»
В этой терминологии звукорежиссер перезаписи, которым начинала свою карьеру автор книги, может называться на международный современный манер попросту «миксером»:
«Я употребляю архаичный, ничему не соответствующий термин «перезапись», поскольку он принят в нашем кино и теперь существует в титрах фильма. Термин mixing в точности определяет этот процесс. Он означает «смешивание». <...> «Миксеров», то есть звукорежиссеров перезаписи, можно пересчитать по пальцам как в США и на Западе, так и у нас»
Сведение звука на пульте перезаписи, по свидетельству Поповой Эванс, во многом изнурительней, чем работа звукорежиссера на съемочной площадке. Между тем автором, «творцом» звукового решения фильма считается не тот, кто сидит на пульте перезаписи, а тот, кто записывает звук на площадке, и именно он обозначается в титрах и получает призы, в то время как фамилии звукорежиссеров перезаписи в советское время в титрах даже не указывались. «Мы тогда понятия не имели, что в США за миксаж (перезапись) дают звукорежиссерам премию «Оскар», — не без горечи замечает Попова Эванс, вообще-то мемуаристка довольно сдержанная, мужественная и не склонная жаловаться или драматизировать непростые рабочие моменты.
Первый из таких психологически щекотливых моментов был связан с работой на фильме Отара Иоселиани «Жил певчий дрозд», который Поповой Эванс как звукорежиссеру перезаписи дался очень нелегко. На худсовете картину похвалили, отдельно отметив звуковое решение: «Катя, Вам спасибо. Всё теперь понятно и встало на свои места», однако немедленно подошедший Иоселиани вылил на молодого специалиста ушат холодной воды: «Я не могу сказать вам спасибо. Вы своими женскими ручками так всё пригладили, что я не узнаю свой фильм. Вы его испортили».
Тем не менее именно благодаря Иоселиани, позвавшему ее четыре года спустя на «Пастораль», Попова Эванс смогла повыситься в «мосфильмовской» табели о рангах до главного звукорежиссера, работающего с самого начала съемок на площадке, где поначалу ей все было в новинку:
«Казалось, что собрались знакомые друг с другом люди, в основном товарищи Отара Иоселиани. Все общались между собой и с Отаром. Никаких нервов. Под мышкой почему-то у мужчин свернутые в трубочку газеты. Это меня просто поразило. Неужели у них есть время и желание читать газеты? Позже я поняла, что в газетах находятся поллитровки с чачей (грузинской водкой), к которой они иногда прикладывались. Наверное, это было им необходимо для поддержания формы и сохранения спокойствия»
Из множества фильмов, в создании которых участвовала Попова Эванс, для своих «Записок...» она выбрала девять картин: восемь наиболее известных, как профессионалам, так и публике, и одну не столь знаменитую, но дорогую автору по личным причинам. Это детский фильм 1996 года «Котенок», снятый сыном Екатерины Джоновны, Иваном Поповым, жизнь которого, оборвавшаяся слишком рано, тоже могла бы стать сюжетом для фильма о сложном пути в режиссерской профессии, в которую выпускник полиграфического института по специальности «художник-график» устремился вопреки материнским сомнениям:
«Я отмалчивалась, так как была против. Моя мама была режиссером научно-популярных фильмов, и я знала, как полностью уходят в эту профессию. Она приходила домой и почти не замечала меня, думая только о том, правильно ли у нее кошка вошла в кадр»
Себя Попова Эванс тоже склонна характеризовать как человека, слишком поглощенного своей работой, чтобы много общаться с людьми, окружающими ее в аппаратной и на съемочной площадке. Тем не менее в «Записках звукорежиссера» можно встретить несколько ярких портретов ведущих отечественных режиссеров, работая с которыми автор успела ухватить суть характера и творческого метода каждого из них. Кроме резкого и порой грубого Отара Иоселиани «с горящими глазами желтоватого цвета», тут можно встретить и прекрасно воспитанного, сдержанного и спокойного Юлия Райзмана, доводящего группу до белого каления своей педантичностью, и демократичного Александра Митту, и, наоборот, окруженного всеобщим поклонением Никиту Михалкова.
