Писатель и няша: как умеют любить лауреаты литературных премий
Роман Сенчин — лауреат и номинант едва ли не всех существующих в России литературных премий, от «Большой книги» до премии правительства РФ. Разумеется, новый сборник его повестей не мог пройти мимо внимания критика Лидии Масловой, представляющей книгу недели — специально для «Известий».
Роман Сенчин
Русская зима
Москва: Издательство АСТ: Редакция Елены Шубиной, 2022. — 443 с.
Заглавная повесть нового сборника Романа Сенчина «Русская зима» (вышедшего с подзаголовком «Две истории бегства») имеет все жанровые признаки дамского романа и написана не от лица, но с точки зрения женщины, 29-летнего известного драматурга, за именем которой — Серафима Булатович — без труда угадывается спутница жизни Сенчина Ярослава Пулинович. «Русская зима» во всех подробностях рассказывает историю их любви, в которой сам автор выступает под своим давним псевдонимом Олег Свечин.
Композиционно эта love story состоит из трех основных встреч — «ознакомительная», когда у героев случается первый секс на литературно-театральном фестивале в Новосибирске, неудачная, пошедшая наперекосяк и чуть всё не испортившая, и финальная — ведущая к хеппи-энду и свадьбе, когда Свечин приезжает к любимой из Москвы в Екатеринбург насовсем со своим нехитрым скарбом. В чисто литературном плане лучше, напряженней и эмоциональней автору удалось второе свидание героев, казалось бы, ставящее точку на дальнейших отношениях. Влюбленная по уши Серафима прилетает на пару дней в Москву на премьеру спектакля по своей пьесе, куда приглашает и Свечина. Тот на следующий день заваливается к ней в общежитие с бутылочкой коньяка, но слишком маленькой, чтобы можно было строить какие-то планы на будущее.
Особенно цинично выглядит интригующая эротическая деталь: «Он поднялся, взял ее за руку. — Пойдем. — Опять? — Угу... Ты на корточках умеешь? Не став уточнять, что именно он имеет в виду, Серафима ответила: — Умею». Бедной одинокой читательнице за 40 с высшим образованием (а именно такой представляется основная целевая аудитория «Русской зимы») будет, наверное, трудно унять фантазию, пытаясь вообразить конкретную мизансцену. Впрочем, возможно, про корточки писатель просто пошутил (шутит он крайне редко, поэтому надо ценить каждую попытку).
Читательницу с интеллектуальными запросами, пожалуй, может немного смутить, что популярная драматург и «статусный» 45-летний писатель как-то редко и скупо разговаривают о том, что является главным делом их жизни, то есть о литературе. Если они и заводят о ней речь, то чаще в утилитарном аспекте, обсуждая зыбкую и условную разницу между «ремеслом» и «халтурой». Или шутят в гостях у родителей Серафимы о том, что два лауреата «Большой книги», «Дебюта» и «Евразии» — «два сапога пара», или вспоминают образ Свечина в произведениях его современников: «...про меня многие писали. Вернее, по мотивам... И я там то Свечкин, то Веников, то вообще Гнидин. То какой-то молдаванистый Ромало — писатель-алкоголик...»
Тоска и мучения составляют содержание другой повести сборника, «У моря», тоже автобиографической, где Сенчин выступает в своем фирменном амплуа — певца бессмысленности любых человеческих занятий. Герой повести, 47-летний сценарист Сергеев, уставший работать и накопивший денег на то, чтобы пару лет пожить в съемной квартире, сбегает из прошлой жизни в тихий приморский городок в надежде начать всё с чистого листа. В принципе у него даже есть цель — написать сценарий о строителях крупнейшей гидроэлектростанции страны. Впрочем, герой с присущим ему трагическим мироощущением уверен, что всё равно экранизирован сценарий никогда не будет.
Образ неврастеника Сергеева в какой-то степени объясняет, почему отечественный артхаусный кинематограф производит такое гнетущее впечатление — если допустить, что хоть сколько-нибудь реалистичен такой психологический портрет современного российского сценариста, в своих эстетических пристрастиях застрявшего где-то в 1970-х. В одной из сцен «У моря» Сергеев рекламирует «интересные диалоги» в фильме Глеба Панфилова «Прошу слова» пришедшей соблазнять его 24-летней соседке, которой он отказывает, хотя желание «близости, этой пресловутой тактильности» — чуть ли не главное эмоциональное содержание его жизни.
В «Русской зиме» авторское alter ego выглядит всё-таки помужественней и посимпатичнее, чем аморфный и трусливый лишний человек Сергеев. Да и сама мелодраматическая сюжетная канва «Русской зимы» гораздо лучше удерживает внимание, чем бестолковая сергеевская маета. Даже когда заранее знаешь, что в реальности у писателя с драматургом всё кончилось хорошо, всё равно почему-то до последнего переживаешь, как бы с тонко устроенным Свечиным не приключилась какая беда — например, опасная для здоровья доза алкоголя на свадебном банкете.
А выпивают герои постоянно, и о том, что к ним пришла настоящая любовь и полное взаимопонимание, говорит одна выразительная фраза: «Проходя мимо винного отдела, синхронно посмотрели друг на друга и без слов решили: не надо». Это характерная сенчинская мизансцена, повторяющаяся из книги в книгу, — поход в продуктовый магазин с детальным изучением ассортимента (в «Русской зиме» возлюбленная пара подробно обсуждает колбасу от разных производителей).
Предельная бытовая конкретность и отсутствие у героев мыслей на абстрактные темы делают «Русскую зиму» произведением довольно безупречным в своем жанре: к чему в любовном романе рассуждения и разговоры о чем-то, кроме сопутствующих товаров — еды или ипотеки, необходимой для того, чтобы свить семейное гнездышко? Есть, однако, ближе к финалу повести эпизод, когда героям невольно приходится углубиться в лингвистические нюансы. Поскользнувшаяся на обледенелом бугре Серафима ругается: «Чертова няша!», а ее свежеиспеченный муж недоумевает, объясняя, что в Москве «няша» обозначает не «грязь», как в Екатеринбурге, а нечто противоположное.
Надо сказать, к подготовке первой брачной ночи Серафима подходит как абсолютная няша в самом московском смысле слова: «под платьем у нее было белоснежное кружевное белье, чулки на подвязках». Однако жизнь оказывается жестче и немного спасает молодых от буржуазной пошлости и няшности, внося стилистические коррективы: «Серафима сначала ужаснулась разваленному дивану, словно специально ободранным обоям, загаженной плитке на клеенке в потеках, а потом пересилила себя, даже развеселилась: — В этом что-то есть. Колоритно для первой брачной ночи».
Этот и правда колоритный образ — уральская принцесса в кружевном белье на фоне ободранных обоев — создает нужный контраст и перепад температур, к которому стремился Сенчин, объясняя название «Русская зима» аналогией с непредсказуемыми и захватывающими дух «русскими горками».
