Гости из прошлого: космос футуристов, эхо Данте, лицо Мураками
Харуки Мураками реагирует на #MeToo, британский писатель воспевает советского ученого, а сборные силы исследователей пытаются расчистить образ Данте от мифологических наслоений. Из книг февраля «Известия» выбрали самые разножанровые вещи, хотя, что интересно, в основном это сборники текстов, а не цельные повествования.
От первого лица
Харуки Мураками
Восемь фирменных историй от японского мастера прозы. Концентрированный Мураками в малых дозах. Едва знакомая девица зовет парня на концерт, но зал пуст — сидит лишь какой-то незнакомый старик, бормочет глупости, предлагает объяснить жизнь. Студент пишет в университетский журнал рецензию на вымышленный джазовый альбом, а годы спустя натыкается в магазине на пластинку с таким же названием. Другие рассказы в том же духе: то ли череда совпадений, то ли чей-то несмешной розыгрыш, то ли память выкидывает странные фокусы.
Писательская манера почти не меняется с годами — джазовая меланхолия, нотки магического реализма, размытая граница между сном и явью. И есть в этом постоянстве что-то обнадеживающее. Собственно, страх перед текучестью времени — одна из главных тем книги. Жизнь стремительно бежит, всё меняется, а нам остается только вспоминать в попытке склеить поток событий в подобие связного сюжета. И читателю легко понять автора. Этот сборник вполне самодостаточных рассказов так и тянет прочитать как связный нелинейный роман, полный созвучий и рифм метафизический детектив.
Тем более что рассказчик-то во всех случаях один и тот же, вполне узнаваемый муракамовский лирический герой — уже немолодой поклонник джаза и бейсбола, немножко поэт, который живет прошлым. Но живет явно сегодня. Например, заглавный рассказ можно воспринимать как любопытную реакцию на движение #MeToo. Протагонисту нравится иногда надевать дома строгий костюм — он придает ему уверенность в себе. Но с недавних пор герой стал чувствовать еще кое-что. Нечто вроде стыда.
Николай Вавилов: ученый, который хотел накормить весь мир и умер от голода
Питер Прингл
В России имя Николая Вавилова уже давно возвращено из небытия. Про великого ученого, ставшего жертвой лысенковщины и гонений на генетику в сталинские годы, пишут книги, снимают фильмы. Но за рубежом о нем заговорили сравнительно недавно и явно не без влияния британца Питера Прингла. Изданная почти 15 лет назад первая биография Николая Вавилова на английском языке теперь выходит и на русском. Что она добавляет к уже изданному? В отличие от многих предшественников Прингл всё же обращается к максимально широкой аудитории. Это в хорошем смысле научно-популярный нон-фикшн. Книга подробно рассказывает не только о взлете и падении Вавилова, но и о зарождении советской генетики, и о дискуссиях Вавилова со сторонниками Лысенко — они пересказаны со снисхождением к тем, у кого были тройки по химии и биологии в школе.
Прингл узнал о Вавилове, когда работал в России корреспондентом одной британской газеты, и долго не мог выкинуть эту историю из головы — пришлось писать книгу. Он почти боготворит своего героя и даже не пытается скрыть восхищения. Без тени иронии сравнивает Вавилова с Геркулесом и, что совсем необычно, отдает должное не только его уму или организаторским способностям, но и чувству стиля. «Где бы он ни находился — в джунглях, в городе, — всюду он (Вавилов) неизменно одевался как профессор царских времен: темно-серый двубортный костюм-тройка от хорошего портного, белый воротничок, галстук, фетровая шляпа». Исследование подпирают годы изысканий и интервью, тысячи проработанных документов, но веет от книги скорее романтическим духом приключенческого романа.
Граждане космоса. Русский космизм в фильмах Антона Видокле
Редактор-составитель Николай Смирнов
До сих пор идут споры, можно ли вообще говорить о единой философии космизма (которую часто называют единственным философским течением, возникшим в нашей стране)? Или же это пример изобретенной традиции — искусственное сожительство совершенно разных мыслителей вроде Николая Федорова, Константина Циолковского, Владимира Вернадского, Александра Чижевского, состоящих в слабой интеллектуальной связи (если вообще состоящих)? Так или иначе русский космизм, увязавший в единое целое две самые романтичные идеи человечества — идею бессмертия и идею об освоении космического пространства, — остается необычайно притягательным и притягивает новых и новых сторонников.
Выставка в Новой Третьяковке «Граждане космоса» художника Антона Видокле и приуроченный к ее открытию одноименный сборник — тому примеры. Под одной обложкой встретились тексты художников, философов, исследователей разных стран, которые так или иначе верят если не в космизм, то в космос. Значительная часть текстов — эссе и стенограмм обсуждений — посвящена фильмам Антона Видокле о космизме (которые и составляют ядро экспозиции). Но в книге поднимаются и более широкие вопросы. Каковы связи космизма с советским авангардом 1920-х годов — футуристической оперой «Победа над Солнцем» или фильмами Эйзенштейна — и с современным искусством? Можно ли (и надо ли) вообще считать космизм философией? Современен ли он? И есть ли у него будущее?
Данте в веках. La Divina Commedia в культурной традиции Европы и России
Автор-составитель Виктория Маркова
В январе в Центр Вознесенского приехала редкая картина эпохи Возрождения: портрет Данте кисти флорентийского живописца XVI века Аньоло Бронзино — одно из немногих и самых ранних изображений великого поэта. Но для российской публики ценность проекта была не только в самом факте демонстрации полотна, но и в том, что экспозиция стала импульсом к изданию масштабного коллективного труда о влиянии Данте на мировую культуру, в том числе российскую.
Увесистый том «Данте в веках» вышел ближе к концу срока проведения выставки. Он был подготовлен под руководством куратора, главного хранителя итальянской живописи ГМИИ имени Пушкина Виктории Марковой, но отнюдь не ограничен только лишь художественными аспектами, хотя тема взаимосвязи искусства и литературы здесь поднимается неоднократно. Среди текстов, например, практически неизвестное прежде исследование русского историка, филолога и музыковеда начала XX века Владимира Забугина. Отечественному «дантеведению» прошлых лет посвящена целая глава книги, и в этом плане новое издание — не только гимн итальянскому наследию, но и систематизация советско-российской научной мысли по теме Данте.
Ну а для широкой публики это прежде всего возможность по-новому взглянуть и на «Божественную комедию», и на личность ее автора, ставшую за прошедшие века слишком легендарной и мифологизированной.
Сад
Виталий Пушницкий
Когда художник берется за перо (точнее, садится за клавиатуру), как правило, выходят или мемуары, или манифесты. У Виталия Пушницкого — лауреата премии им. С. Курехина, участника 56-й Венецианской биеннале — получилось ни то и ни другое, и вместе с тем всё это вместе взятое. Текст «Сада» действительно затрагивает глобальные проблемы искусства, касается автобиографических моментов, но в целом это скорее сеанс самоанализа, попытка систематизировать собственную картину мира и лаконично изложить давно сформулированные для себя мысли по самым разным вопросам. Сделано это конкретно и одновременно поэтично; ясно, но и метафорично. А еще окружено сонмом цитат: от Дерека Джармена, чью «Современную природу» тут нельзя не вспомнить, до Пита Мондриана.
Но самое интересное, что текст удивительно созвучен самой живописи Пушницкого. В ней — тот же баланс между абстракцией и предметностью, убедительностью и недосказанностью, оригинальностью и аллюзиями (на Герхарда Рихтера, Марка Ротко, Андро Векуа и других). «Сад» издан как книга художника и сопровожден серией полуабстрактных пейзажей. Они помещены до и после словесной части, становясь, таким образом, визуальным предисловием и послесловием. И это придает высказанным мыслям особую весомость, как оправа драгоценному камню. Хотя, быть может, главные мысли как раз не в словах, а в образах?
