Простой для творчества: кризисы Сенчина и песни неандертальцев
Микеланджело Антониони ссорится с советскими чиновниками, неандертальцы живут как в мюзикле, а Роман Сенчин рассказывает об интимных отношениях с супругой. Выдумка и реальность в книгах нашей январской подборки причудливо переплетаются, а субъективное и объективное становятся единым целым. «Известия» рекомендуют погрузиться в запутанные литературные миры.
«Русская зима»
Роман Сенчин
В новую книгу известного прозаика, лауреата главных литературных премий Романа Сенчина вошли две повести: «У моря» и «Русская зима». Их многое сближает, но еще больше — отличает. Общее — главные герои: одинокие, потерянные, уже не очень молодые, хотя и далеко не старые. И оба — работники пера. Сергеев в «У моря» — сценарист телесериалов, Серафима в «Русской зиме» — драматург. Впрочем, профессиональная деятельность здесь оказывается не более чем фоном для внутренней жизни персонажей.
Одинокий мужчина, снявший квартирку у моря в несезон, вовсе не фанат купания: он просто хочет сбежать куда-то от прошлого, устроить себе перезагрузку. Можно вспомнить роуд-муви Джима Джармуша «Более странно, чем в раю»: там два парня и девушка мечтали добраться до побережья, надеясь обрести там счастье, но смена декораций не помогла им найти смысл жизни. Сергеев, впрочем, на это уже и не надеется. Даже наоборот. Как только он понимает, что стал объектом интереса соседки и вот-вот завязнет в новых отношениях — снова снимается с места. Главная прелесть повести — в том, что здесь, в сущности, ничего не происходит, но от чтения не оторваться. Это история о несостоявшемся отпуске, несостоявшемся романе (даже двух), несостоявшемся новом старте. Будет ли такой же несостоявшейся вся жизнь Сергеева — читатель волен решить сам.
Иное дело — «Русская зима». В кои-то веки у Сенчина произведение заканчивается на безусловно позитивной ноте. И в этом видится то ли концептуальный ход, то ли простая человеческая слабость. Дело в том, что повесть насквозь автобиографична. Писатель Свечин в ней — сам автор, ну а за Серафимой Булатович скрывается, разумеется, Ярослава Пулинович, супруга Сенчина и действительно известный драматург. Он был женат, но несчастен, она — в странных «гостевых» отношениях. Встретились, полюбили, стали жить вместе. Он развелся с первой супругой, они поженились, хеппи-энд. Банальность фабулы не раздражает, ведь так всё и было. Но, как и в «У моря», главное здесь не в сюжете, а в деталях, атмосфере и неожиданном ракурсе. В центре повествования — Ярослава (ой, то есть Серафима), именно за ее переживаниями мы следим, ее глазами видим Сенчина-Свечина. Через призму ее эмоций воспринимаем, например, их секс. К слову, пикантных моментов тут хватает, но не ждите описаний в духе дамских романов. Подобно своему alter ego, Сенчин немногословен. «Весь день они провели в постели. Вставали, только чтобы поесть, покурить. Допили вчерашнюю водку — хватило по полторы стопочки, потом открыли «Абрау-Дюрсо», тысячу лет стоявшее в холодильнике». Даже создавая нетипичную для себя картину любовной идиллии, создатель «Елтышевых» не изменяет себе. Легкая горечь жизни и бытовая приземленность чувствуется у него всегда.
В целом же — если «У моря» можно описать пушкинской фразой «А счастье было так возможно», то «Русской зиме» подошел бы иной эпиграф: «Счастье возможно».
«Юрий Пименов. Непридуманные истории»
Издание Музея русского импрессионизма вышло аккурат после окончания громкой выставки Юрия Пименова в Третьяковской галерее, и можно было бы посетовать, что книга запоздала. Но, с другой стороны, для тех, кто успел посетить экспозицию, это хороший способ продолжить знакомство с прекрасным художником. А главное — его творчество, конечно, не потеряет актуальности и позже. Ведь Пименов мало того что классик, так еще и один из самых любимых публикой художников XX века, близкий сердцам не только искусствоведов, но и обычных зрителей. Девушка за рулем кабриолета, проезжающего по Москве после дождя, молодожены, празднующие свадьбу на фоне стройки новых домов, влюбленные новоселы… Сюжеты Пименова светлы, романтичны и полны обаятельной недосказанности, заставляющей самостоятельно достраивать сюжеты.
Книга же выводит из тени картин самого автора — человека удивительно обаятельного, активного и в чем-то похожего на своих героев, влюбленных в жизнь. О Юрии Ивановиче здесь рассказывает его дочь (ее мемуары составляют основную часть книги), театральный режиссер Мария Кнебель и сам живописец — приводится его лаконичная автобиография 1951 года.
В книге есть и другие материалы — например, прекрасное письмо Ираклия Андроникова: легендарный конферансье и телеведущий написал Пименову развернутый отзыв на его трилогию с девушкой за рулем автомобиля. Первые две картины Андроников хвалит, третью — ругает, но критика эта столь деликатна и изысканна, что на самом деле становится гимном Пименову и разъясняет его творческий метод.
Добавим, что примерно половину всего издания занимают качественно напечатанные репродукции произведений — как известных по недавней выставке, так и тех, которые экспонируются куда реже. Особенно ценны рисунки: в отличие от живописи, их мало где увидишь.
«Чао, Тонино! Тонино Гуэрра в воспоминаниях российских коллег и друзей»
Составитель: Андрей Хржановский
Тонино Гуэрра — поэт, писатель, драматург, работавший с Феллини, Антониони, Тарковским. Его имя навсегда вписано как минимум в историю кино. Но запомнился великий итальянец отнюдь не только фильмами или книгами. «Среди всех великих талантов Тонино я хотел бы отметить один, который познали на себе многие в этом зале, и не только здесь, но и за его пределами. Тонино — великий друг», — так говорил на памятном вечере Андрей Хржановский, режиссер-мультипликатор и составитель этого сборника воспоминаний. И именно этому таланту дружбы — вольно или нет — он и посвятил свою книгу.
Русский круг общения Гуэрры впечатляет: хотя бы пару слов о нем говорят не только соавторы, например Тарковский (перепечатано старое предисловие режиссера), но, например, Александр Сокуров или Рустам Хамдамов — легендарный художник и режиссер, который вообще-то сторонится любой публичности. Есть небольшой рассказ покойной главы ГМИИ имени А.С. Пушкина Ирины Антоновой, записанный самим Хржановским. А еще — тексты Георгия Данелии, Сергея Соловьева, Анатолия Васильева, нейрохирурга Александра Коновалова и многих-многих других. Всего в оглавлении собралось почти 60 друзей.
И делятся они именно дружескими воспоминаниями. В фокусе не столько вопросы искусства, сколько нюансы взаимоотношений с небожителем, который спустился с небес и оказался живым, очень теплым человеком. Тонино смешно говорит по-русски, Тонино шутит, Тонино рассказывает. Среди сквозных сюжетов сборника — знакомство Тонино с русской женой, будущей Лорой Гуэрра, неснятый советский фильм Антониони, а также Тарковский, Параджанов и русская душа великих итальянцев.
«Почему вам это нравится? Наука и культура музыкального вкуса»
Нолан Гассер
Поверять гармонию алгеброй — дело, как известно, гиблое, но всегда занимательное. Композитор и музыковед Нолан Гассер и вовсе решил проанализировать с помощью науки такую эфемерную субстанцию, как музыкальный вкус. «Нравится песня, и всё тут» — для него не конец разговора. Напротив, приглашение к дискуссии. В 2000-х Гассер стал руководителем проекта «Музыкальный геном» — исследовательской программы по выявлению ДНК каждого жанра и направления, набора устойчивых характеристик, без которых та или иная музыка перестает быть собой. И вышедшая на русском книга — 700-страничный итог многолетней работы, пересказанной для широкой аудитории простым языком и в максимально доходчивой форме.
Почти половина книги — это экскурс в теорию музыки для чайников: что такое мелодия, ритм, гармония и далее по списку. С расшифровкой терминов и примерами от Генделя до Muse, от Гершвина до саундтрека «Звездных войн». Далее идет практика: разбор семи генотипов (от поп-музыки до этники и классики) с музыковедческим анализом наиболее показательных хитов: здесь к героям книги присоединяются Кэти Перри, Кендрик Ламар, Брайан Ино и многие другие музыканты. Наконец, ровное повествование прерывают «Интерлюдии» — сопутствующие научные сюжеты в диапазоне от антропологии (чего стоит одна теория о «поющих неандертальцев» — есть исследователи, которые полагают, что наши предки сначала запели, а потом только заговорили) до архитектуры и клеточной биологии (!).
Такую книгу приятно читать долго, не подряд, возвращаясь к сложным местам. Как итог — музыкальный объект обожаний приобретает длинный и вполне конкретный, аргументированный список достоинств.
«Святой папочка»
Патриция Локвуд
Сегодня не все писатели начинают по старинке — с рассказов, стихов, повестей. На дворе как-никак XXI век, эпоха интернета и новых возможностей. Вот Патриция Локвуд — пример крайне успешного литератора, которая приобрела первую популярность благодаря… остроумным и едким твитам. Став одной из первых звезд самой лаконичной социальной сети, Локвуд лишь потом пришла к бумаге — издала сборник стихов, а затем прозу, и то не в обычном жанре. «Святой папочка» — не то чтобы классический роман, но и не традиционные мемуары, а нечто среднее, яркий образец очень популярного жанра автофикшн. Книга вышла пять лет назад, собрала очень теплую критику, завоевала несколько наград и вошла в многочисленные рейтинги и топ-листы.
Завязка проста: по финансовым обстоятельствам Патриция вместе с мужем вынуждена вернуться в родительский дом, где ее затягивает поток детских воспоминаний. А детство у писательницы было, мягко говоря, неординарным, ведь ее отец в уже сознательном возрасте пришел к Богу, стал сначала лютеранским, а позднее (семейным человеком!) и католическим священником, которые вообще-то принимают обет безбрачия. Вместе с семьей папа сохранил и многие увлечения, весьма эксцентричные для духовного лица — любовь к рок-музыке, например. Естественно, права на экранизацию «Святого папочки» уже выкупил Голливуд, но режиссеру откровенно не позавидуешь: как часто бывает с хорошей литературой, самое интересное здесь не «что», а «как» — смешно, безумно, горько.
