«Я ясно ощутил, что Петербург мне разрешил чувствовать себя его жителем»
Вячеслав Бутусов объединяет юбилейные даты и не готов к бессмысленным страстям. Питер он считает брутальным и прекрасным, а свердловские группы «Урфин Джюс» и «Трек» — вершиной достижений. Об этом музыкант рассказал «Известиям» в преддверии 60-летия и концертов в Санкт-Петербурге (23 октября) и Москве (6 ноября).
— Вы никогда не любили пафосных мероприятий, и тем не менее полностью зажать день рождения не удастся. Слышал, вы готовите большую программу? Да и залы соответствующие — БКЗ «Октябрьский», «Крокус Сити Холл».
— Суть в том, что из-за пандемии всё сдвинулось, подготовка заняла больше двух лет и произошло целое нагромождение. До сих пор не понимаю, как бы всё это успели, если бы не было этого карантина.
Вначале речь шла о премьере пластинки «Аллилуйя» и одноименной программы, теперь подоспел юбилей, или, лучше сказать, круглая дата — мое 60-летие. Бульдозер времени всё сжимает, и вот уже приближается 40-летие «Наутилуса», и мы должны успеть отметить и его. В общем, чем дольше человек живет, тем больше всяких эпохальных дат. С одной стороны, это хорошо, с другой стороны — их нужно научиться, как говорят архитекторы, как-то компоновать в какую-то определенную тему.
То, что вы увидите, это очень большой проект — со сложной организацией сценографии, в рамках которого нужно реализовать задержавшуюся премьеру, отметить юбилей моей деятельности, подвести какие-то итоги и всё это объединить. К сожалению, мы покажем программу пока только в Москве и Питере. Не знаю, может быть, в дальнейшем это будет возможно и в других городах, но сейчас это очень энергозатратная вещь.
— Художник и продюсер Александр Коротич, ваш давний товарищ еще по Свердловскому архитектурному институту, вместе с издателем Олегом Ковригой и саунд-продюсером и реставратором Евгением Гапеевым приступает к переизданию всех альбомов «Нау» на виниловых пластинках. Почему выбрали эту команду и вообще решились на это переиздание?
— Это целиком заслуга перечисленных вами ребят. К Саше я отношусь с большим доверием, мы давно дружим и сотрудничаем. Я увидел, как он, Женя и Олег работают с материалом, как бережно и кропотливо в течение нескольких лет они собирали то, что у меня находилось в раздробленном состоянии или было утеряно, и как они неистово радеют за качество. И меня это очень радует. Саша хочет, чтобы всё было аутентично, но сделано на нынешнем качественном уровне: восстановленное оригинальное оформление, «перемастеренный» звук.
«До нас были и «Урфин Джюс», и «Трек»
— Не так давно я был в Екатеринбурге, где Михаил Симаков из группы «Апрельский марш» показывал мне рок-н-ролльные места города. В частности, особнячок, где полуподпольно записывался легендарный альбом «Разлука». Я слышал его десятки раз и только сейчас смог понять, что появиться он мог только в уральской столице. Вы уже очень давно живете в Петербурге, но тогда, наверное, было сложно перекраивать творческое сознание?
— Была метаморфоза, да! Но по молодости это всё воспринимается таким бурным потоком, что просто не успеваешь анализировать эти вещи. Учитывайте, что в Питер я попал не прямиком, а через Москву, где тоже натерпелся прилично. К Питеру я был морально готов, потому что по тем временам мы ездили туда довольно часто. У нас была замечательная командировка на «Ленфильм», которая позволила осесть там почти на год, и у меня было время адаптироваться в этом городе.
Я понимал этот брутальный и прекрасный город. Он мне нравился, но, чтобы жить в нем, нужно пройти какую-то почти индейскую инициацию. Я очень долго заслуживал право жить в Петербурге и быть его гражданином и в какой-то момент ясно ощутил, что город мне разрешил чувствовать себя его жителем.
— Именно с «Нау» в конце 1980-х начался интерес к уральскому року на всесоюзном уровне. Но были и те, кто повлиял на вас. Кто они?
— Тут я должен возразить. До нас были и «Урфин Джюс», и «Трек». Наша популярность в хорошем смысле слова — это заслуга огромного коллектива, участники которого оказались близкими по духу. Когда я первый раз услышал в институтском клубе репетицию «Урфина Джюса», у меня сразу волосы зашевелились. Я не видел, что это за люди, как они выглядят: я просто услышал какой-то искаженный звук!
Мы стояли на улице, а из клуба доносились странные вопли про топор, но при этом я слышал музыку (!), которая в меня проникала. А когда я увидел «Урфин Джюс» живьем на сцене, то был потрясен и уже полностью оказался во власти этой музыки.
— Тем не менее звук «Нау», начиная с «Разлуки», — это нечто совсем непохожее ни на «Урфин Джюс», ни на что-то вообще, сделанное тогда в нашем роке. Здесь явно корни в западной музыке?
— Ну конечно, мы питались информацией, которая шла с виниловых пластинок или магнитофонных копий. Да, на «Разлуке» уже был new wave, ведь на тот момент мы уже прошли через The Beatles, The Rolling Stones, Led Zeppelin, 10 СС и King Crimson и нам начали целенаправленно приносить пластинки с «новой волной». Мы поняли, что это та стилистика, которая сейчас наиболее востребована.
Да и люди, собиравшиеся вокруг нас, тот же Леша Балабанов, который тогда снимал свои курсовые и дипломную работу, имели общий современный знаменатель. Это было не так заметно в Свердловске, но в Питере и Прибалтике мы это почувствовали в полной мере и принялись активно впитывать.
«Честно говорю, альбом «Позорная звезда» — шедевр»
— Вспомним вас 17–20-летнего и ваше сильное ощущение от новой музыки. Как давно вы испытывали нечто подобное в последний раз?
— Сейчас в основном я слушаю академическую музыку, но если говорить о популярной, то для меня был потрясением концерт Pink Floyd, видимо, каких-то 2000-х годов. Я думал, что будет скукотища и моя юношеская любовь преобразовалась — возможно, прокисла или заплесневела, но внезапно я ощутил потрясающий прилив радости! В этой музыке заложен какой-то уникальный модуль, который, невзирая ни на звук, ни на картинку, вообще ни на что, по-настоящему радует.
— Сейчас снова на слуху команды из Екатеринбурга: «Сансара» и «Курара». Вам что-то говорят эти названия?
— В общем, нет. Для меня до сих пор «Урфин Джюс» и «Трек» — вершина достижений. Есть еще «Агата Кристи», и я честно говорю, альбом «Позорная звезда» — шедевр, и он для меня остается неизменным откровением.
— История тех лет запечатлена в двух книгах: «Введение в Наутилусоведение» Леонида Порохни и «Космос как воспоминание» Александра Кушнира — о вашем соавторе, поэте Илье Кормильцеве. Они могут претендовать на полную историческую справедливость или «истина где-то рядом»?
— А она всегда рядом. Но в данном случае я про истину вообще бы ничего не говорил. Если сравнивать, то книга Александра Кушнира — чистая беллетристика и к исторической правде вообще никакого отношения не имеет. Я бы больше доверился Лёне Порохне, потому что он, при всем своем ироничном взгляде, в большей степени отображал то, что на самом деле видел, и, главное, свидетелем чего был. Я терпеть не могу всяких выдумок, баек и расхожестей. Это неправильно, потому что потом приходится их изживать, брать на себя ответственность за байки.
«Мы Андреем Макаревичем как два архитектора нарисовали такую картину...»
— «Нау» первого состава — это в первую очередь друзья и единомышленники, которые умели и хотели играть музыку вместе. После него было разных несколько составов и проектов: «НезаконНоРожденный», «Deadушки», «Ю-Питер», сейчас — «Орден Славы». За эти годы критерии подбора музыкантов изменились?
— То, что вы перечислили, своего рода проекты, они носят немножко разный характер, но мне это всё неизменно интересно.
Мы образовались в какой-то степени стихийно, и это было местечковое явление, в общем-то художественная самодеятельность. Мы все являлись студентами архитектурного института и не ставили перед собой задачу позвать Пола Маккартни, чтобы он поиграл у нас на бас-гитаре. Мы были энтузиастами, нас это увлекало по уши, и нам не нужно было ничего, кроме возможности играть свою музыку. Запись на магнитофон или просто взять инструмент в руки и включить его на полную мощность — для нас это всё было открытием. А возможность остаться после лекций в институте порепетировать — вообще событием, равным награждению «Оскаром». Сейчас я на это смотрю как на обыденность, а тогда это была экзотика в чистом виде.
— Но это неизменно были друзья и единомышленники?
— Не всегда. Нас объединял какой-то определенный знаменатель, но цели у всех были разные. Мы все, конечно, любили музыку — вот это был обязательный критерий.
— Каждый альбом, начиная с неофициальных записей «Нау» и заканчивая началом 2000-х, был событием. И для музыкантов, и для публики. Сейчас появление нового релиза даже близко не вызывает такой реакции. Не обидно?
— Знаете, мне не то чтобы не обидно, я сокрушаюсь по поводу того, что люди лишают себя вещей, которые на самом деле создавались с большой любовью, на которые было потрачено очень много внимания и сил. Я искренне считаю, что это достойно хотя бы элементарного потребительского внимания. Понятно, что сейчас такие времена — в обществе, в сознании, во внимании ко всему царит турбулентность, и важное порой оказывается на периферии.
Мы давным-давно, еще в 1990-х с Андреем Вадимовичем Макаревичем как два архитектора нарисовали такую картину: вот у нас есть огромная страна, а мы — счастливые люди, которые лет десять от Москвы до Владивостока могут долго-долго катиться с горочки с концертами. Туда, а потом обратно. Сейчас всё происходит моментально: быстро постамент поставили, быстро возвели, быстро убрали, на следующий день другого человека поставили.
И горочка превратилась в холмик, в кочку, и мы вместе со своей каруселью, на которой катались с концертами (вначале от «Госконцерта», потом от «Росконцерта»), упали в бездну. И вот уже все «монстры отечественного рока» вертятся на периферии вселенной, а в центре происходит что-то другое: совсем иная центрифуга, иная турбулентность, дым коромыслом и шум-гам, другие нормы восприятия.
— После вашего выступления на легендарном фестивале в Подольске в 1987 году было очевидно, что всё только начинается, битва выиграна. Сейчас, получая «откровение» от рэпера с татуированной физиономией или запевшей ведущей пошлейшего шоу, вы понимаете, что битва проиграна?
— Нет, я нисколько не проиграл, наоборот, укрепился духовно. Потому что я прекрасно понимаю, что эти люди здесь совершенно случайно. Поверьте, пройдет немного времени, и всё кардинально изменится. Я это наблюдаю уже 40 лет, а они наблюдают гораздо меньше. Не могу вспомнить точной даты, когда на фестивале «Звуковая дорожка» в «Лужниках» Алла Борисовна Пугачева — она тогда нас окормила своим вниманием — сказала: «Дорогие мои, недолог будет путь вашей славы, если вы будете считать, что это всё ваша заслуга. Всё очень быстро меняется, и есть вещи куда более основательные, на которых зиждется всё».
Мы, конечно, послушали, кивнули: «Ну да-да, говорите, говорите». А потом прошло время, причем немалое, и я понял, что никуда от этого не деться и всё, что говорили святые старцы тысячу лет или две тысячи лет назад, ничуть не изменилось. Все действует по одним и тем же законам. Можно пребывать в плену каких-то иллюзий, но от этого ничего не меняется, в отличие от нашего положения по отношению к действительным вещам.
«Было круто!»
— Ваш директор Вячеслав Батогов когда-то работал в группе «Алиса», чьи гастрольные маршруты часто пересекались с маршрутами «Нау». Вспоминаете с ним те времена?
— Очень много было всяких историй, но я не рискну их рассказывать. Многие воспоминания связаны и со всякими злоупотреблениями молодости. Много смешных и забавных вещей было. Скажу так: было круто!
— Вы выступили на Восточном экономическом форуме, участвовали в дискуссии на тему «Государство, бизнес, креативные индустрии — экология глобальной общественной культуры». О чем говорили и почему это важно для вас?
— Меня как общественного деятеля периодически просят поучаствовать, выступить на какую-то тему. В данном случае мне это оказалось близким, так как речь была об экологии. Я человек не красноречивый. Чтобы подготовиться, мне нужно заранее представлять себе, о чем говорить, чтобы не размазаться мыслью по древу. Читая наших литературных патриархов — Достоевского, Толстого, Пушкина, я подумал о таком термине: «экология души». В результате поисков и каких-то обобщений пришел к выводу, что в докладе постараюсь коротко сформулировать такую вещь: когда у человека на душе спокойно, вокруг него мир и покой — именно это очень важно. Когда мы, буря землю на километры ближе к ядру, пускаемся рассуждать о том, как спасти природу, то должны задуматься именно об экологии души. О чистоте души. Это наши помыслы, наши действия, наши дела.
— Когда-то вам самим нужно было таскать аппаратуру, конспиративно записывая альбомы, позже трястись в разбитых гастрольных автобусах и жить в ужасных гостиницах. Сегодня, наконец, получив все преференции, вы понимаете, что достигли всего, чего хотели, и даже того, о чем не могли мечтать?
— У меня очень часто создается ощущение, что я не заслуживаю того, что в результате получил. Долгое время я жил с мыслью о том, что это такой аванс, чтобы поддержать человека. Потом понял, что за это нужно расплачиваться, но всё равно у меня такое чувство, что я должен еще много, очень много сделать, для того чтобы отблагодарить и людей, и Господа Бога за то, что он меня привел к какому-то делу. Дай Бог, чтобы это дело было кому-то полезно, но я до сих пор расплачиваюсь за этот аванс.