«Мы создаем этические провокации»
Искусство предвосхитило пандемию и движение #MeToo, а возвращение к природе и естественности для человечества уже невозможно. Об этом «Известиям» рассказали основатели арт-группы AES+F Лев Евзович и Евгений Святский. Они также сообщили, что AES+F создаст большой художественный проект на базе NFT. Беседа была приурочена к открытию выставки «Москва–Сеул: общие замыслы» в Музее Москвы, на которой собраны работы российских и южнокорейских художников в диалоге. Там участвует и AES+F.
«Часто реальность буквально догоняет наши проекты»
— На выставке «Москва–Сеул: общие замыслы» демонстрируется ваш видеопроект 2011 года Allegoria Sacra и живописный триптих по его мотивам. Почему вы решили представить работу 10-летней давности?
Евгений Святский: Выбор, я так полагаю, все-таки был сделан кураторами экспозиции. Но вот живописный триптих — это работа прошлого года, и она мало где выставлялась. Наши проекты — вполне долгоживущие в плане развития: они со временем обрастают дополнительными самостоятельными элементами — живописью, большими цифровыми коллажами, рисунками, скульптурами.
Члены творческой группы AES+F художники Лев Евзович и Евгений Святский
— Изменилось ли как-то восприятие Allegoria Sacra за прошедшее время?
Лев Евзович: Часто в случае с нашими проектами реальность буквально догоняет их. Так произошло и здесь. На видео показывается замерший аэропорт, где не летают самолеты и всё пребывает в какой-то медитации. Это же самая настоящая иллюстрация состояния мира в эпоху пандемии!
— Ваш «Исламский проект» предвосхитил теракты 11 сентября. А видео Inverso Mundus, на мой взгляд, теперь ассоциируется с движением, где мужчины становятся жертвами женщин, обвиняющих их в неподобающем поведении.
Л.Е.: Да, #MeToo. В Inverso Mundus изображена женская инквизиция. А ведь эта организация исторически никогда не была женской — наоборот, мужчины наказывали чаще всего женщин — якобы ведьм — за их сексуальность. Мы же всё перевернули. И опять реальность после этого в точности совпала с искусством.
— Где в ваших произведениях грань между иронией и серьезным, прямым месседжем?
Л.Е.: Это хороший вопрос, на который мы стараемся сами для себя не отвечать. Потому что как только мы точно определим, где ирония, а где прямой месседж, так сразу искусство перестанет быть многослойным и многопонятийным предметом и будет либо политической пропагандой, либо активизмом. У искусства есть своя роль в обществе. Если мы видим в произведении только конкретный посыл или очевидную принадлежность к какому-либо политическому направлению, то чаще всего это уже и не искусство. Или плохое искусство, за некоторыми исключениями.
Е.С.: Бывают, конечно, и вполне качественные примеры арт-активизма. Но куда больше, безусловно, того, о чем сказал Лев, — сугубо пропагандистских акций, напрямую обслуживающих чьи-то политические интересы.
Л.Е.: Нам принципиально важно оставаться в пространстве неясности — «это серьезно или это несерьезно?» Мне кажется, это совпадает с климатом нашей сегодняшней жизни. Когда читаешь какие-то новости, не знаешь, смеяться или плакать над ними. Такая атмосфера сейчас во всем мире.
— Есть такое модное слово «постирония».
Е.С.: Да. (Смеется.)
Л.Е.: Назовем это постиронией. Но нам не близка классическая постмодернистская ситуация, где в иронии заключается весь смысл произведения. Мы претендуем и на серьезный месседж тоже.
«Думаем над специальной частью проекта «Турандот-2070» на базе NFT»
— В этом году вы выпустили целый ряд коротких видеофрагментов, которые продаются с помощью токена NFT. Что это направление значит для вас?
Е.С.: NFT многими был ошибочно расценен как какой-то особый вид искусства, и даже полетели критические стрелы — мол, там сплошное барахло. На самом деле это просто технология, и главное ее преимущество — возможность аутентификации цифровых объектов и передачи прав собственности на них (кстати, это касается не только таких объектов). Это очень резко двинуло вперед всю арт-сферу, связанную с цифровыми технологиями. Мы, естественно, отреагировали на такую возможность продвижения и планируем не только выпускать клипы из существующих видеоработ, но и создавать специальные проекты на этой платформе — куда более сложные, чем то, что уже существует. Здесь много перспектив для дальнейшего развития. Сейчас же у нас пока только разминка.
Л.Е.: Для нас это эксперимент по созданию малой формы. Мы занимались эпическими видеоформатами, большими нарративами, но выяснилось, что короткие клипы, буквально минутные, обладают своим собственным содержанием и привносят какой-то новый смысловой оттенок. Может быть, это соответствует нынешнему духу времени, когда всё становится лаконичнее.
Но сейчас мы готовим один проект, который привязывает к NFT уже большую форму (включающую и реальный объект), на которую посредством алгоритма воздействуют разные внешние процессы, происходящие как в интернете, так и в реальности. Это будет другой, более структурный подход к NFT, а не просто продажа небольших клипов из уже существующих работ.
— Можете подробнее рассказать об этом?
Л.Е.: Мы думаем над специальной частью проекта «Турандот-2070» на базе NFT и алгоритмом, основанным на лунном цикле. Изначально этот проект был видеодекорацией для постановки оперы Джакомо Пуччини в ряде европейских театров. Главная героиня этой истории, Турандот, символически связана с Луной. Так вот, мы создадим специальные медиаалтари, демонстрация которых будет синхронизирована с лунным календарем, то есть в течение 28 дней общая картина будет наполняться фрагментами, и только раз в месяц удастся увидеть изображение целиком. Также предполагается, что это будет привязано к разным местам земного шара. Человек, который смотрит инсталляцию, скажем, где-то в Австралии, увидит иное, нежели зритель в России. Все эти алгоритмы будут заложены в NFT.
Е.С.: Поясню, что это не свойство NFT как такового. Токен просто позволяет управлять произведением через алгоритм.
Л.Е.: Так или иначе, сейчас появляется новый жанр искусства, который связан с технологией NFT уже структурно, а не просто использует ее как метод продажи.
— При этом NFT, которые появятся в рамках проекта «Турандот-2070», будут всё равно принадлежать коллекционерам, а не музеям?
Л.Е.: Музей ведь тоже можно назвать коллекционером.
Е.С.: Если купит музей, то будет принадлежать музею, если частный коллекционер — то коллекционеру.
Л.Е.: Или, как сейчас бывает, может купить коллекционер — и затем подарить это музею.
Е.С.: Зарубежные музеи очень активно интересуются возможностью приобретения цифровых произведений, связанных с NFT, потому что это хорошая гарантия аутентичности. Раньше доказать уникальность цифрового объекта было проблематично. А вдруг перед нами неавторизованная копия? Сейчас это решается смарт-сертификатом, смарт-контрактом.
Творческая группа AES+F
— Я недавно делал материал на эту тему. И там даны высказывания представителей российских музеев, которые сетуют, что у них пока нет возможности хранить NFT, даже если им его подарят, потому что российское законодательство им не позволяет.
Е.С.: Я читал вашу статью. Да, в законодательстве это пока непосредственно не урегулировано. Но недавно в Мультимедиа Арт Музее проходила конференция с юристами как раз на эту тему — как может обращаться NFT в России, какие для этого есть основания, возможности, опасности и препятствия. Так вот, юристы склонны считать, что непреодолимых препятствий нет, поскольку законом это не запрещено. Важно просто пояснить для госорганов, что сам токен NFT — не криптовалюта.
Кстати, там же, на конференции, представительница Эрмитажа заявила, что совместно с партнерами этот музей запустил NFT-продажу высококачественных цифровых копий ряда картин из своего собрания. Напрямую Эрмитаж не может этого делать, но через посредников — вполне. Это было уже после выхода вашей статьи.
«Возврат к природе и естественности невозможен»
— Проекты AES+F — ваше коллективное творчество. Как вы стали взаимодействовать с началом пандемии, когда границы закрылись?
Л.Е.: Как ни банально звучит, мы использовали телефон, Zoom, WhatsApp. Например, когда я работал с монтажером, который находился в другом городе, на моем мониторе возникало изображение с его компьютера, и по телефону я ему говорил, что надо делать. Но современные средства связи не заменяют непосредственный обмен энергией. Мы такие «социальные животные», которые должны общаться на каком-то чувственном уровне, касаться друг друга, находиться на расстоянии не двух метров, а меньше. Это свойственно нашей природе, и я думаю, мы от этого не уйдем. В групповом творчестве — тем более.
— Эта ситуация как-то повлияла на ваш стиль?
Л.Е.: Не думаю. Но возникшая пауза стала важным психологическим моментом. Интересно, что мы будем делать после этого опыта. Тут, наверное, дело не в технологии, а в новом ощущении мира.
— Оно у вас позитивное? Вы с оптимизмом смотрите в будущее?
Е.С.: Чисто по-человечески — с осторожным оптимизмом. Очень много всего меняется. Мир и так находился в состоянии транзита уже много лет, а теперь очевидно, что мы стремительно входим в новую глобальную эпоху. У нас будет другая цивилизация — цифровая, информационная. Пандемия, несмотря на всеобщую заморозку, придала ускорение именно цифровизации и виртуализации многих процессов.
Если говорить применительно к арт-миру, мы были участниками большинства важных инициатив и начинаний, связанных с онлайн-выставками и онлайн-ярмарками, и наблюдали, как они с трудом пробивались к жизни. Раньше у людей преобладало желание всё трогать руками, рассматривать, щупать, лично общаться с галеристами, художниками, напрямую контактировать с их произведениями. Сейчас всё оптимизировалось, ускорилось, появились онлайн-альтернативы привычных художественных выставок, ярмарок и музейных экспозиций.
Развились и всевозможные средства для совместной творческой работы. Но для нас, группы AES+F, безусловными ценностями остаются возможность работать бок о бок и непосредственное общение — мы, конечно, не собираемся никоим образом исключать это из своей практики. Мы можем оказываться иногда в разных частях света, но в нужные моменты и в важных случаях мы всегда работаем вместе.
Творческая группа AES+F
— В своих проектах вы создаете футуристический, «пластиковый» мир, в котором всё немного ненастоящее, неприродное. Но во время пандемии очень многие люди снова повернулись к природе, проведя по полгода на даче. Не планируете ли и вы сделать эстетику работ AES+F иной — более «натуральной»?
Л.Е.: Наша эстетика, безусловно, меняется и будет меняться, но не думаю, что это связано с возвращением к природе и естественности, то есть, условно говоря, к идеям Жан-Жака Руссо. Я глубоко убежден, что мы уже и так самосотворенные существа. Как раз поэтому — в качестве реакции на наши страхи — возник весь этот тренд возврата к «натуральности». Но уверен, что этот возврат невозможен, и нам нужно продолжать нести свою ношу цивилизации, развиваясь уже внутри нее.
Основные проблемы человека — в его характере, психологии, понимании добра и зла. Они и будут на первом плане, а вовсе не экологические вопросы, которые, я надеюсь, мы просто решим с помощью тех же новых технологий.
Е.С.: С экологией — это вряд ли. Наверное, то, что нас сегодня беспокоит, в каком-то обозримом будущем решится, но начнет беспокоить другое. Хотя, думаю, это иллюзия, что технологии избавят нас от сложностей с экологией. Боюсь, что технологии сами всё время порождают новые экологические проблемы. Да и само человечество есть большая экологическая проблема, если уж говорить честно.
Л.Е.: Я имею в виду, что экологические проблемы решаются с помощью технологий, а этические нас будут преследовать еще очень долго. В эту сторону мы и стараемся развиваться — создаем этические провокации, глядя на которые зритель может о чем-то задуматься.
Группа AES+F основана в 1987 году. Название (первоначально — AES) образовано по первым буквам фамилий ее постоянных участников — Татьяны Арзамасовой, Льва Евзовича и Евгения Святского. В 1995-м к группе присоединился Владимир Фридкес, и название было изменено на AES+F. Наиболее известные произведения — видеоработы Last Riot (2005–2007), The Feast of Trimalchio (2009–2010), Allegoria Sacra (2011–2013), Inverso Mundus (2015), а также серия изображений и инсталляций «Исламский проект». Группа завоевала Премию Кандинского, Премию Курехина и др. Представляла Россию на Венецианской биеннале.
