Принцип отдачи: как московский купец подарил народу искусство
22 мая 1856 года молодой купец Павел Третьяков приобрел две картины Василия Худякова и Николая Шильдера, которые положили начало его знаменитой коллекции. Этот день принято считать днем рождения знаменитой Третьяковской галереи. «Известия» — о великом московском собирателе и феномене русского меценатства второй половины XIX столетия.
Первый блин
Разумеется, дата 22 мая несколько условна, но, поскольку сам Третьяков ее не оспаривал, она стала общепринятой. Исследователи давно установили, что самые первые картины тогда еще двадцатилетний купец приобрел на Сухаревском рынке примерно тремя годами ранее. Правда, тот опыт оказался неудачным — значительная часть купленных Павлом Михайловичем «голландцев» оказалась подделками. Страсть к живописи у Третьякова после этого не пропала, но возникла мысль, что приобретать стоит лишь современные ему произведения русских художников. Мотивов было множество: от патриотичного желания помочь отечественным мастерам до вполне прагматичного намерения собрать уникальную коллекцию, которая со временем сможет стать бесценной.
Считается, что определенную роль сыграло и знакомство Третьякова с коллекцией известного масона и мецената Ф.И. Прянишникова, как раз собиравшего качественные картины малоизвестных отечественных мастеров, надеясь, что впоследствии их цена сильно вырастет. Правда, Третьяков сразу отверг идею заработка на перепродаже произведений и решил, что его собрание станет общедоступным.
Вопреки стереотипам, Третьяковы богатеями не были, их даже купцами средней руки трудно было назвать. Прадед будущего коллекционера в петровское время переехал в Москву из Малоярославской губернии. Его внук, купец Михаил Захарович Третьяков, владел скромными Якиманскими банями возле обводного канала в Котельниках и несколькими лавками в Китай-городе, в которых торговали всем — от дров до текстиля. В семейном деле так или иначе участвовали все. Павлу было 12 лет, а его брату Сергею — 10, когда они начали трудиться в качестве «мальчиков на побегушках» — подсобных рабочих, уборщиков и посыльных. Образование дети Третьяковых (в семье было девять детей, но четверо умерли в 1848 году от скарлатины) получали дома, жили в скромности и строгости. К моменту смерти отца семейный капитал составлял около 100 тыс. рублей, но не деньгами, а коммерческой недвижимостью и торговыми площадями. До совершеннолетия сыновей, которое тогда наступало в 21 год, распоряжаться делом купец завещал супруге со строгим наказом:
Из завещания купца 2-й гильдии М.З. Третьякова:
«Сыновей до совершений лет воспитывать и прилично образовывать. Ежели моей супругой будет замечено, что сыновья будут брать деньги не на доброе дело, а на какую-нибудь слабость или распутство, то даю полную волю запретить выдачу денег до формального раздела».
Павел Третьяков в кругу семьи
Павел и Сергей, а также вошедший в дело муж их сестры, бывший приказчик Третьяковых Владимир Коншин, оказались талантливыми предпринимателями. Вскоре после вступления в наследство им удалось выкупить в Костроме льняную мануфактуру, которая со временем станет крупнейшей в стране. Таким образом они перешли в промышленники, что давало совершенно иные доходы и статус. Впоследствии братья стали купцами 1-й гильдии, Павел вошел в учредители Московского коммерческого банка, владел шестью доходными домами и сетью магазинов. Это давало стабильный доход, большую часть которого он и тратил на благотворительность и меценатство. Также поступал его брат, причем многие добрые дела были их общим начинанием.
Благотворители и меценаты
Первым русским меценатом обычно называют Федора Ртищева — окольничего царя Алексея Михайловича, основателя Андреевского монастыря. Впрочем, это был случай единичный и не очень характерный. Такой же «белой вороной» слыл елизаветинский фаворит Иван Шувалов, основатель Московского университета. Зато в «просвещенный век» Екатерины, а позже Александра, в первую очередь благодаря монаршему покровительству меценатство становится почти что общественной нормой. Это была эпоха «аристократического меценатства», когда от рождения наделенные богатствами дворяне как бы возвращали долги обществу, жертвуя на развитие искусства и его популяризацию, следствием чего должно было стать народное просвещение.
С середины XIX века на авансцену выходит купечество. Аристократы никуда не делись и продолжали свою просветительскую деятельность, но большинство дворянских состояний в пореформенное время стали таять. Купеческие же капиталы росли как на дрожжах, и значительную, а порой даже львиную долю прибылей предприниматели тратили на помощь другим людям.
Среди благотворителей были не только последователи официальной церкви, но и старообрядцы, католики, лютеране, иудеи, даже откровенные атеисты. Жертвовали на добрые дела люди очень богатые и довольно скромного достатка, западники и славянофилы, прекрасно образованные и едва умевшие читать и писать. Русская благотворительность тех времен довольно подробно описана, но до конца не изучена. Во всяком случае причины ее возникновения и массовости остаются темами дискуссионными. А жаль, сегодня этой социальной ответственности состоятельной части общества нам очень не хватает.
Меценатство же шло следом за благотворительностью, было его дополнительной и необязательной частью. Все купцы в первую очередь жертвовали на помощь «сирым и убогим» — строили дома для неимущих, приюты и богадельни, попечительствовали над общедоступными больницами, субсидировали учебные заведения. Подавляющее большинство на том и останавливалось, и лишь некоторые помимо благотворительности тратили свои доходы еще и на поощрение искусств.
Братья Третьяковы, как и другие купцы, давали средства на школы, больницы и церкви, построили богадельню на территории нынешнего института имени Склифосовского и детскую больницу при богадельне Медведниковых — ныне это больница святителя Алексия на Ленинском проспекте. Сотни молодых людей из бедных семей в разных учебных заведениях получали образование на средства Третьяковых, а в консерватории существовали именные стипендии. Но главным предметом заботы семьи Третьяковых стало первое в Москве училище для глухонемых детей на Донской улице. Павел Михайлович не только оплатил строительство нового современного здания и взял на себя все финансовые проблемы заведения, но и принимал активное участие в жизни воспитанников. Помогала ему и супруга Вера Николаевна, кстати, двоюродная сестра другого известного мецената той поры Саввы Мамонтова. Благотворительная деятельность Павла Третьякова не завершилась даже после его смерти: на завещанные им средства были построены богадельня для умалишенных на Серпуховской улице и дом-приют для вдов и детей художников в Лаврушинском переулке.
Образ эпохи
Ну а для души Третьяков занимался русской живописью. Он не просто собирал картины, а активно способствовал развитию и популяризации русского изобразительного искусства. Не имея специального образования, Павел Михайлович постепенно втянулся в художественную среду, познакомился с мастерами, научился отличать настоящее искусство от посредственности, видеть талант и перспективы художника. Он тщательно выбирал картины для своего собрания и щедро платил за них, таким образом, давая возможность художникам жить и творить дальше. Впрочем, зачастую он оказывал и прямую материальную помощь — оплачивал холсты и краски, аренду мастерских, зарубежные стажировки.
Довольно быстро у Третьякова созрела концепция будущего собрания как отражения образа своей эпохи. Третьяков заказал Ивану Крамскому, Николаю Ге, Василию Перову, Илье Репину и Василию Сурикову целую галерею портретов «достопамятных людей»: Толстого, Тургенева, Достоевского, Погодина, Даля, Герцена, Некрасова, Тютчева, Майкова, Костомарова — всего около семи десятков работ. Зачастую меценат шел на открытую конфронтацию с властью: покупал картины, не одобренные государственной и церковной цензурой, — их нельзя было публично выставлять, но никто не мог запретить собирателю их приобрести.
Когда в 1863 году группа выпускников Академии художеств демонстративно отказалась от участия в конкурсе и организовала «артель художников», Третьяков стал покупать картины бунтарей. Павел Михайлович тесно общался с идейным лидером «артели» Иваном Крамским, кстати, оказавшим немалое влияние на художественный вкус мецената. Огромную помощь оказывал Третьяков и передвижникам, которые идейно выросли из «артели». Роль коллекционера в их жизни была столь значительной, что художников иногда даже называли «Третьяковской школой».
Авторитет Третьякова в художественной среде был беспрекословным, причем основан он был не на его материальных возможностях, а на великолепном вкусе. Третьяков безошибочно отличал талантливые произведения. Критика его была подчас жесткой, но всегда бескорыстной и беспристрастной — он никогда не давал волю личным симпатиям. Он вообще был человеком немногословным, замкнутым и малообщительным, а личная скромность Третьякова стала легендарной. Он ездил в простом экипаже, всегда ходил в одежде одного кроя, не пил вина, не посещал светские рауты. Из развлечений позволял себе лишь премьеры в Большом и путешествия. И, конечно, картины.
Уже в 1860 году Третьяков, которому не было и тридцати, составил первый вариант завещания, где указал, что хочет сделать собрание публичным и оставить его Москве. Это важно — расходуя огромные деньги на картины, меценат изначально понимал, что это не вложение средств, а исключительно их трата. Первым шагом было открытие музея публике, что требовало устройства соответствующего помещения. Тогда в Москве еще не было публичных музеев, а владельцы частных коллекций пускали к себе лишь избранную публику, да и то «по большим праздникам».
Третьяков же решил за свой счет сделать постоянно действующий бесплатный музей, открытый для всех. Сначала для этой цели было оборудовано несколько комнат в семейном особняке в Лаврушинском переулке, а в 1874 году архитектор Каминский пристроил к нему новое здание с отдельным входом. Поначалу в музее было два зала, но коллекция росла, и вскоре полотна занимали уже 14 комнат! К моменту перехода коллекции городу она состояла из 1276 картин, 471 рисунка, десяти скульптур русских художников, а также 84 картин иностранных мастеров из собрания Сергея Третьякова.
Почетный гражданин
Ускорить процесс передачи коллекции городу Павла Михайловича заставила личная трагедия — неожиданная смерть его брата Сергея, наверное, самого близкого человека, лучшего друга и единомышленника. Сергей не так самозабвенно увлекался искусством (чтобы не конкурировать с братом, он коллекционировал работы европейских мастеров), зато активно занимался общественной деятельностью и даже дважды избирался московским городским головой. В 1892 году во время поездки в столицу Сергей, которому было всего 58 лет, скоропостижно скончался, после чего Павел немедленно взялся за решение юридических и технических вопросов, связанных с их общей галереей. Не прошло и месяца после похорон Сергея, как в Московской городской думе лежало прошение коллекционера о принятии его собрания в дар Москве, которое было удовлетворено.
Всё общее собрание Третьяковых вместе со зданием было безвозмездно передано городу, представителем которого выступала московская Дума. Кроме того, Третьяков выделил значительный капитал на обслуживание и поддержание коллекции и выставочных залов, включая жалованье сотрудников. Условием было то, что вход в галерею будет свободным и общедоступным, а сам Павел Михайлович останется пожизненным попечителем музея, официально получившего название «Городская художественная галерея Павла и Сергея Михайловичей Третьяковых». Отдельно Третьяков просил, чтобы никаких наград ему не вручали и торжественных мероприятий не проводили. Единственное, на что купец согласился, это на присуждение ему звания «Почетный гражданин Москвы». Между прочим, за полвека с момента его учреждения (в 1866 году) и до 1917 года этого звания были удостоены всего 12 человек!
Третьяков продолжал руководить галереей. Он по-прежнему покупал новые работы, под его редактурой вышли первые книги, посвященные собранию и отдельным произведениям. Много времени Павел Михайлович уделил развеске картин, которая отвечала бы его концепции. Он лично многократно менял расположение полотен, пока не добился удовлетворившего его результата. Незадолго до смерти Третьяков внес изменения в текст договора с Думой, добавив пункт о том, что коллекция должна остаться неизменной.
Из завещания П.М. Третьякова:
«Находя неполезным и нежелательным для дела, чтобы художественная галерея пополнялась художественными предметами после моей смерти, так как собрание и так очень велико и еще может увеличиться, почему для обозрения может сделаться утомительным, да и характер собрания может измениться, то я по сему соображению, назначение в пункте Р, в городскую думу сто двадцать пять тысяч рублей для приобретения на проценты художественных предметов вместо того определяю на ремонт и содержание Галереи, совместно с суммою выше сего назначенную».
Будучи приверженцем критического реализма, Третьяков не разделял набиравших популярность новых художественных веяний. В своем вкусе он был уверен, но душеприказчики могли смотреть на ситуацию иначе. Силы Третьякова подтачивала мучившая его язва, а надеяться было не на кого. Его «добрый ангел» — супруга Вера Николаевна — была практически парализована, взрослые дочери жили своей жизнью, а единственный сын и наследник Михаил с детства был недееспособен из-за душевной болезни.
Но воля собирателя исполнена не была. Вскоре после смерти купца и его супруги члены Совета Третьяковской галереи (родственники, художественная и городская общественность) после долгих споров решили, что коллекция должна пополняться, иначе она потеряет свое значение и интерес публики. Одновременно было решено расширить здание галереи, дополнив его частью жилых помещений особняка Третьяковых.
Памятник Павлу Третьякову перед главным зданием галереи
Художественное оформление выставочного комплекса было доверено В.М. Васнецову, и именно он создал внешний облик галереи, знакомый всем с детства. От развески картин Павла Михайловича тоже решено было отказаться. Галерея, по словам ее директора И.Э. Грабаря, превратилась из «собрания частновладельческого характера в организованный музей европейского плана», призванного быть «не только хранилищем, но и научным институтом, задача которого — широкая разработка собранного в его стенах художественного материала». Как бы отреагировали на такое решение Павел и Сергей Третьяковы, мы уже никогда не узнаем.
