Грубая ошибка: почему органам опеки сложно спасать детей
В городе Назарово Красноярского края возбудили сразу два уголовных дела по одному инциденту — в отношении матери, которая истязала своего полуторагодовалого сына с инвалидностью, и в отношении органов опеки по статье «Халатность». Эксперты отмечают: органы опеки остаются всегда виноватыми — плохо, если забирают ребенка из семьи, и еще хуже, если не забирают. Между тем уровень профессиональной компетенции, необходимый для такой деятельности, у большинства сотрудников опеки невысокий. Почему — разбирались «Известия».
Видео на два уголовных дела
Сначала следователи возбудили уголовное дело по факту истязания матерью ребенка-инвалида. 28-летняя женщина стала подозреваемой по ч. 2 ст. 117 УК РФ («Истязание малолетнего»).
— По предварительным данным следствия, подозреваемая неоднократно избивала и морила голодом своего полуторагодовалого ребенка-инвалида, — сообщает пресс-служба СУ СК по Красноярскому краю. — По словам соседей, женщина и ее сожитель злоупотребляют спиртными напитками, ведут асоциальный образ жизни, о чем неоднократно сообщалось сотрудникам полиции.
Отмечалось, что в ходе следствия будет дана правовая оценка действиям должностных лиц системы профилактики, которые должны контролировать семьи, находящиеся в социально опасной ситуации.
Дело о халатности возбудили на следующий же день, 17 февраля, по итогам прокурорской проверки в отношении пока неустановленных лиц органов опеки. Краевая прокуратура утверждает, что, несмотря на имеющиеся сведения о злоупотреблении матерью ребенка и ее сожителем спиртных напитков, а также факты неоднократного привлечения к административной ответственности за ненадлежащее исполнение родительских обязанностей и отрицательную характеристику соседей в отношении семьи, органы системы профилактики города Назарово не приняли «мер к защите прав и законных интересов проживающих в семье малолетних». Из-за бездействия, говорится в сообщении прокуратуры, ребенок стал жертвой физического насилия со стороны матери.
Дело было возбуждено после того, как в местных СМИ появилось видео из квартиры матери. На нем видно, как она бьет находящегося в кроватке ребенка, предположительно, страдающего ДЦП, за якобы непослушание. Между тем СМИ выяснили, что подозреваемая ранее уже была лишена прав на старшую дочь, которая находится под опекой бабушки. В 2020 году из-за нахождения в опасной ситуации двух детей у нее уже изымали, однако в ноябре вернули в семью.
Сейчас дети 2018 и 2019 годов рождения снова изъяты из семьи и помещены в медицинское учреждение, а мать арестована. Дело взяла на контроль детский омбудсмен Анна Кузнецова.
Между тем начальник управления образования города Назарово Светлана Гаврилова заявила «Известиям», что не разделяет мнение правоохранительных органов о халатности со стороны органов опеки.
— В конечном итоге, думаю, следствие будет проведено и будут сделаны правильные выводы, — заявила она. — Органы опеки и попечительства еще летом выходили с иском в суд о лишении родительских прав в отношении этих детей. Но на тот момент информации по фактам жестокого обращения не было. Гражданка, которая сделала запись, не обратилась ни в полицию, ни в органы опеки, а опубликовала видео в соцсети.
Обращение в суд было связано с другими фактами неисполнения родительских обязанностей. В итоге в конце октября суд принял решение о лишении родительских прав в отношении старшего ребенка, который и так находился под опекой бабушки, и о возврате в семью двоих младших детей.
— У этой мамы были и другие проблемы в более ранний период времени, — говорит Гаврилова. — Основанием для опасений органов опеки была ситуация с постоянными скандалами, с тем, что ранее мать детей совершила преступление в отношении отца детей — набрасывалась на него с ножом и нанесла ему рану. На тот момент детей изымали, однако по решению суда мы были вынуждены их вернуть.
Всегда виноваты
Адвокат Виктория Данильченко пояснила «Известиям», что по ст. 77 Семейного кодекса России органы опеки и попечительства вправе немедленно отобрать ребенка у родителей при непосредственной угрозе его жизни или здоровью. Однако критериев «непосредственной угрозы» в законодательстве не так много. На этот счет есть только краткое пояснение в постановлении пленума Верховного суда России от 14 ноября 2017 года №44 «О практике применения судами законодательства при разрешении споров, связанных с защитой прав и законных интересов ребенка при непосредственной угрозе его жизни или здоровью, а также при ограничении или лишении родительских прав».
— Оно гласит, что изъять ребенка из семьи можно в случае оставления малолетнего ребенка без воды и питания, неосуществления ухода за грудным ребенком либо оставления его на длительное время без присмотра. Иных конкретных случаев оставления в опасности закон не устанавливает, — заметила Данильченко. — То есть для изъятия ребенка обстоятельства, угрожающие его жизни и здоровью, должны очевидно свидетельствовать о реальной возможности наступления негативных последствий в виде смерти, причинения вреда физическому или психическому здоровью ребенка.
Адвокат подчеркивает, что законом невозможно описать все случаи, когда ребенок может оказаться в таких обстоятельствах — и сотрудник органов опеки и попечительства должен оценить угрозу ребенка на основании профессионального, личного опыта и на установленных фактах.
— Оценочный характер носят и действия судьи, когда он рассматривает дело о халатности сотрудника органа опеки и попечительства, — продолжает Данильченко. — Именно поэтому судебная практика по привлечению сотрудников органов опеки и попечительства к уголовной ответственности по ст. 293 УК неоднозначна.
По ее словам, халатность в действиях органов опеки можно допустить, если они в силу должностных инструкций должны были инициировать процедуру изъятия ребенка из семьи, будучи достоверно осведомлены об угрожающей ему опасности, однако не предприняли необходимых мер. Только тогда, считает Данильченко, в отношении сотрудника опеки может быть вынесен обвинительный приговор по статье «Халатность». Судебная практика здесь такова, что чаще всего это условное наказание.
Эксперт ОНФ, член Общественной палаты России Юлия Зимова также замечает, что в законодательстве нет критериев угрозы жизни и здоровью ребенка, при которых нужно изымать его из семьи.
— И с органами опеки происходит так, что они всегда виноваты: плохо, если ребенка забрали, плохо, если не забрали, но что-то случилось, — сказала она «Известиям».
Президент фонда «Волонтеры в помощь детям-сиротам» Елена Альшанская замечает, что система как раз двигает органы опеки к тому, чтобы чаще забирать детей из семьи — на всякий случай. Потому что если детей зря забрали, то органы опеки не будут в чем-то обвиняться; а если зря не забрали, то здесь уже можно попасть под уголовное дело.
По словам Зимовой, нужно менять саму систему изъятия детей из семьи. Сейчас система такова, что органы опеки должны после выявления фактов в течение семи дней подать иск о лишении родительских прав.
— Нет механизма, при котором можно было бы забрать ребенка без лишения родительских прав на время, — говорит она. — Как это может происходить: ребенка, находящегося в опасности, не изымают, а временно перемещают — либо в детдом, в идеале — к родственникам или временным семьям.
После этого в течение суток или двух уже суд должен принять решение, что делать дальше, считает Зимова: возможно, нужно лишать родительских прав, а может быть, нужен план по реабилитации семьи.
Оценка рисков
— Эти случаи будут продолжаться, пока система устроена так, как сейчас, — без профессиональной экспертизы, без инструментов помощи семьям, — сказала Альшанская «Известиям». — Органам опеки нужны не просто инструкции — там нужны очень хорошо подготовленные специалисты, причем вместе со специалистами с базовым психологическим образованием. Скорее всего, в случаях, когда есть сигналы о неблагополучии какой-либо семьи, опека реагирует, но она не видит синяков на ребенке, не видит, как его бьют. Нет системы, которая позволяет определить угрозу для ребенка, нет инструмента у сотрудников органов опеки.
Директор Благотворительного фонда профилактики социального сиротства Александра Марова соглашается: стандартов, четких инструкций и алгоритмов у органов опеки нет. В законодательстве, замечает она, есть много про приемные семьи, про замещающее родительство, но очень мало про работу с кровной семьей. В итоге каждый регион, обладая своими полномочиями, регулирует сферу на свое усмотрение, замечает она.
— Мы разработали много различных практических, методических материалов, практико-ориентированных, много где отработанных и показавших свою эффективность, — говорит она. — По сути, это инструменты для оценки риска жестокого обращения, оценки безопасности ребенка. Согласно этой методике, когда поступает сигнал, что в семье страдает ребенок, туда выходят люди, которые владеют этим инструментарием, но при этом ориентированы на гуманистическую, а не карательную позицию. Они могут правильно оценивать положение ребенка в семье, изучая очень много факторов.
Такая методика, если бы она применялась повсеместно, считает Марова, точно бы минимизировала случаи, когда детей «зря забирают из семьи и когда зря не забирают».
— По сигналу должна выходить группа людей, в том числе психолог, соцработник, медик, а не полицейский или сотрудник органа опеки, — заметила Альшанская. — Люди должны специально обучаться этому, должны уметь принимать решение командой, собирать анамнез, взвешивать все данные.
По ее словам, у такой команды должна быть возможность серьезно и длительно наблюдать за ситуацией в семье, при необходимости предлагать пути выхода из ситуации — например, поехать маме и ребенку вместе в кризисный центр.
— Но если мы понимаем, что родители реально издеваются над ребенком, мы не должны говорить в тот момент, что самое главное — сохранять семью, — замечает Альшанская. — Самое главное, чтобы этого ребенка не убили. Но каждая ситуация требует разных решений: где-то продолжать работать с матерью, где-то передать ребенка в другую семью. Нет единой схемы, которую можно прописать в инструкцию. Есть задача выстроить эту работу как профессиональную.
Председатель правления Национального фонда защиты детей от жестокого обращения Александр Спивак замечает, что органам опеки важно также сместить акцент в их работе на более ранние стадии: ведь уже было известно, что семья неблагополучная.
— Если есть угроза для ребенка, это не во всех случаях должно быть лишение родительских прав, — замечает он. — Но у органов опеки других вариантов нет. Сейчас, насколько я знаю, продумывается некая программа модернизации системы опеки и попечительства. Изменения здесь должны быть гибкими, должны касаться методики оценки безопасности, вариативности, что делать после выявления угрозы ребенку.
Дефицит профессионализма
Одним из важнейших аспектов проблемы эксперты называют отсутствие профессионалов в органах опеки.
— Чтобы принимать решение относительно какой-бы то ни было ситуации сейчас, нужно профессионально оценивать не только жилищно-бытовые условия, но вообще семейную ситуацию, предысторию, что конкретно сейчас происходит, уровень риска для ребенка, — замечает Александр Спивак. — А для этого необходима серьезная профессионализация, так как сейчас специалисты органов опеки фактически чиновники — государственные или муниципальные служащие.
По его словам, чаще всего у них нет образования психологов, педагогов, медиков и т.д.
— Здесь есть дефицит системности, дефицит профессиональной подготовки, — говорит он. — В таких случаях необходимо обоснованное мнение конкретного человека, но не субъективное, а профессиональное, основанное не на своем опыте, а на обучении, на профессиональной поддержке. В масштабах страны добиться этого профессионализма — грандиозная задача.
В этой ситуации, считает Спивак, важно вести профессиональную подготовку в национальном масштабе — образовательный проект, который бы позволил тем, кто работает в органах опеки, получить нужную квалификацию на современном уровне. Юлия Зимова замечает, что в прошлом году в России отучился первый набор магистратуры специалистов опеки и попечительства, теперь у них по крайней мере есть профильное образование по этой теме.
Но пока образование в этой сфере не является государственным делом, занимаются этим в основном благотворительные фонды. Александра Марова отмечает, что их методику работы видели в той или иной степени почти все органы опеки в стране. Но пока нет политической воли со стороны руководства ведомства или правительства региона, в работу их не возьмут.
Альшанская отмечает, что в органах опеки должны работать психологи и специалисты по социальной работе, но их там просто нет. Поэтому речь не может идти даже о простой переподготовке уже работающих людей — нужны новые ресурсы. В то же время переподготовка уже работающих людей тоже должна быть.
— Должна появляться система повышения квалификации, — отмечает она. — В ряде регионов она есть, но это, как правило, бессмысленный формализм. Программы должны появиться в вузах, в образовательных центрах повышения квалификации, во всех регионах на основе лучших образцов. Практики в регионах есть, но они пока очень точечные.
