Ловитель муз: главный питерский писатель рассказал о жизни и о себе
Глава Союза писателей Санкт-Петербурга ведет за собой литераторов Северной столицы, что называется, личным примером. Когда-то, отвечая на вопрос журналиста, как вернуть чтению интерес публики, Валерий Попов отрезал: «Лучше писать». Именно этим он и занимается уже более полувека, а его новый сборник представляет критик Лидия Маслова — как книгу недели, специально для «Известий».
Валерий Попов
Пропадать, так с музой
СПб.: Издательство «Литпроект», 2020. — 372 с.
Классик «ленинградской школы» Валерий Попов всей своей более чем полувековой писательской биографией опровергает расхожее представление о петербургском интеллигенте как высокомерном мрачном неврастенике, озабоченном исключительно тем, как бы поострее уколоть чужой глаз своей образованностью, воспитанностью и сложной душевной организацией. В демократичном понимании Попова литератор, накоротке общающийся с музой, вовсе не является существом высшего порядка, наделенным каким-то специальным внутренним устройством.
Открывающий новую книгу мемуарный очерк «Первый интерес», о первых телесных и визуальных ощущениях будущего беллетриста, начинается с мысли, что любой человек в широком смысле писатель. Который «вечером перед сном выстраивает прожитый день по-своему, вспоминает, как он попал в западню, но выбрался, как мог сподличать, но отказался, как сначала проигрывал, но потом собрался и победил. Обидно засыпать, а тем более — умирать, не прочувствовав, не полюбив и не оправдав свою жизнь».
Писатель Валерий Попов
Другое дело, что не все считают возможным и целесообразным будить и выпускать на волю дремлющего внутри писателя. Это далеко не всегда удобный спутник спокойной и успешной жизни, стоящей на твердых рельсах процветания. О том, как литература, то есть «бред в голове», мешает настоящей, серьезной работе, речь идет в новелле «Затерянный в капусте». Протагонист, окончивший Ленинградский электротехнический институт, честно пытается работать по распределению в КБ испытателем микрофонов для подводных лодок. Испытатель из него выходит необъективный, потому что он слишком хорошо запоминает случайный набор слов из артикуляционных таблиц, складывая их в лирические пейзажи:
«Казалось бы, какая связь: лодочка, японец, теплота, генерал, черника... А у меня сразу же появлялась картина. <...> ...какая-то темная река, на ней лодочка — и японец-генерал поплыл в теплоте за черникой»
Давним поклонникам поповского гротеска, вырастающего из самой подлинной бытовой реальности, новая книга напомнит сборник мемуарных зарисовок «Горящий рукав» 2008 года, только в более лаконичной и энергичной редакции. Как будто автор, переехавший на менее просторную печатную жилплощадь, обставил ее прежним антиквариатом, постаравшись уплотниться.
Что-то осталось в запасниках, а жемчужины коллекции теперь составляют эклектичный ансамбль с приобретениями новейшего времени, но единая победительная стилистика выдержана. Ею густо окрашено мажорное финальное стихотворение в прозе «Петербургская весна», где автор патриотично и в духе новейших веяний карантинного времени развивает внутренний туризм и рекламирует пляж около Петропавловки («Где еще раздеваются, когда идет лед, и загорают, когда лежит снег?») вместо поездки на Мальдивы:
«Это все равно что нанять на неделю равнодушную иноземную красавицу, которая тут же тебя забудет, и не заметить скромную, но полную переживаний и чувств соседку...»
Попов не был бы Поповым, если бы иногда не издевался сам над собой, укоряя себя за недостаточный блеск, и не представлялся стареньким немощным лузером, сомневающимся даже в своих способностях сочинить веселый рассказ в глянцевый журнал. Впрочем, воспоминание об этом называется без ложной скромности «Как я был Богом». Получив звонок от редактора журнала Playboy с просьбой описать просто «случай из жизни», Попов пускается в фирменный внутренний диалог: «Куда уж для «Плейбоя» тебе писать! Разве что для журнала «Огородник»!», но в итоге выкручивается. Правда, переобщавшись со служителями «плейбоевского» кролика, он по недоразумению выдал себя в поезде за «зайца». Посередине пути его чуть не ссаживают, в последний момент прощают, однако заложник ситуации уже не может признаться проводнику и охранникам, великодушно пригласившим его к своему столу, что он не безбилетник:
«Сказать, что ничего на самом деле нет и я еду обыкновенно, по билету? Большего плевка им в душу невозможно даже представить! Они только что помиловали «зайца», и я им скажу, что я вовсе не «заяц»... <...> Я молчал, чувствуя себя Богом, который из ничего создал храм любви и добра... Все закусывали луком, но, наверное, не только лишь поэтому слезы стояли у всех на глазах»
Это одна из любимых тем Валерия Попова — необходимого для писателя умения режиссировать собственную жизнь и интуитивно нащупывать линию поведения, которая наиболее подходит именно твоему темпераменту и лучше всего позволяет продвинуть свой талант. Он исследует различные писательские стратегии на примере разных своих знакомых и приятелей. Отмечает любовь к «театральным эффектам» Иосифа Бродского, хвалит за беспощадность ко всем Сергея Довлатова (о котором Попов написал книгу в серии «ЖЗЛ»), восхищается Андреем Битовым, сумевшим «построить интеллектуалов Европы». Себя по контрасту с Битовым Попов объявляет скорее неудачником:
«...в том-то и разница между удачником и неудачником, что первый злится, даже когда у него все хорошо, и добивается еще большего, а у второго «все хорошо» всегда, хотя на самом деле у него ни сапог, ни дачи...»
Грустные раздумья о переменчивости писательской фортуны и ненадежности заработка продолжают культурологи Петр Вайль и Александр Генис, которые «в плешивом сквере на Манхэттене» цитируют поповские афоризмы:
«В первый наш год часто сидели вот тут, на этой скамейке. Ни работы, ни денег. И часто тут вспоминали тебя, твои фразы. Взбадривались. Например: «Выдвинул ящик стола. Оттуда бабочка вылетела. Поймали, убили. Сделали суп, второе. Ели три дня»
Это шутка из знаменитой ранней повести Попова «Жизнь удалась», написанной в 1981-м — по выражению автора, «в самые глухие времена». С тех пор сменилось несколько эпох, далеко не всегда таких уютных для литераторов, какие ностальгически вспоминаются Попову в зарисовках советского периода, где местом действия служат Дом писателя им. В.В. Маяковского на Шпалерной и Дом творчества в Репино.
Этих баснословных оазисов писатели давно лишились, тем не менее неунывающий Валерий Попов продолжает самим своим существованием доказывать, что при достаточной виртуозности вылетевшей из письменного стола бабочкой можно питаться не один десяток лет.
