С Вальтером в руках: полезные советы средневекового шутника
Знаменитая серия «Литературные памятники» Российской академии наук порадовала под занавес года английским автором XII века Вальтером Мапом. Его основное произведение «Забавы придворных» впервые переведено на русский Романом Шмараковым, известным не только как филолог-медиевист и видный латинист, но и как беллетрист с парадоксальным чувством юмора. А именно оно необходимо для разъяснения, как получить максимум интеллектуального удовольствия от заметок Мапа о нравах при дворе короля Генриха II Плантагенета, перетекающих в рассуждения о человеческой природе вообще, не слишком изменившейся с тех пор. Критик Лидия Маслова представляет книгу недели — специально для «Известий».
Вальтер Мап
Забавы придворных
СПб.: Наука, 2020. — Подгот. Р.Л. Шмараков (перевод, составление, примечания, статья) — 423 с.
Статья Шмаракова «Вальтер Мап, человек насмешливого языка» помещена в последней трети тома, выпущенного петербургским издательством «Наука» в соответствии с самыми высокими исследовательскими стандартами «Литпамятников». Кроме дополнений, приложений, примечаний и библиографии есть отдельный указатель библейских цитат и аллюзий, используемых священнослужителем Мапом через строчку, цитат и параллелей из античных и раннесредневековых авторов, топонимов и этнонимов плюс сводка хронологических указаний, позволяющих приблизительно предположить, когда были написаны «Забавы».
Писатель и переводчик Роман Шмараков
Читателя, не очень искушенного в чтении старинных манускриптов и не изуродованного избытком эрудиции, перед знакомством с сочинением Мапа хочется малодушно отослать к вводящей в курс дела и морально подготавливающей шмараковской статье, но не факт, что это правильная последовательность. Возможно, книга произведет даже более бодрящий эффект, если, зажмурившись, с разбегу бултыхнуться прямо в пучину средневекового остроумия (пусть и не всегда моментально считываемого современным читателем) и лишь потом, выбравшись на берег и немного отдышавшись, броситься за подсказками к филологу: «Роман Львович, что это было?»
А было на самом деле практически пять произведений. Шмараков ссылается среди прочего на современного американского исследователя Джошуа Смита, считающего, что «Забавы придворных» — это «по меньшей мере пять отдельных работ разной степени завершенности, и то, что они предстают перед нами как нечто единое под общим названием, — результат многоэтапного вмешательства переписчика». Вероятно, переписчика стоит поблагодарить и за торжественные перебивки, которыми, как части Мерлезонского балета, отделены друг от друга разделы книги магистра Мапа: «Кончается первый раздел «Забав придворных». Начинается второй».
На обыденный слух само словосочетание «Забавы придворных» может дезориентировать, но сразу надо предупредить, что у изворотливого Мапа ни одно слово не стоит понимать в буквальной простоте и нередко он намекает на нечто ровно противоположное. Так, при чтении первого раздела, наиболее остросатирического в книге, жизнь придворных, полная не столько забав, сколько ужасов и превратностей, вызывает скорее сочувствие. Основной прием Мапа здесь — метафорическое сравнение королевского двора с преисподней. «Забавы придворных» вообще носят больше морализаторский и проповеднический характер, нежели развлекательный, хотя автор старается не упускать оба компонента.
Скульптура Генриха II в Кентерберийском соборе
Второй раздел пестрит историческими анекдотами, иногда навевая ассоциации с «Голубой книгой» Михаила Зощенко, особенно с разделом «Коварство» или «Неудачи». «А вот еще был такой случай», как бы рассказывает Мап, и тоже кончился кое для кого печально, но вы сами делайте выводы:
«Целый лес и поленницу выложил я перед вами — не скажу в побасках, но в набросках; ведь я не предаюсь отделке слога, да и займись этим, не преуспел бы. Каждый читатель пусть высечет что-нибудь из предложенной ему груды, чтобы его усердием всё это явилось на люди в благообразном виде. Я ваш охотник: я приношу вам дичь, а вы из нее стряпайте»
Наиболее тщательно проработанный чисто технически третий раздел состоит из четырех рыцарских романов. Однако жанровые конвенции вывернуты наизнанку, а идея куртуазной любви оборачивается женским вероломством, и даже если номинально антигероини в новелле нет, то ею становится персонифицированная Зависть как основная движущая сила сюжета.
Четвертый раздел книги содержит самое известное при жизни Вальтера Мапа сочинение, написанное под псевдонимом, «Послание Валерия» (где автор — мизогинист и мизогамист — отговаривает друга-философа от женитьбы) и еще несколько страшных историй с элементами сверхъестественной чертовщины.
В пятом разделе автор сетует на чрезмерный интерес писателей к древности и небрежение к современности:
Кентерберийский собор
«Плоды усердия древних у нас в руках; собственное прошлое они делают для нас настоящим, а мы немы; таким вот образом память о них жива в нас, а о своем мы беспамятны. Вот славное чудо! Мертвые живут, живые вместо них погребаются! Может статься, и наши времена располагают чем-то достойным Софоклова котурна. Однако пренебрегаются отменные дела современных героев и превозносится никчемная бахрома древности»
Затем Мап лично берется исправить ситуацию и обращается к недавней истории Англии, причем сам невозмутимо плетет довольно фантастическую бахрому из прекрасно известных событий, искажая их ради решения своих художественно-публицистических задач.
Неоднократно говоря о читательской ответственности и о правильном подходе к усвоению любого материала, Мап задействует богатую метафорику: «...деловитая пчела пробует и полынь, и тимьян, чтобы снести в сокровищницу мудрости мед, собранный с горького и сладкого, а по милости Божией — собираемый и с легкомысленного...» «Забавы придворных» не то чтобы очень легкое чтиво, оно требует усидчивости, но от него если и устаешь (местами ощущая его «докучным», как выражается самокритичный автор), то это приятная усталость. Как будто ты изнурял себя постом и молитвою, занимался душевным фитнесом и стал чуть потоньше, а не просто потратил время, перелистывая излияния графомана, которому, в сущности, нечего сказать.
Вальтеру Мапу как придворному «инсайдеру» было много чего сообщить по заявленной теме, хотя и у него встречаются повторы излюбленных мыслей, черновые варианты одних и тех же сюжетов, не говоря уже о перепевах чужих или общеизвестных фольклорных мотивов. Автор «Забав придворных» припрягает Овидия, Вергилия, Горация, Цицерона, Блаженного Августина, Ювенала, Марциала, Плиния и многих других, менее хрестоматийных авторов, но уж если что-то заимствует, то выжимает по максимуму, достраивая сюжет, раскручивая понравившуюся мысль или прием в разные стороны.
Примеры продуктивности Мапа как интерпретатора есть в статье Шмаракова, разбирающего черный анекдот о повесившейся жене из «Послания Валерия», вычитанный англичанином у Цицерона. Кроме того, составитель отдельно отмечает любовь Мапа к удвоенной разработке одного мотива, сюжетной симметрии, миз-ан-бимам (повествовательным «матрешкам») и аллитерациям. Последнее увлечение писателя делает титанический труд переводчика особенно захватывающим. Латынь, с одной стороны, удобный язык для игр словами, например, как rector–corrector («правитель обязан быть и исправителем») или militia–malitiа (это перевести чуть сложнее — «бесстрашность своего беспутства»).
Однако иногда и сам Шмараков отступается, признавая в примечаниях ту или иную игру слов почти непереводимой. Но пусть даже блеск маповских перлов по объективным причинам от нынешнего русского читателя отчасти ускользнет, все равно «Забавы придворных» оставляют приятное ощущение экологически чистой пищи для ума. Как будто твой организм, развращенный бургерами, вдруг хлебнул парного молочка из-под коровы, которая в XII веке паслась на валлийских лугах.
