Хотя уже сообщается, что шведский профессор выдвинул кандидатуру беглого сотрудника АНБ США Э. Сноудена на Нобелевскую премию мира (да, впрочем, на нее много кого выдвигали), личность самого Сноудена далеко не так интересна, как обстоятельства, при которых ему довелось подвизаться на подмостках у всего мира. Такие случаи известны: капитан французского Генштаба А. Дрейфус или сербский гимназист Г. Принцип сами по себе были довольно малозначащими личностями, вряд ли в полной мере осознававшими смысл и масштаб событий, связанных с их именами. Дело не в самом Сноудене, но в важных международных прецедентах, с ним связанных.
Прежде всего скандал со Сноуденом — не шпионский. Как раз будь он шпионским, всем было бы проще — и американцам, и тем державам, куда простерлась американская любознательность. Все шпионы докладывают результаты своих разысканий в Центр, «Юстас — Алексу», после чего Алекс в обстановке глубокой секретности принимает решение, что с этой информацией делать. Алекс может вообще не сообщать противной стороне, что ее деятельность раскрыта. Например, он может вместо этого начать игру с подсовыванием дезинформации. Может сменить коды (в нашем случае — умножить режим секретности). Может и сообщить партнеру, что его деятельность не является секретом, — но сообщить конфиденциально. Случаи же, когда Алекс устраивает открытый международный скандал, достаточно редки.
Напротив, если за дело берется идеалист, открытость скандала гарантирована, хотя бы сторона, подвергшаяся слежке (Франция, Германия, Россия, Бразилия etc.), возможно, и не хотела публичного разбирательства и предпочла бы взять меры келейно. Но поскольку огласка уже произошла, она вынуждена реагировать вслух, хотя бы ей по каким-либо причинам этого и не хотелось.
Далее возникает вопрос с убежищем, вообще не являющийся актуальным в случае со шпионом. Агент, тайно работающий на спецслужбу другого государства, безусловно уверен, что если его физически возможно вытащить из пределов досягаемости контрразведки, это будет сделано. И уж во всяком случае исключена его выдача тому государству, за которым он шпионил. Здесь действует то элементарное соображение, что если бы оно было не так, кто же взялся бы шпионить. А равно и то, что шпион тоже располагает какой-то информацией, которую совершенно не нужно знать контрразведке. Поэтому право на убежище для шпиона никем не подвергается сомнению. Когда члены «Кембриджской пятерки» бежали в СССР, вряд ли британские спецслужбы были тем сильно довольны, но до официальных требований выдать агентов назад не доходило по причине полной бессмысленности. Отчасти это расширялось и на жанр «Я выбрал свободу» — советская сторона если и требовала выдать побегушника, то чисто ритуально, понимая всю бесперспективность это дела. Что с воза упало, тем более убежало, то пропало.
В этом смысле заявления Госдепартамента о своем глубоком разочаровании тем, что Сноудену в Москве предоставили «трибуну для высказываний» и «платформу для пропаганды», демонстрируют такой уровень бессильной злости, до которого и СССР в аналогичных случаях не всегда доходил. Тем более что в Конституции СССР не было первой поправки, на которую советским официальным лицам предписывалось публично молиться, — а в Конституции США она вроде как есть.
Наверное, это связано с принципиальной новизной нынешней международной ситуации. Во времена холодной войны существовало два мира — две системы, а в более ранние времена существовали сферы влияния, распространявшиеся в том числе и на беглецов. Суверенитет включал в себя и право давать убежище.
Ныне США претендуют на то, что в сферу их интересов включен весь мир, отрицая тем самым право иных держав давать убежище в том случае, если США это не нравится. Как заявила представительница Госдепартамента, «действия любой страны, которая сыграет роль в оказании помощи Сноудену в предоставлении транзита или места для жительства, приведут к проблемам в наших отношениях». В старые времена это называлось «финляндизацией» — Финляндия обязывалась выдавать СССР побегушников (хотя иногда подходила к этому обязательству не слишком ретиво, глядя сквозь пальцы на попустительство своей полиции). В нынешней американской версии финляндизации подлежит весь мир — что и показал инцидент со Сноуденом.
Впрочем, во времена позднего СССР бытовал анекдот, повествующий о том, как волк ходит по лесу и выкликает зверей. Зайцу он велит явиться в 14.00 к нему в качестве обеда и записывает в книжечку для памяти, лисе он велит явиться к нему для послеобеденных страстных наслаждений и тоже делает в книжечке отметку, сбой происходит, когда ежик отвечает ему: «А пошел ты к бую!», после чего волк чешет затылок и говорит: «Гм, придется вычеркнуть».
Как это будет выглядеть у нынешнего товарища волка, вопрос, безусловно, интересный.
