Есть преступления столь бесчеловечные и столь возмущающие душу — и в первую очередь к ним относятся жестокие убийства малых детей половыми маньяками. Практически всегда вслед за такими новостями уголовной хроники идут разговоры об ужесточении наказаний за такие деяния, о введении жестоких и необычных наказаний и гарантированно — о возвращении смертной казни. Бессильный гнев при виде отвратительного злодеяния должен найти себе выход.
На этот раз эмоции захлестнули главу МВД В.А. Колокольцева. Имея в виду случившиеся недавно два жестоких детоубийства, он сказал: «Боюсь навлечь на себя гнев противников смертной казни, но, если не как министр, а как простой гражданин, я не видел бы ничего предосудительного (в смертной казни. — М. С.) для подобного рода преступников… Для таких нелюдей, я считаю, смертная казнь — это нормальная реакция общества на свершившийся факт».
Спор о допустимости смертной казни идет уже как минимум третий век — с 1764 года, когда вышла книга маркиза Беккариа «О преступлениях и наказаниях». С тех пор доводы и за, и против особо не обновлялись и сторонники смертной казни так и не смогли ответить на доводы маркиза: «Не суровость наказания, а продолжительность его морального воздействия — вот что производит наибольшее влияние на душу человека… Не страшное, но мимолетное зрелище смертной казни злостных рецидивистов представляется наиболее действенным средством удержания людей от преступлений, а постоянный и исполненный тяжких страданий пример, когда человек, лишенный свободы и превращенный в подобие рабочего скота, возмещает своим каторжным трудом ущерб, нанесенный им обществу. Воздействие этого постоянно повторяющегося, а потому и наиболее эффективного напоминания самим себе: «Я буду низведен до такого же жалкого состояния, если совершу аналогичное преступление», гораздо сильнее, чем мысль о смерти, которую люди всегда представляют себе в туманной дали».
Если режим заключения норвежского убийцы Брейвика, отбывающего наказание в трехкомнатной камере и горько жалующегося на холодный кофе и недостаток конфет в рационе, действительно не всех может убедить в том, что это приемлемая альтернатива смертной казни для хладнокровного убийцы семи десятков человек, то рекомендованное Беккариа безысходное заточение в каторжных условиях может быть и более убедительной заменой смертной казни. Даже и с точки зрения возмездия за содеянное и за муки жертвы еще большой вопрос, что воздаятельнее — одноразовый хлопок из пистолета или годы и десятилетия в каменном мешке, откуда выход только вперед ногами. Для полного же (или хотя бы близкого к полному) воздаяния нужно вводить квалифицированную смертную казнь времен Тюдоров или царя Иоанна Васильевича — о чем вроде бы речи не идет.
Могут быть, конечно, возражения, основанные на том, что безысходное заточение, положим, было бы действительно заменой смертной казни, но именно безысходное — тогда как самая крепкая тюрьма в наших условиях его не гарантирует. Эту оговорку, впрочем, признавал и Беккариа. Другое дело, что отсутствие гарантий тоже надо доказывать. Много ли побегов знает тюрьма «Белый лебедь»? Вроде как ни одного.
Так что основные возражения против отмены смертной казни основаны не на холодно-рациональных соображениях — рациональнее Беккариа быть трудно, — но именно на эмоциях. На том самом бессильном гневе, и так, наверное, будет всегда. Кровь людская — не водица, тем более кровь безвинного ребенка.
Если полицмейстер, судья, иной чиновник как человек не может смириться с тем, что черному злодею будет оставлена его презренная жизнь, он в полном своем праве, и его чувства понятны. Лишь бы при этом он руководствовался принципом «Как человек, я против, но как служитель закона — смиряюсь». Что и сделал В.А. Колокольцев.
Требовать от чиновников, чтобы они не вправе были иметь личное и не влияющее на их законоисполнительную деятельность мнение по тем или иным вопросам, есть проявление коммунистической партийности или западной политкорректности, что, впрочем, одно и то же.
