Разворачивающаяся в последнее время дискуссия о будущем партийном устройстве России, которое, по мнению многих, приобрело бы полезные для страны черты, если бы за голоса избирателей соревновались две сильных партии — правая и левая, на мой взгляд, ставит как минимум три важных вопроса.
Во-первых, каким образом околовластные элиты самых разных убеждений смогут отказаться от жесткого центристского курса, который является для них залогом устойчивости и причиной их инертности? Да, инертный центризм затягивает и одновременно способствует накоплению негатива, ведь любая неприятность со временем воспринимается гражданами как следствие «того, что ничего не меняется». Но инерция в краткосрочной перспективе оказывается сильнее вызовов не такого уж далеко будущего — негатив накапливается медленно, а отказ от спокойной гавани центризма сулит реальные и выдуманные неприятности прямо сейчас.
Именно поэтому Государственная дума, как верно отметил мой друг и коллега Борис Межуев, в полном составе стала партией власти и сегодня сложно представить хоть сколько-нибудь серьезные разночтения между парламентскими фракциями.
Во-вторых, если удачный ответ на первый вопрос удастся найти, то есть элиты действительно будут готовы поделиться на две политически окрашенные команды и непритворно конкурировать, то встает вопрос о доверии к такому разделению со стороны избирателей. На первый взгляд, от такого положения вещей выигрывают партии, не прошедшие в Думу в декабре 2011-го. Но ведь чтобы эти партии приняли участие в «походе за двухпартийностью», им надо по меньшей мере (причем чем скорее, тем лучше) оказаться в парламенте, а кроме того — и это более существенная проблема — всем партиям без исключения придется всерьез, без обиняков и с глубоко фундированных позиций говорить об экономическом курсе.
Не могу и здесь не сослаться на Бориса Межуева. Он прав — сегодня никто разговор об экономике не ведет, его избегают, как черт ладана. То, что составляет основу платформ партий, блоков и политических движений в большинстве стран, которые можно назвать демократиями (от США и Европы до Индии и Бразилии), у нас как будто бы запретная тема. Выходит, что гораздо легче вести разговор об абстрактной свободе и несвободе, светскости государства или, наоборот, о его приверженности традициям основных конфессий, чем излагать свою программу в наиболее чувствительной области. Ведь даже несистемная оппозиция на мероприятиях второй половины 2012 года пришла к предельной размытости экономических требований и к голимому популизму: остановить рост тарифов ЖКХ, защитить образование (факультативно — и бизнес тоже), приструнить казнокрадов и т.п.
Если отсеять митинговую риторику, то получается, что оппозиция собиралась делать ровно то же самое, что «жулики и воры», но только без тех, кого они в эти самые «жулики и воры» записали. И наоборот. Пиарщики от власти твердили, что они сделают всё то, о чем говорилось на митингах, кроме одного: власть не переменится, поскольку сделать всё это может только власть, а не митинговые крикуны.
Таким образом, взаимных претензий масса, а программ, тем более в плоскости экономики, попросту нет. Какая уж тут двухпартийная конкуренция! При таком раскладе оскорблять друг друга очень даже можно, а вот конкурировать — никак.
В-третьих — и это лично для меня главный вопрос: кто создаст достаточно сильный правый центр, способный эффективно конкурировать с центром левым и при каких условиях создание правоцентристской партии в современной России вообще возможно?
Действительно, и начавший дискуссию Евгений Примаков, и множество других экспертов полагают, что Россия — страна левая. Стало общим местом, что левая идеология — чуть ли не единственно приемлемая для нашей страны, а люди правых убеждений всегда будут в ней меньшинством.
Я, разумеется, с этим не согласен, но прекрасно понимаю, что распад СССР и переход к капитализму в нашей стране произошел с такими чудовищными социальными перекосами, что, говоря по-примаковски, неолиберализм части властной элиты еще очень долго будет неотличим от того, что еще один известинский колумнист Виктор Топоров назвал конкуренцией (кстати говоря, снова непартийной) ультраправого и умеренно правого проектов.
Кроме того, самоназванные правые — назовем их «коллективным Кудриным» и «коллективным Прохоровым» — принимают, увы, лишь часть правого пакета, сформулированного, испытанного и отточенного в демократиях со слишком длительной историей, чтобы их не принимать во внимание. При этом левые этатисты почему-то присвоили себе часть консервативной повестки. На Западе либерал — уже давно почти социалист, а у нас почему-то правый… Можно, конечно, сказать, что Запад нам не указ, но этот аргумент сегодня уже мало кого не убеждает.
Правые, по идее, должны быть прежде всего представлены людьми дела, бизнесменами, но эти самые люди дела восприняли политику как защиту своих бизнес-интересов и, увы, обращаются к власти, вместо того чтобы формировать собственную программу действий, обращаясь далее ко всем, кто зарабатывает на хлеб сам, а не ждет подачек, ведь, к примеру, в США за правых голосуют в основном работяги, труженики, налогоплательщики…
Так как же завести сердце двухпартийному организму?
Боюсь, рецепт в краткосрочной перспективе покажется правым неприятным и неудобным, но, по моему мнению, единственно осуществимым. Чтобы правое в нашей стране выкристаллизовалось в политически успешный проект, необходимо… левое правительство. Появление такового мобилизует и правых избирателей — а они есть, стоит лишь вспомнить о третьем месте Михаила Прохорова на президентских выборах и об антиэтатистских настроениях слишком многих в русской провинции — и приведет к политической переупаковке правого, кстати говоря, превращая его в гармоничную часть мирового правого, причем без потери патриотического компонента, характерного для правых во всем мире.
Мы не можем сегодня сказать, кто станет по-настоящему правым центром, то есть кто из элиты возглавит отклонение от центра вправо — именно вправо, а не в расплывчатый либерализм, — но мы можем указать на то простое обстоятельство, что оппоненты левому правительству будут полноценной второй политической силой в стране.
