Мы приехали в Россию из чувства родства. Сегодня мы брошены...

Он не знает дня своего рождения. Но боролся за то, чтобы каждый афганец знал свой день рождения. Он хотел построить роддом в каждой провинции Афганистана. И научить детей читать. А у нас он - просто беженец. 20 июня его "праздник" - День беженцев.

- Если вы будете проходить мимо делового центра гостиницы "Севастопольская", - говорит Мухаммад Хасан Виар, - увидите, как бывший декан или ректор Кабульского университета торгует или таскает грузы. На Черкизовском рынке и в Лужниках работают бывшие афганские генералы, министры, журналисты. Соцработник в нашем центре - бывший замминистра обороны Афганистана, курировавший МВД и Управление госбезопасности.

Мухаммад Хасан Виар бежал из Афганистана десять лет назад. В прошлом году он возглавил в России общественную организацию "Опора", которая помогает беженцам из стран дальнего зарубежья.

- Человек бросает свой дом только если подвергается смертельной опасности. В чужой стране он ищет крова и поддержки. К сожалению, в России ему не поможет никто, кроме ООН.

Зная об этом не понаслышке, московские общины беженцев из Азии и Африки объединили силы, чтобы защитить соотечественников, брошенных на произвол судьбы.

В Афганистане Мухаммад Хасан Виар был заместителем директора завода, заместителем мэра города. Пять лет учился в СССР, снова работал в Афганистане, стал военным. Работал в Академии Царандоя (Министерства внутренних дел) в Кабуле. И наконец - заместителем начальника Главного управления МВД одной из провинций. После распада правительства Наджибуллы его начали преследовать.

- В 1992 году я бежал под чужим именем, по подложным документам - улетел в Москву последним рейсом, - рассказывает Мухаммад Хасан. - Семья осталась, кочевала из города в город, их преследовали, арестовали старшего сына, и я до сих пор не знаю, жив он или убит... Перетащить семью в Москву мне удалось только в 1996-м. До 2000 года мы жили нелегально. У нас не было никаких документов, кроме тех, что нам выдала ООН.

- Чем вы занимались?

- Жил у друзей в общежитиях, работал грузчиком на рынках. Ни жена, ни дети не знали языка. Но мы жили, преодолевали трудности, хотя иногда не могли даже снять комнату, жить было негде, не было денег. Мои дети не учились в школе, ходили только на курсы при ООН. Слава Богу, в 1999-м я получил статус беженца. Тогда детей взяли в школу, теперь они прекрасно говорят по-русски.

- Как сейчас живется в Афганистане? Вернуться не мечтаете?

- Все говорят, что в Афганистане уже все хорошо, но на самом деле это не так. Там разрушено все: сельское хозяйство, промышленность, разграблены дома, ни воды, ни света. Считается, что теперь можно вернуться. Но людям, убежавшим от режима, опасно возвращаться. До сих пор никто не объявил о примирении. А люди, от которых они бежали, стоят у власти. Второй вопрос в том, что дети, которые выросли здесь или в Европе, - совсем другие дети. Им никак не объяснишь: "Сынок, это Афганистан, здесь нет света, горячей воды, школы и больницы". Вот почему немногие хотят вернуться. Но как в русской поговорке: в гостях хорошо - а дома лучше. Каждый мечтает - домой, на родину.

- Ваше самое светлое воспоминание о родине?

- Поскольку я родился и вырос в Афганистане, для меня Афганистан более чем свят. Афганцы очень гостеприимный народ, и они могут простить друг другу обиды, если бы не вмешивались извне. Каждое воспоминание об Афганистане для меня больше, чем память, я каждый день вижу, какой была моя страна и какой она стала. Мое светлое детство было очень спокойным. Моя неспокойная молодость для меня была светлой, потому что я стремился сделать лучше свою страну. Не знаю, какой я увижу страну в моей будущей старости. Мне было 18 лет, когда меня назначили заместителем мэра города. К тому времени я закончил специальный лицей. Мой отец приехал, чтобы забрать меня в Кабул: я только что женился, и жена осталась там. Но я сказал отцу: не могу, я нужен здесь. Мы много работали и были счастливы. Мы видели, как неграмотный крестьянин или рабочий стремится, чтобы его дети стали грамотными. Вот это для меня было свято. Это были мои родные, на моих глазах они росли. Я мечтал, что завтра они будут работать, как мы. До сих пор, когда я думаю про это, мне становится плохо.

- Вы помните первый день в Москве после того, как пришлось бежать?

- Чувство такое, будто я опять попал в Союз. Вокруг русский язык, все говорят на русском. В "Шереметьево", когда я проходил таможню и меня попросили: "Дайте документы", для меня это было как праздник. Я чувствовал, что опять приехал на родину. В то время беженцев здесь не было, только студенты. Я позвонил им и сказал: "Ребята, вот я и убежал из своей страны, которую так любил..." Это было очень тяжело...

До 1996 года в России не существовало процедуры приема беженцев, говорит Мухаммад Хасан. Сегодня беженец должен обратиться в правоохранительные органы в течение суток со дня приезда. Часто это бывает невозможно, и потом из-за этого им отказывают в помощи. В прошлом году вышел указ мэра, чтобы детей беженцев принимали в школы без регистрации в Москве.

- Я бы хотел, чтобы Россия обратила на нас хоть немного внимания, - говорит Мухаммад Хасан. - Мы могли убежать в другие страны. Но решили ехать в Россию. Не за квартирами или работой, а из чувства родства. Сегодня мы брошены. Никто не обращает внимания на людей, которые до сих пор верят в дружбу и добрые связи с Россией.

Справка "Известий"

По данным на декабрь 2003 года, в России зарегистрировано всего 6435 беженцев. По неофициальным данным, их более 35 тысяч. В основном это бывшие студенты российских вузов. Более 80 процентов - беженцы из Афганистана, остальные - из Ирака, Сомали, Анголы, Конго. Среди них учителя, врачи и даже профессора. Устроиться по специальности они не могут даже при наличии российских дипломов и знании русского языка. С 1992 года получить статус беженца смогли только 614 человек. Из всех беженцев только эти 614 имеют законное право обратиться к врачу.