Вставайте, князь: Иннокентий Смоктуновский и его роли
95 лет назад, 28 марта 1925 года, родился Иннокентий Смоктуновский, актер, которому никакие поясняющие определения просто не нужны. Журналист Алексей Королев для «Известий» вспомнил, сколь непрост был путь Смоктуновского к славе и почему вдохновенные безумцы — далеко не единственный типаж, который ему так удавался.
Вне игры
С таким лицом можно было играть Бога. Нет, дело тут не в пресловутой «несоветскости» и тем более не в «аристократизме» (в конце концов, породистой внешностью обладала масса отечественных актеров первой величины — от Астангова до Ливанова-младшего). Нет. В облике Смоктуновского так причудливо точно смешались детскость, немного отстраненное безумие и какое-то запредельное, потустороннее всемогущество, что ему, по сути, всю жизнь не нужно было «играть». Просто смотреть в камеру или зал и произносить текст. Остальное зритель — без малейших усилий и даже отчасти не отдавая себе в происходящем отчета — додумывал сам.
Между тем обстоятельства жизни Смоктуновского — почти до четвертого десятка лет — кажутся решительно неподходящими для актера, видимо, занимающего в отечественной профессиональной иерархии первое место. Он родился в неописуемой глуши Западной Сибири, в деревне, основанной переселенцами из Белоруссии. Фамилия его отца была Смоктунович, в семье намекали на шляхетское происхождение их рода; впрочем, шляхтой в Польше всегда считался каждый второй.
Так или иначе, жили Смоктуновичи зажиточно, по обстоятельствам тех лет семья считалась кулацкой. Ее и раскулачили, отец-мельник отсидел год за «эксплуатацию рабочей силы», но в колхоз идти отказался. Смоктуновичи перебрались в город — сперва в Томск, потом в Красноярск, бедовали и голодали. В 1941-м отец ушел на фронт и вскоре пропал без вести, два года спустя призвали и Иннокентия.
Он воевал всерьез — две медали «За отвагу» тому бесспорное доказательство, побывал в плену, партизанил. Плен биографию кулацкого сына, разумеется, не украсил, и после демобилизации ни о каких крупных городах и престижных вузах не было и речи. Нужно было возвращаться домой.
До фронта он успел позаниматься в школьном драмкружке и подрабатывал статистом в Красноярском театре. Туда, в студию при театре, Смоктунович и пошел учиться — высшего профессионального актерского образования он так и не получил.
Провинциальное танго
Почти 10 лет он мотался по провинции — Норильск, Махачкала, Грозный, Сталинград. Сменил фамилию на Смоктуновский — сведения о причинах разнятся: кто говорит, из-за неблагозвучия, кто — из-за «борьбы с космополитизмом». Когда наступили более вегетарианские времена, перебрался в Москву, где ему сперва тоже отчаянно не везло: «не тот типаж». Слишком много интеллигентского, чужого, нереалистичного, неземного. Классику играть может, бравурную советскую драматургию о плавках и чекистах — нет.
Разумеется, ему повезло — должно было повезти. Экранизаторы повести будущего диссидента и эмигранта, а тогда простого лауреата Сталинской премии Виктора Некрасова «В окопах Сталинграда» никак не могли найти артиста на роль Фарбера — нервозного, болезненно честного интеллигента-еврея, командира стрелковой роты. Смоктуновский попал в эту роль идеально. Все его «недостатки» оказались тем, чем они и были на самом деле — уникальными драматическими скиллами, умением воздействовать на зрителя самыми скупыми ремесленными средствами, взглядом, жестом, случайной интонацией.
Фильм этот — он называется «Солдаты» и вышел в прокат в 1956-м — в силу последующих обстоятельств жизни Некрасова оказался подзабыт. Между тем именно в «Солдатах» все впервые увидели того Смоктуновского, который будет с нами следующие четыре десятилетия.
Но славы — подлинной славы — пришлось подождать еще год. Георгий Товстоногов тоже искал актера. Человека, способного сыграть князя Мышкина в его «Идиоте» в Большом драматическом театре Ленинграда. Евгений Лебедев — он репетировал роль Парфена Рогожина — посоветовал Товстоногову Смоктуновского.
Артисты Евгений Лебедев в роли Рогожина и Иннокентий Смоктуновский в роли князя Мышкина в спектакле «Идиот» в постановке Ленинградского Большого драматического театра, 1966 год
Спектакль, премьера которого состоялась 31 декабря 1957 года, стал не просто легендой — многие считают его лучшей драматической постановкой в истории советского театра вообще. Мышкин Смоктуновского — нелепый, но вовсе не безобидный безумец с ясной головой и огромным сердцем — стал эталоном исполнения этой роли, ее единственным возможным прочтением. Сам Смоктуновский играл Мышкина очень тяжело, всякий раз на надрыв и одновременно наощупь. «Я сыграл его двести раз. Если бы пришлось еще двести, я бы сошел с ума сам».
Аристократия духа
Мышкин, Гамлет и царь Федор Иоаннович — три великие роли Смоктуновского — кажутся персонажами настолько похожими как психологические типы, что велик соблазн говорить об «амплуа». Но именно это и будет величайшей ошибкой. Да, вероятно, Смоктуновскому было весьма комфортно играть людей не от мира сего — тут нельзя не вспомнить не только Деточкина из «Берегись автомобиля», но и Циолковского в «Выборе цели», и Войницкого в «Дяде Ване». Однако так сужать его актерский диапазон — значит не просто не любить Смоктуновского, но и не знать его.
Ему абсолютно шикарно удавались, скажем, «неочевидные подонки» — типаж сложнейший, мало кому посильный. Иркутский губернатор Цейдлер в «Звезде пленительного счастья» и финляндский губернатор Бобриков в «Доверии», Карл V в «Легенде о Тиле» и Сальери в «Маленьких трагедиях», барон Геккерн в «Последней дороге» и Плюшкин в «Мертвых душах», император Юстиниан в «Руси изначальной» и кардинал Флёри в «Гардемаринах, вперед!».
Кадр из художественного фильма «Русь изначальная», 1985 год
Нетрудно заметить, кстати, сколь неровны эти фильмы по качеству. Смоктуновский вообще снимался довольно много — в том числе и в откровенной чепухе вроде «Уникума» или «Загадочного наследника». Этому есть вполне рациональное объяснение — по большому счету, он не прижился ни в одной труппе, а актерская жизнь в СССР была устроена таким образом, что стабильный доход давало только положение театрального премьера. Но, быть может, он просто старался наиграться, компенсировать затянувшийся простой в молодости.
Другой стереотип о Смоктуновском опровергнуть сложнее. Принято было считать, что, условно говоря, «в джинсах ему неуютно». Действительно, Смоктуновский — в первую очередь актер классического, в крайнем случае — костюмного репертуара. Современников он играл нехотя и даже, пожалуй, шаблонно (Деточкин как бы не в счет).
Меж тем все почему-то забывают о роли, которая наряду с Гамлетом и Деточкиным безусловно входит в тройку его лучших киноработ — Илья в «Девяти днях одного года». Фильм этот принято считать бенефисом Баталова, а ведь именно на контрасте с героем Смоктуновского с его невероятной смесью растерянности и самоуверенности и получился столь ярким баталовский Гусев.
Кадр из фильма «Девять дней одного года», 1964 год
Признание, пришедшее к Смоктуновскому далеко не в юности, оказалось, однако, своевременным и всеобъемлющим. Он регулярно получал ордена, премии и почетные звания, нравственная репутация его при этом была безупречна — он подписывал, скажем, письмо к Брежневу против попыток реабилитации Сталина.
Но самую неожиданную и, быть может, самую почетную награду Смоктуновский получил в день собственных похорон в августе 1994-го — именно ему первому участники траурной церемонии захлопали: до того традиции так прощаться с актерами в России не существовало.
