«Мы слушаем один хлам и шлак, песенки-однодневки»
Композитор Максим Дунаевский не видит ничего плохого в пикниках на классических опен-эйрах и не хочет писать для молодых исполнителей — он считает, что осмысленная музыка им не нужна. Об этом народный артист России рассказал «Известиям» во время фестиваля «Лето. Музыка. Музей», заключительный вечер которого пройдет 13 июля на Истре при участии дирижера Андрея Борейко и скрипача Ильи Грингольца.
— Фестиваль проходит на базе музея «Новый Иерусалим». Почему вы как президент смотра выбрали эту площадку?
— Московская область очень большая. Естественно, ей нужны центры притяжения, вокруг которых будет концентрироваться публика. За последние пять-шесть лет в регионе заметно выросла туристическая инфраструктура, были отремонтированы многие музеи, поэтому неудивительно, что именно они и стали опорными точками для людей, интересующихся культурой.
Мне кажется, это очень удобно: можно посещать концерты и заодно наслаждаться великолепными экспозициями в местных музеях. Впервые мы опробовали этот формат в прошлом году. Попытка увенчалась успехом, поэтому теперь мы продолжаем развивать музыкальную фестивальную историю в содружестве с комплексом «Новый Иерусалим».
— Справедливо ли, что звезд масштаба Владимира Юровского и Василия Петренко, которые выступили в рамках фестиваля, привезли на Истру, а не на крупную столичную площадку? Уверена, зрителей на условной ВДНХ было бы в разы больше.
— А я в этом не уверен. Лето многие москвичи проводят в Подмосковье, поэтому на концерты приходят не только областные жители. Кроме того, на таких артистов поедут куда угодно, и, скажу вам, действительно едут. Очень многие звонили мне и просили билеты, для них не было проблемой отправиться ради концерта на Истру, потому что в Москве на выступления этих музыкантов, как правило, не попасть.
К тому же нужно культурно и духовно обогащать не только столичного, но и областного зрителя. Хорошо, что у нас есть ВДНХ и другие красивые площадки, но всё это несравнимо с тем, что наблюдает публика рядом с Новоиерусалимским монастырем. Там открываются такие просторы, что людям хочется проводить там день напролет, а не просто посетить концерт. К тому же, повторюсь, можно и в музей сходить, и вкусно поесть, и для детей программа имеется. Фестивальная история этим и хороша.
— Как вы относитесь к тому, что на концертах в формате open-air люди слушают музыку, сидя на пледах и поглощая бутерброды?
— Ничего против этого не имею. Прожив в Америке девять лет, я видел, как в знаменитом зале под открытым небом «Голливуд-боул» люди жуют бутерброды и пьют шампанское, при этом звучит великолепная серьезная музыка в исполнении звезд мирового дирижерского и исполнительского искусства. Американцы всё воспринимают гораздо проще.
С другой стороны, мне все-таки кажется, что такие «концерты на лужайке» всё же больше свойственны демократическим жанрам вроде джаза или рока. На нашем фестивале такой формат не предусмотрен. Да, концерты проходят под открытым небом, но у нас установлен настоящий зрительный зал с креслами, а число гостей в нем ограничено. Все-таки серьезную музыку надо слушать именно так.
— Эстеты и поклонники классической музыки привыкли слушать ее на избранных площадках вроде Московской консерватории. Меняется ли качественный состав слушателей, когда эту музыку играют в формате open-air?
— По моему опыту — меняется, но не сильно. Ядро всё равно составляют настоящие любители, и небольшой слой составляют любопытствующие — те, кто хочет разнообразить свой досуг. Это хорошая тенденция, потому что так мы захватываем еще один пласт людей, которые, может быть, никогда на такой концерт не пришли, если бы мы сами к ним не приехали.
К счастью, до России потихоньку доходит мировая тенденция, когда классическое музыкальное искусство становится достоянием более широких масс. Именно благодаря фестивальному движению элитарная публика разбавляется более демократичной.
— Вы не думали о том, что это просто становится модным? В эпоху соцсетей, когда твоя страничка работает как самопрезентация, все стараются показаться образованными и культурными. Многие вообще ходят на концерты и в театр только для того, чтобы сфотографироваться.
— А что тут плохого? Кто-то годами любит классическую музыку, регулярно ходит на концерты и просто наслаждается ее величием и красотой, а кто-то, пусть и под влиянием моды, ходит, чтобы зафиксировать свой визит на фото. Но они всё равно приобщаются к искусству. Главное, что эти фотографии делают в концертных залах и театрах, а не в опиумных курильнях. Поэтому пусть фоткаются, пусть хвастаются тем, что посетили концерт с Владимиром Юровским или Андреем Борейко, что были в музее «Новый Иерусалим», во МХАТе или Театре Вахтангова, а не в подворотне. Это очень классная и правильная реклама.
— Ваши коллеги-музыканты нередко жалуются на скорость сегодняшней жизни: некогда побыть наедине с собой, заняться созерцанием. Как думаете, именно высокий темп сыграл свою роль в том, что у нас стало меньше талантливых музыкантов и композиторов?
— Я не думаю, что их стало меньше, просто сейчас они менее заметны либо их и вовсе никто не знает. Связано это с тем, что музыкантов в нашей стране совершенно не популяризируют, нет у нас и государственной политики в культурной сфере, и поддержания настоящего творчества, поэтому им у нас занимаются все кому не лень, во всех жанрах. Таланты растворяются в море бездарностей.
Заниматься самопиаром талантливым людям очень трудно, а соответствующей инфраструктуры, которая существует, например, в США, у нас нет. В Америке государство не помогает искусству, но существуют различные сложившиеся группы, и их очень много: попечительские советы, всевозможные инвесторы, финансовые организации, которые считают себя обязанными поддерживать искусство.
У нас ничего этого нет, поэтому продюсерскую функцию взяло на себя государство. Но поддерживается почему-то только исполнительство, совершенно не учитывая, что основой должно быть, напротив, создание новых произведений. Особенно это касается музыки. Как следствие — людей, которых вы называете композиторами, просто никто не знает. Я и еще несколько моих соратников-композиторов — счастливые люди, потому что мы родились в Советском Союзе, где поддержка творчества была государственной политикой. Благодаря этому нас знают, любят, мы до сих пор на плаву. А есть не менее талантливые люди следующих поколений после нас, которые не имеют всенародной известности.
— Какое-то время вы входили в экспертный совет конкурса «Евровидение». Как оцениваете ситуацию, когда один и тот же исполнитель ездит на конкурс от нашей страны по несколько раз?
— Плохая тенденция. Снова и снова пытаться что-то там получить, чтобы удовлетворить свои амбиции, — не очень достойная, на мой взгляд, задача. Лучше отправлять на конкурс молодых и разных исполнителей. Да, кто-то проиграет, кто-то выиграет, а кто-то вообще провалится, но это проба сил и изучение новых тенденций. Нельзя всё время разыгрывать один и тот же сценарий. Это полная ерунда.
— Ваши песни пели Михаил Боярский, Николай Караченцов и многие другие исполнители. Почему не пишете для новой поросли современного шоу-бизнеса?
— Потому что я не хочу для них писать… У них совершенно другая жизнь, другие тенденции. К сожалению, в этом сыграли роль 1990-е: кто был никем, тот стал всем, в результате чего до творчества долгое время никому не было дела. Сегодняшним исполнителям не нужны композиторы, не нужны поэты, потому что на их продюсеров работают целые фабрики безымянных девочек и мальчиков. Вот мы и слушаем один хлам и шлак, песенки-однодневки. Писать для них что-то более вразумительное и осмысленное? Зачем? Если они в этом не нуждаются, то я тем более.
— Чей исполнительский талант из молодежи вы могли бы отметить?
— Я всегда был сторонником и поклонником тех, кто подавал песню зримо, по-актерски, как это делала Алла Пугачева, Жанна Рождественская, Ирина Понаровская, Михаил Боярский, Павел Смеян, Николай Караченцов... Во Франции, например, есть плеяда актеров, поющих на эстраде, в Америке тоже: это и Барбара Стрейзанд, и Фрэнк Синатра, всех не перечесть.
У нас эта традиция ушла. Появились эстрадные девочки и мальчики, которые мечтают стать звездами, ничему не научившись. Есть люди, которые поют в мюзиклах, — как правило, это уже известные актеры, поэтому на эстраде они особо не бликуют. А мне бы хотелось их там видеть. Тот же Сережа Лазарев — получил актерское образование, играет в театре. Это сразу дало результат. Все остальные — никто и звать никак, пытаются что-то делать, но это, на мой взгляд, такой кукольный театр, что некого и вспомнить. Хотя все их фамилии я знаю.
— Над чем вы сейчас работаете?
— У меня в работе три мюзикла и два фильма. Для меня это очень много. Конечно, я не занимаюсь этими проектами одновременно — они у меня планомерно расписаны до 2021 года. Сейчас сделал большой мюзикл по пьесе Жана Ануя «Коломбо». Знаменитая комедия, которую я написал в стиле мюзикла-оперетты, выйдет в 2020 году в одном из петербургских театров.
Еще один мюзикл — «Святая Анна», который зрители смогут увидеть в том же 2020-м, — мы делаем для Театра Российской армии вместе с режиссером Василием Бархатовым, сценографом Зиновием Марголиным и художником по свету Александром Сиваевым. Надеюсь, это будет мощный, очень драматический и трагический спектакль. Третья работа, которая меня ждет, — мюзикл «Сервиз Ее Величества императрицы» в Театре оперетты — классная и смешная комедия, премьера которой намечена на 2021 год.
А вместе с Владимиром Алениковым мы создаем симпатичный музыкальный фильм — продолжение «Петрова и Васечкина». В общем, работы навалом, к тому же я руковожу областной филармонией, которой отдаю очень много времени.
Максим Дунаевский — советский и российский композитор, худрук Московской областной филармонии. В 1965 году окончил музыкальное училище при Московской консерватории, в 1970-м — Московскую консерваторию по классу композиции. Автор музыки более чем к 60 фильмам, в числе которых: «Д’Артаньян и три мушкетера», «Ах, водевиль, водевиль…», «Карнавал», «Зеленый фургон», «Мэри Поппинс, до свидания!». Народный артист России.
