«Мама сказала: «Умирать будем вместе»
В Санкт-Петербурге 85-летнюю Ирину Борисовну Иванову называют второй Таней Савичевой, история которой сегодня известна всему миру из скупых строчек ее дневника. Весной 1942 года в одной из ленинградских квартир обходившие дома комсомольцы обнаружили обессиленную девятилетнюю девочку. Проведя 10 дней среди мертвых родственников, она фактически повторила судьбу Тани Савичевой, но осталась жива благодаря счастливо сложившимся обстоятельствам.
Поезд ушел
В 1941 году, когда началась война, Ирине Борисовне было восемь лет. Ее мама была геологом, и когда немцы подошли к Ленинграду, институт, в котором она работала, стали готовить к срочной эвакуации в Челябинскую область.
— Моей бабушке надо было решить — оставаться в блокадном Ленинграде с младшей дочерью Ниной, которая была военнообязанной, или ехать с мамой и мною в глубокий тыл, в город Кыштым, — рассказывает «Известиям» Ирина Борисовна, показывая семейные фотографии. — Бабушка в итоге решила ехать со старшей дочерью и внучкой, то есть с нами. Помню, как я кричу: «Машина приехала!» Принялись грузить вещи, добрались до института, там еще какие-то вещи погрузили. И вдруг обнаружилось, что мы в суматохе забыли продукты в квартире. Маме дали эмку, и она поехала на ней домой. Мы с бабушкой сели на трамвай, а потом шли пешком до железнодорожной станции.
Ирина Борисовна уверена, что ее и бабушку должны были встретить, но по каким-то причинам этого не произошло, и поезд ушел без них. Женщинам с ребенком пришлось вернуться в свою квартиру. Через несколько дней кольцо блокады сомкнулось, и на «большую землю» эшелоны из Ленинграда уже не отправляли.
— Мама сказала тогда: «Умирать будем вместе». Все остались в нашей коммунальной квартире — мама, мамина сестра, бабушка и я, — продолжает рассказ Ирина Иванова.
Позднее она стала свидетельницей того, как горели Бадаевские склады — огромный комплекс помещений, где хранилась значительная часть запасов продовольствия.
— В моей детской памяти навсегда осталось зарево того пожара, — вспоминает Ирина Борисовна. — Такое зарево, что книжку можно было читать без света.
Именно этот пожар многие пережившие блокаду ленинградцы считают причиной начала массового голода.
Осталась одна Ира
«Савичевы умерли все, осталась одна Таня». Эта строчка из дневника школьницы Тани Савичевой когда-то потрясла весь мир. А в другой ленинградской квартире в ту же зиму умирала от голода семья Иры Богдановой (по мужу Ивановой).
В январе 1942 года у бабушки Иры пропали продуктовые карточки. Есть в доме стало нечего.
— Первой умерла мамина сестра Нина, — продолжает собеседница «Известий». — Она была совсем молодой, на тот момент ей исполнился всего 21 год.
Это случилось 6 февраля 1942 года. А 25 февраля скончалась 31-летняя мама Ирины Борисовны.
— Когда она умирала, искренне просила у бабушки прощения за то, что не давала ей молиться. Бабушка была очень верующей и всегда молилась, стоя на коленях. Нина и мама на моих глазах не раз подходили к ней, поднимали с колен, — вспоминает Ирина Борисовна. — Да, они были настоящие комсомолки. Но в тот день, когда мама умирала, она стала просить прощения, а бабушка ответила, что давно ее простила. Потом мама попросила меня принести воды: «Иришка, сходи, пожалуйста. Для меня ты идешь за водой в последний раз». Я взяла санки, пошла на улицу, а когда возвращалась, то случайно у самой парадной разлила бидон. Как же я тогда плакала. Мама умерла...
Через две недели не стало бабушки.
— Восьмого марта я пошла за хлебом. Долго стояла в очереди и очень замерзла — морозы в тот год и весной стояли страшные, — рассказывает Ирина Иванова. — Женщина, стоявшая рядом, вдруг сказала: «Девочка, пойдем ко мне? У меня буржуйка топится, у меня тепло. Пойдем, погреемся». И тут другая женщина дернула меня за пальто: «Девочка, не ходи! Там тебя съедят». Я испугалась и не пошла. Получила хлебушек и как могла быстро побежала домой — боялась, что его могут отнять. Такое действительно случалось, правда, не со мной. И в тот раз я его сохранила. Принесла я пайку за пазухой домой, подхожу к бабушке, а она мертва.
Она могла бы, как Таня Савичева, написать: «Умерли все, осталась одна Ира». Но от потрясения и голода девочка сразу слегла.
Смерти вопреки
В феврале 1942 года партийный руководитель Ленинграда Андрей Жданов распорядился создать комсомольские бытовые отряды, которые осуществляли бы обход домов. Судя по архивным документам, ребята обошли почти 30 тыс. квартир. Именно они ухаживали за ослабевшими блокадниками, которых оказалось более 10 тыс. человек. Если в домах находили детей без живых родственников, их отправляли в детдома. Так случилось и с Ирой.
— Очнулась в детском доме, а 10 дней я провела в квартире одна, — вспоминает она. — У меня было голодное истощение. Даже когда через три года меня забрали из детского дома, я в свои 12 лет весила 21 килограмм.
Если бы девочку вовремя не спасли, она могла бы повторить судьбу остальных членов семьи — сил на жизнь у Иры уже не оставалось.
— Как мне потом рассказали, 18 марта к нам в дом зашли три девушки-комсомолки. Они-то и нашли меня, — продолжает Ирина Борисовна. — Я навсегда запомнила их фамилии — Маркова, Гусева и Догадаева. К слову, фамилии Гусевой и Догадаевой высечены в бронзе в музее на площади Победы в Санкт-Петербурге. Позже я узнала подробности своего спасения. Сначала они обнаружили только два окоченевших мертвых тела — мамы и бабушки. Уже собирались уходить, но Маркова вдруг остановилась: «Подождите, мне кажется, что кто-то живой в комнате есть». Когда меня привезли в детский дом, со мной была лишь записка: «Мальчик (девочка) 6–7 лет». А мне в апреле должно было исполниться девять. Так сильно я была истощена.
Потом был детский дом в Ярославской области. О снятии блокады Ленинграда детям тогда ничего не сказали, но 9 мая 1945 года в интернате был настоящий праздник.
— Сначала было ликование! Подушки вверх летели, наволочки рвались, пух, перья! — вспоминает собеседница «Известий». — А потом одна девочка заплакала. За ней — другая. А потом и все детдомовцы разревелись. Каждый понял: война закончилась, но у нас все погибли и нас никто не ждет.
После войны
Две сестры, знакомые Ириной бабушки, взяли 12-летнюю девочку под опеку. Жили они в пригороде Ленинграда Всеволожске. Была жива бабушка по линии отца в Архангельске, но она взять ребенка не могла — у женщины был туберкулез в открытой форме.
В школе Ирина училась на отлично, но высшего образования получить ей так и не удалось.
— Тетушки дали мне очень много. Но жили мы очень бедно, а за учебу в восьмом классе в 1949 году надо было платить. Тогда был такой порядок, — поясняет она. — Нам платить было нечем, и про поступление в институт пришлось забыть.
Ирина выбрала профессию озеленителя. Вышла замуж, началась мирная жизнь. Но прошлое напомнило о себе в 1956 году. От знакомых родителей она узнала подробности смерти отца, которые от нее скрывали все эти годы.
— Папа был журналистом, редактором газеты и, как выяснилось, покончил с собой в 1935 году, — рассказывает Ирина Борисовна. — Перед смертью он признался соседям по коммунальной квартире, что пропустил какую-то статью и репрессии неизбежны. После этого он добровольно расстался с жизнью.
Семью тогда не тронули — они остались жить в коммуналке на Бармалеевой. Но вернуться в эту квартиру после войны блокадница уже не смогла. Жилья ей не давали, несмотря на ходатайства Государственного музея истории Ленинграда. В 1988 году он просил горисполком «решить вопрос о внеочередном предоставлении жилья Ивановой И.Б., которая, будучи ребенком в возрасте девяти лет, в дни блокады была найдена комсомольским бытовым отрядом еле живой среди мертвых родственников». В письме также говорилось: «Фактически она повторила судьбу Тани Савичевой, но благодаря сложившимся обстоятельствам осталась жива».
Но чиновники отказывали, заявляя, что в просьбах о жилье «вторая Таня Савичева» «спекулирует блокадой». Свою квартиру Ирина Иванова получила лишь в 1991-м. В этом году Ирине Борисовне исполнится 86 лет, у нее четверо внуков и уже двое правнуков.