Причал для любимых: Театр на Таганке вспомнил советскую классику
Красная косынка и потертая кожанка. Бушующая Волга и ночная Москва. Баржа, шкипер и Антуан Виго. Театр на Таганке открыл юбилейный сезон двумя премьерами — «Три+три» по пьесе Алексея Арбузова «Шестеро любимых» (год создания — 1935) и «Причал» по одноименному сценарию Геннадия Шпаликова (1960). Оба спектакля созданы в творческой лаборатории проекта «Ликбез», посвященного советской драматургии. «Известия» убедились, что по части мастерства советские авторы дают фору современным коллегам.
Любовь и трактор
Свою первую комедию «Шестеро любимых» Алексей Арбузов, будущий автор «Иркутской истории» и «Жестоких игр», написал, будучи заведующим литературной частью колхозного театра. Были когда-то в стране такие коллективы, а в помощь им даже издавался журнал «Колхозный театр». Там и была опубликована пьеса с актуальнейшим в период механизации села сюжетом.
Труженики двух МТС (машинно-тракторная станция) борются за переходящее красное знамя. Политотделы конкурентов возглавляют супруги с 20-летним семейным стажем — Настасья Петровна и Михал Михалыч. «Муж меня любит, а знамя всё-таки отбирает!» — сокрушается жена.
Есть и молодая лирическая пара — Елена и Степан. Они тоже, как нетрудно догадаться, из соревнующихся МТС. Любовные линии оттеняет комический дуэт в лице уборщицы Савишны и тракториста Белки. Налицо камерный вариант знаменитых «Кубанских казаков», появившихся, правда, на полтора десятилетия позже.
Как отмечал драматург, «комедия создавалась с учетом местных средств и возможностей и была необыкновенно проста. В списке действующих лиц значилось всего шесть человек (три девушки и трое мужчин), была одна декорация, к тому же в ней и не имелось никаких особых атрибутов, которых нельзя было бы достать в любом селе».
Дабы обезопасить своих подопечных от чрезмерной требовательности публики, драматург написал к пьесе пролог. Актеры переговариваются перед открытием занавеса — сетуют на то, что опыта у них нет, декорация не ахти, а зрители и критики, напротив, сильно зубастые — того гляди побьют.
В Театре на Таганке, где спектакль назвали «Три плюс три», актеры хотя и молодые, но опытные. Сцена на Факельной — пусть крошечная, но вполне оборудованная. Декорация, двухступенчатый помост, простая, но функциональная: можно и с разговорами посидеть, и сплясать, и знамя, главный аксессуар, масштабно развернуть. Так что беседа про свирепую публику, которую актеры ведут, еще не облачившись в костюмы персонажей, воспринимается скорее в концептуальном плане: не ровен час, достанется от противников смелой режиссерской трактовки.
Опасения рассеиваются по ходу действия. Одно из достоинств качественной драматургии в том, что очень плохо при всем желании не поставишь — автор помешает. Арбузов — мастер, и пьеса, что называется, самоигральная — то, что сейчас называется ситкомом, а по-старинному — комедией положений.
Герои оказываются не там и не с тем, с кем хотели и должны были оказаться. Как резюмирует Михал Михалыч (актер — Максим Трофимчук), происходящее «здорово смахивает на сумасшедший дом. Люди прыгают в окна, пьют водку, сбивают с ног, ныряют...». Зал дружно смеется в предусмотренных драматургом местах. Остается только снабдить спектакль личной режиссерской интонацией, и успех обеспечен.
Интонацией Александра Пронькина поначалу становится утрированное комикование. Старуха Савишна (Анастасия Захарова) гундосит противным голосом и горбится в три погибели, шкваркая шваброй об пол. Настасья Петровна (Евгения Стегний), надев красную косынку и подбоченившись, любые фразы скандирует как лозунги. Трактористка Лена (Анна Куклина) конфузится, стеснительно теребит подол платьица, но исправно стреляет глазками. Тракторист Степан (Алексей Финаев-Николотов) рвет на груди кожанку, гыкает, топает и разворачивается к залу орлиным профилем. Не люди, а плакаты, но это до поры до времени.
По ходу действия персонажи стряхивают с себя излишки пафоса и начинают просто разговаривать, спорить, любить, ревновать. А как иначе? Чувства — они и есть чувства, что в 1930-е, что в 2020-е. Савишна, которая была старухой-старухой, стянув платок и расправив плечи, и вовсе оборачивается прекрасной девушкой, глубоким контральто рассказывает про мечту. А мечта — вот она, красиво подсвеченное знамя, водруженное по центру. Умеют люди любить и идти к своей цели, про то и спектакль.
Правда, режиссер в аннотации маркировал свою постановку сюрреалистическим соцреализмом. Но, похоже, за сюр здесь отвечают только англоязычные поп-хиты, которые оказываются ни к селу, ни к городу. Да и к сюру, что самое обидное, тоже не имеют отношения. «Чистой воды выпендреж», — сказала бы старуха Савишна, не стань она такой изысканной. Но и с этим досадным промахом спектакль можно смело рекомендовать к просмотру. Полтора часа удовольствия гарантированы.
Московские дороги
Легенда 1960-х Геннадий Шпаликов написал сценарий «Причала» для дипломной работы выпускников режиссерского факультета ВГИКа Владимира Китайского и Хельмута Дзюбы. Картина так и не вышла, но сценарий Шпаликов забыть не смог. «Почти всё, что я делал, я немедленно вычеркивал из сознания, кроме нескольких кусков «Причала», — писал он в дневнике.
Текст — тонко прочерченная атмосферная история о счастье быть на этом свете — действительно очень хорош и читается на одном дыхании. Время и место действия обозначены в первом абзаце: «Фильм начинается днем недалеко от города и заканчивается на следующее утро ровно в восемь часов».
Юная Катя плывет на барже вместе с женихом — 30-летним шкипером, причаливают у Каменного моста и отправляются в разные стороны. Шкипер (в спектакле его играет Андрей Беляев) — к бывшей жене, Катя (Анастасия Лазукина) — на ночную прогулку по столице, где встречает самых разных попутчиков: от демобилизованных солдат и беглянки-виолончелистки до инвалида-летчика и укротителя тигров, причем один актер, как правило, играет несколько персонажей. Есть и очень удачные перевоплощения — человек-собака, например.
Творческой погоды, однако, они не делают. По сути, всё своеобразие этой дорожной истории определяют два мотива — дороги и Москвы, а конечный результат зависит от успешности их воплощения. В кинематографе с его зрелищными возможностями реализовать эти мотивы несложно, в театре — проблемно.
С дорогой создатели спектакля во главе с режиссером Сергеем Тонышевым более или менее справились: через сцену на Факельной пролег дощатый настил, плавно переходящий в проход зрительного зала. Персонажи могут выбежать из фойе, промчаться между зрителей и исчезнуть в проеме задника — движения как охвата большого объема нет, но иллюзия его присутствует. А вот с образом Москвы не сложилось.
Про Катины московские маршруты — от Малого Каменного моста, через Красную площадь, переулки, Патриаршие пруды и обратно — повествует рассказчик, он же матрос Павлик (Сергей Кирпичёнок). Но его рассказа недостаточно, чтобы зрительское воображение нарисовало соответствующие картинки, да и реплики Павлика никто не отменял. На заднике тем временем весь спектакль висит экран, и зритель таки ждет поясняющего изображения, но, как выясняется, экран здесь для других целей. С его помощью режиссер объясняется в любви.
Объект — Геннадий Шпаликов. По ходу спектакля Сергей Тонышев уже признавался в своих чувствах к сценаристу. Рассказчик читал его стихи, дембеля пели его «Ах, утону я в Западной Двине», и вот под занавес ружье, то есть экран, наконец выстреливает. Не чем-нибудь, а кадрами финала «Долгой счастливой жизни», единственной режиссерской работы Шпаликова.
Плывет по реке баржа, смеется юный Михаил Кононов — шкипер, звучит пассаж из дневников Шпаликова: «То было объяснение в любви к Вам, Виго, — где Вы сейчас, Виго, где Вы? — умница, — где Вы, Виго?» Баржу Шпаликов заимствовал из фильма «Аталанта» Антуана Виго, которого считал своим киноучителем. Но никто этого не поясняет, рассказчик, солировавший весь спектакль, безмолвствует. Так и повисает поэтический финал неотвеченным вопросом. Разве что закольцевались две баржи, два путешествия, но это уже совсем другая история.
