«Россия для меня слишком важна, чтобы отказаться от нее из-за cancel culture»
Британский пианист Фредерик Кемпф не готов отказываться от выступлений в России, несмотря на «культуру отмены». Он мечтает прокатиться на горных лыжах в Красноярске и исполнить Скрипичный концерт Чайковского. Об этом известный музыкант рассказал «Известиям» в преддверии своих выступлений в Москве и Клину. 20 ноября он посетит Музей-заповедник Чайковского, где даст камерный концерт, а 21-го будет играть в КЗ «Зарядье» вместе с Уральским филармоническим оркестром под управлением Дмитрия Лисса.
«Злился, когда в Англии в марте хотели вообще перестать играть русскую музыку»
— Почему вы решили, несмотря на все сложности, приехать в Россию? И не боялись ли какого-то осуждения на Западе, отмены контрактов?
— Понимаю, о чем вы. У нас, музыкантов, уже было трудное время — пандемия. Во многих странах, в том числе в Англии, концерты отменяли полностью и о культуре вовсе перестали заботиться, поставив ее на последнее место. Тогда как Россия смогла сохранить музыкальную жизнь. Поэтому в тот период я достаточно часто был в вашей стране — играл в Красноярске, Москве. Почему же я должен сейчас от этого отказываться?
Вы говорите про угрозу отмены контрактов. По-моему, это называется cancel culture. Но Россия для меня слишком важна, чтобы отказаться от нее из-за cancel culture. Я пианист, а не политик. Моя задача — играть для публики. Я так злился, когда в Англии в марте хотели вообще перестать играть русскую музыку. А что плохого сделал Чайковский? Это очень расстроило меня!
— Да, Россию и русских сейчас многие демонизируют.
— Наши западные СМИ не показывают всей правды. Однако у меня есть друзья в России, которые говорят мне, что все нормально, публика ждет концертов, несмотря ни на что. Поэтому я решил приехать и подарить людям красоту.
— Помимо зала «Зарядье», действительно одной из главных концертных площадок в России, вы решили дать камерный концерт в Клину. Почему?
— Раньше я посещал город Воткинск, где Чайковский родился. В Клину же он жил в конце жизни, писал Шестую симфонию, «Щелкунчика». Мне интересно посмотреть его дом. Чайковский — очень важная фигура для меня. Он ведь был не только композитором, но и пианистом. Как Бетховен, Рахманинов… Я больше всего люблю романтическую музыку, а Чайковский творил в тот период, когда романтизм был в зените.
— У вас есть яркие воспоминания о каких-то конкретных случаях, когда вы исполняли музыку Чайковского?
— Я часто вспоминаю, как впервые исполнил Первый концерт Чайковского. Мне было 15 лет, я играл с оркестром в Манчестере, но дирижировал им русский — Федор Глущенко. Момент, когда зазвучали первые такты произведения, для меня незабываем! Другое яркое воспоминание — это, конечно, Конкурс имени Чайковского. Вообще, я обожаю его музыку. И не только фортепианную. У него есть прекрасный Скрипичный концерт. Моя мечта — сыграть его когда-нибудь в качестве солиста. Наверное, этого никогда не случится, он очень сложный. Хотя в консерватории я учился на скрипке.
— Вы хотите сыграть его публично, на концерте? Зачем вам это?
— Мне просто хочется «прожить» его на сцене, особенно третью часть. Но это маловероятно: я ужасный скрипач. (Смеется.)
«Делать карьеру становится все труднее»
— В «Зарядье» вы будете играть Прокофьева, Второй концерт для фортепиано с оркестром. Как вы его воспринимаете? Он ведь относится уже совсем к другой эпохе, не романтической.
— Для меня Прокофьев тоже романтик. Если вы посмотрите его Первую сонату, то увидите много сходства с Рахманиновым. И это важное для Прокофьева произведение, он даже обозначил его как опус № 1. Конечно, потом его стиль изменился, музыка стала более авангардной, но, по-моему, в ней все равно осталась страсть. И когда я играю Прокофьева, то ищу в нем страсть и романтизм. Особенно во Втором концерте. На Западе это сочинение мало кто может сыграть: оно требует очень хорошей техники. Но именно из-за этого те, кто все-таки исполняет его, делают это, как правило, очень холодно, сухо, механистично. Я же хочу взглянуть на него иначе.
— Вы раньше уже играли с Уральским филармоническим оркестром. Что думаете о нем?
— Да, мы выступали вместе не раз. Это известный, признанный оркестр, он гастролирует по всему миру. Дмитрий Лисс — прекрасный дирижер. Очень жду концерта с екатеринбургскими музыкантами! А вот в «Зарядье», кстати, я буду играть впервые.
— Этим летом вы уже приезжали в Россию и были в жюри Первого конкурса им. Рахманинова. Каковы ваши впечатления?
— Первым человеком среди членов жюри, кого я встретил, был Владимир Тропп (пианист, профессор Московской консерватории. — «Известия»). Однажды, больше 20 лет назад, он давал мастер-класс в Лондоне, я играл ему там, он со мной занимался. Но сейчас об этом забыл и, подойдя ко мне, обратился «на вы», сказал: «Очень приятно познакомиться». А я ему: «Нет-нет, мы уже знакомы, я же играл для вас». Замечательный, очень радостный момент!
Вообще это был интересный конкурс. Там очень талантливые участники, и я надеюсь, что они смогут делать карьеру. Это становится все труднее и труднее.
— Почему труднее?
— Музыкантов стало больше, конкуренция возросла. Очень много конкурсов, лауреатов и мало концертов. А еще у меня есть ощущение, что приоритеты сменились: миру уже не так важно, что человек лучше всех играет на фортепиано. Важнее, сколько у него фолловеров в соцсетях, может ли он снимать хорошие видео в TikTok. Вероятно, это такая фаза, а лет через двадцать опять в фокусе окажется качество игры.
— Сначала вы играли в конкурсах сам, потом стали участвовать в жюри и судить других. Ваш взгляд как-то изменился на конкурсные задачи, критерии?
— Когда я участвовал в Конкурсе Чайковского и играл этюд, то думал, что должен играть быстрее, громче всех и совсем без ошибок. Но, когда я оказался в жюри, мне стало ясно, что, если человек в принципе выбрал трудный этюд, это уже свидетельствует об очень хорошей технике пианиста. И там уже не так важно, быстрее других он играет или нет. Главное — чтобы это прозвучало музыкально, красиво, выразительно.
«В России видно, что культура есть»
— Впервые вы побывали в Москве в 1998 году. Сильно ли изменилась она с тех пор?
— Конечно. Но я слишком часто приезжаю в Москву, поэтому мне изменения не так бросаются в глаза. А вот публика осталась такой же. Когда я был в жюри Конкурса Рахманинова, то заметил, что в зале те же лица, что и в прошлые годы! Были даже люди, которые слушали меня еще тогда, на Конкурсе Чайковского!
— Да, российская публика действительно очень предана своим кумирам. А чем она отличается от западной, на ваш взгляд?
— Я только что играл концерт в Петербурге. И обратил внимание, что в зале были представители всех возрастов, даже целые семьи с детьми. На Западе в концертных залах видишь только пожилых, потому что в школе не прививается любовь к музыке. А в России видно, что культура есть, и молодежи она интересна.
— Вы не раз бывали в Москве, Петербурге. Есть у вас какие-то теплые впечатления от конкретных мест в России? Может, куда-то вы хотите еще вернуться?
— Я очень люблю зиму. Когда я был первый раз в Красноярске, там было градусов 30 мороза, а из окна гостиницы были видны горы. И я у всех спрашивал, как мне покататься там на горных лыжах. Никто не знал. Уже только по пути назад в аэропорту я вдруг услышал, как мужики обсуждали лыжные трассы, и понял, что все-таки, значит, это возможно. Поэтому я очень хочу вернуться в Красноярск и наконец прокатиться в горах. А в Москве я люблю плавать в олимпийском бассейне в «Лужниках». Надеюсь, на следующей неделе мне удастся там побывать.
«Сейчас учу чуть меньше 40 языков»
— У вас есть здесь друзья среди музыкантов?
— У меня здесь много друзей. Летом я часто встречался с Денисом Мацуевым, мы оба были в жюри Конкурса Рахманинова. Всегда рад видеть дирижера Юрия Симонова, играю с ним лет тридцать и очень скучаю по нему. Часто мне доводилось выступать с гобоистом и дирижером Алексеем Уткиным, виолончелистом Борисом Андриановым.
— С Мацуевым вы вспоминаете тот Конкурс Чайковского, на котором были конкурентами? Тогда много обсуждали, что публика оказалась недовольна распределением призов: он победил, вам досталось только третье место, хотя симпатии простых слушателей были на вашей стороне, и из-за этого начался скандал.
— Конечно, мы помним про тот конкурс. Но, понимаете, та история случилась уже после, я даже не знал, что произошел такой скандал. А во время самих состязаний ничего такого не было, мы просто играли, потом узнали результат. На наших отношениях это никак не сказалось. Мне смешно, что некоторые люди думают, будто между мной и Денисом Леонидовичем из-за того конкурса есть какая-то напряженность. Нет, наша дружба по-прежнему сильна.
— Мы с вами беседуем по-русски. Пять лет назад вы сказали в интервью, что знаете шесть языков, а учите 30. Как цифры изменились с тех пор?
— Сейчас учу чуть меньше 40. Но говорю по-прежнему на шести, разве что лучше стал знать корейский: был неделю в Корее и теперь почти свободно им владею. В последнее время мне не хочется так много гастролировать, как прежде: у меня четверо детей, и я стремлюсь больше быть дома, с ними.