Ремарка к фильму: как смотреть «На Западном фронте без перемен»
Военная драма «На Западном фронте без перемен» всего за две недели после релиза вошла в десятку самых просматриваемых неанглоязычных картин Netflix. Она выдвинута на «Оскар», критики еще с премьеры в Торонто заходятся от восторга, а зрители сходятся на том, что первая в истории немецкая экранизация романа Ремарка уже может считаться классической, хотя от всего сюжета там сохранилось не так много. «Известия» разбирались, что именно.
Сто лет одиночества
В это не так легко поверить, но один из важнейших и самых читаемых романов ХХ века до этого момента выдержал всего две экранизации. Первая была вскоре после его публикации — уроженец Кишинева Лейб Мильштейн, он же Льюис Майлстоун, в 1930 году снял в Голливуде масштабный даже по нынешним меркам блокбастер и получил за режиссуру «Оскар» (премия как раз тогда только недавно появилась). Картина имела огромный успех во всем мире, хотя в Германии с ней боролись, потому что она, как и полагается любому хорошему военному фильму, была категорически антивоенной. Блокбастер попросту запретили для показа. Художественная сила фильма была настолько велика, что с тех пор никто не рисковал повторить этот опыт, это всё равно что пытаться сделать еще одних «Унесенных ветром». Только в 1970-х вышел телефильм Делберта Манна, тоже в США, но его успех был куда скромнее, чем у первого фильма, впрочем, без премий тот вариант тоже не остался, получил «Золотой глобус».
Теперь же перед нами не просто фильм, хотя это и выдающееся произведение искусства. Это — символ, потому что впервые Германия осмелилась сделать свою постановку романа, такого тяжелого для страны. Это рассказ о катастрофе, увиденной глазами молодых мальчишек без будущего. Рассказ о проигранной войне, о крушении империи, о позоре, о ненужной гибели миллионов людей, об ударе, от которого стране было так трудно оправиться, — чтобы потом опять попасть в ловушку уже нового безумного лидера и запустить новую грандиозную центрифугу мирового масштаба.
Как найти слова, чтобы говорить об этом так громко, на весь мир? Кого винить — и винить ли вовсе? Как осознать весь масштаб беды с дистанции целого века? Герои фильма не смотрели военных блокбастеров, у них не было соцсетей, они не росли на военных книжках, мы никогда не сможем поставить себя на их место. Но авторы фильма решили достаточно свободно обойтись с текстом романа, чтобы зритель забыл о том, что все происходящее случилось давным-давно в Германии. Это фильм, где только военная форма и техника ненавязчиво говорят нам, что речь о начале ХХ века, а всё остальное подано настолько современно, актуально, что будто перед нами рассказ о современных войнах. Не случайно через весь фильм проходит красной нитью образ умерших детей. От оспы, от голода, от взрыва, газовой атаки или удара саперной лопаткой — в фильме о прошлом ежеминутно гибнет на глазах их будущее, и этот эффект очень сильный.
Кровь и кости
Работа над проектом шла несколько лет. И понятно, почему его авторы, прежде всего режиссер Эдвард Бергер, отказались от многих важных мест в романе. Например, там был лагерь с русскими военнопленными, и впечатления от общения с ними главного героя представляли для нашего читателя особый интерес. От русских здесь осталась только короткая реплика, что в случае ослабления Германии на нее немедленно нападут большевики.
Почти исчезли впечатления главного героя от его отпуска в тылу, где он прятался от всех, кто желал выслушать его рассказы о подвигах немецких солдат. От тыла вообще мало осталось. Особое внимание авторы уделяют идеологической поддержке войны и пропаганде в школах, откуда ребят бросают сразу под французские танки и самолеты, и, конечно, речам перед новобранцами.
— Вы стоите на пороге существования, запомните этот момент! — надрывается оратор. — Вы — железная молодежь Германии. Вам посчастливилось жить в великие времена. Будьте бдительны: в самый темный час, особенно в ожидании нападения, могут начать закрадываться сомнения. Но сейчас не время для слабости ума! Любые нерешительность и колебание — предательство Родины! Современная война похожа на шахматы. В ней важна не отдельная личность, а целое! Вы должны прорвать фронт во Фландрии, и уже через две недели вы будете пировать в Париже! Судьба Германии в руках ее лучшего поколения — вашего! В бой, за кайзера, за Бога, за Отечество!
Вчерашние школьники ликуют. И следующие два часа экранного времени мы проведем с ними прямо там, на узком пятачке, где за четыре года линия фронта осталась почти неизменной, зато там бесславно погибло3 млн человек. Война здесь — это грязь, которая повсюду: в карманах, на лице, в каске, во рту. Противнику, чтобы не стонал, пихают ее прямо в глотку. Она летит во все стороны от взрывов, смешиваясь с кровью, и смыть эту грязь нечем.
Война — это холод, от которого не спасает тонкая немецкая форма (ее выдают новобранцам, срезая на глазах нашивки с именами погибших прошлых владельцев). Мороз разлит по кадру, который блестит от инея. Отмерзшие руки солдат учат греть, засунув их в штаны, в таком положении ребята проводят существенную часть времени. Война — это голод, и первое, что делают бойцы, ворвавшись в чужие окопы, — бегут в кладовки и пихают в рот всё съедобное, платя за это иногда жизнью. Кровь убитых брызжет прямо в камеру, нам в лицо, а вояки хохочут, колбасой спешно давятся.
Потом надо будет бродить по полю и собирать с погибших друзей жетоны. Жечь всё, что горит, чтобы согреться. Укреплять окопы перед атакой французов. А потом надо отправиться искать подкрепление, которое куда-то запропастилось, и обнаружить, что все 60 безусых мальчишек лежат отравленные газовой атакой. Их тоже нужно сосчитать, перетаскать, сложить по гробам или просто закопать.
В фильме две сцены боя, одна длится полчаса и сделала бы честь самому Спилбергу. Надо видеть, как обезумевшие от грохота пацаны, выронившие ружья, режут противника ножами и лопатами, душат руками, грызут, царапают. Как огнеметами жгут сдающихся в плен безоружных мальчишек — здесь вообще поднятые руки не учитывают, убивают на месте. Как во время схватки бойцы вдруг останавливаются, увидев перед собой не врага, а обычного юношу, такого же, как они, испуганного, голодного, замерзшего. Всё происходит слишком быстро, никто ни о чем не думает, все орут, бегут, прячутся, отползают подальше с оторванными конечностями, топят друг друга все в той же грязи, где гусеницы танков перемешивают глину с телами еще живых солдат. Это зрелище не для слабонервных, и даже на домашнем экране подписчика Netflix погружают зрителя почти в транс. Слишком страшно, слишком реально, слишком близко.
А потом иногда нас перемещают в мир уютных кабинетов с дорогой мебелью. Там хорошо одетые люди, пока солдаты мерзнут в грязных окопах, истекая кровью, обсуждают, что вот французы совсем невыгодные условия для мира предлагают. Так что надо воевать. Германия должна победить, так сказал кайзер. В этих сценах великолепно играет главная звезда фильма Даниэль Брюль, которого кто-то знает по «Гудбай, Ленин!», а кто-то — по «Капитану Америке» и «Бесславным ублюдкам». Одинокий и неприкаянный, потерявший на войне сына, он бродит по кабинетам и безуспешно доказывает, что надо любой ценой остановиться гибель людей со всех сторон. И что если цена этому — капитуляция, то надо соглашаться, иначе скоро ставить подпись будет некому и не за кого.
Критики сходятся на том, что выдвинутый Германией на «Оскар» фильм имеет немало шансов получить награду. Но еще важнее — что на Netflix фильм уже в десятке по просмотрам, а через неделю будет в пятерке. Это значит, что авторов поняли и услышали, и не только люди, читавшие Ремарка, а уже более 50 млн подписчиков во всем мире. Это и есть главная награда.
