Смеяться последним: Анатолий Папанов и его умение быть серьезным
Авантюрист-неудачник Киса Воробьянинов и несгибаемый комбриг Серпилин, комический контрабандист Лелик и угрюмый политический ссыльный Копалыч, атаман Ангел и пенсионер Семен Васильевич с вошедшим в фольклор «тебя посодют, а ты не воруй!» — трудно поверить, что всех этих персонажей, столь разных и столь запоминающихся, сыграл один и тот же актер. Сегодня, 31 октября, исполняется сто лет со дня рождения этого великого артиста. «Известия» вспоминают Анатолия Папанова и его роли.
Мастер парадоксов
Актерская судьба Анатолия Папанова представляет собой коллекцию парадоксов. Главный из них заключается в том, что актеру столь своеобразной фактуры и тонкого дара перевоплощения самую широкую, всенародную известность принесла роль, в которой его лицо даже не появляется на экране. Конечно, это голос Волка в мультфильме «Ну, погоди!», где практически одну эту фразу Папанов произносил на протяжении 18 лет.
Почти не меняя содержание ударной реплики Волка от серии к серии, Папанов тем не менее умудрялся каждый раз вкладывать в этот текст разные эмоциональные оттенки, придавая рисованному персонажу объем полноценной человеческой личности. Как во многих своих отрицательных персонажах, Папанов видел в Волке трагикомическую фигуру, в которой заложенное драматургически злодейство парадоксальным образом уживается с добрыми порывами: «Мне кажется, у Волка нестрашный голос. Он вообще от серии к серии становится добрее и несчастнее. И если сначала он действительно что-то замышлял против Зайца, то потом в нем появилось некоторое благородство».
Несомненно, есть нечто трагикомически общее у Волка с другим всенародно популярным папановским героем — Кисой Воробьяниновым, которого он сыграл в телефильме Марка Захарова «Двенадцать стульев». Текста у Ипполита Матвеевича все-таки побольше, да и написан этот персонаж достаточно яркими красками, чтобы Папанов тут мог развернуться во всей красе, но и у Кисы тоже есть коронная реплика «Да уж...», на которой актер может проявить всю свою интонационную виртуозность. Папанов вообще был гением детали, нюансировки, не только голосовой, но и визуальной, вещественной, пластической, когда за каким-то незначительным жестом или междометием мгновенно встает целая жизнь и судьба. Этот особенный дар — безошибочно находить индивидуальные особенности облика и поведения персонажей — отмечали ценившие Папанова режиссеры такие, как Валентин Плучек и Александр Столпер, давшие актеру возможность «вырваться из плена комедии», как он сам выражался.
Комик поневоле
А плен этот был довольно длительным, и до какого-то момента направление побега было совсем не очевидно. Первые десять лет, проведенные молодым Папановым в Театре Сатиры (где он оказался после окончания ГИТИСа и двух лет работы в Клайпедском драматическом театре) давали ему не слишком много поводов для оптимизма и повышения самооценки. Он выходил на сцену в 25 спектаклях, но во второстепенных ролях, в которых, чтобы не заскучать, искал прежде всего внешнюю характерность, надевая парики, наклеивая себе смешные носы, усы, брови. Это увлечение гротесковыми деталями привело к тому, что многие коллеги стали воспринимать сложный грим как непременный папановский атрибут и уже сомневались, что без искусственного изменения внешности у этого актера сможет родиться на сцене какой-то живой персонаж.
Сомневался в этом и недавно пришедший в Театр Сатиры режиссер Валентин Плучек, когда в 1957-м дал Папанову главную роль в спектакле «Дамоклов меч» по пьесе Назыма Хикмета, минималистская и условная стилистика которой многих актеров ставила в тупик. Однако Папанову удалось придумать и очеловечить своего героя, Боксера, чуть ли не впервые в жизни выйдя на сцену без грима. Эта роль стала переломной в его карьере и раскрыла его потенциал как серьезного драматического артиста. «Роль Боксера была и остается одной из самых дорогих для меня, — говорил Папанов. — Казалось бы, отрицательный персонаж, этакий громила, воплощение грубой силы, гангстер на службе у отцов города, — но хотелось, чтобы он вызывал у зрителя сочувствие, ведь есть у него в душе местечко для любви, есть в нем какая-то затаенная тоска, своеобразное благородство, есть глубина».
Сочетание несочетаемых человеческих качеств и умение вызвать симпатию к не слишком приятным персонажам всегда было самой интересной для Папанова задачей, с которой он отлично справился не только в роли Воробьянинова, но и городничего в «Ревизоре», которого играл и в театре, и в кино, испытывая к нему искреннее сочувствие, передающееся зрителю: «Он переживает настоящую трагедию — ведь он катастрофически ошибся в своих жизненных позициях, в своих расчетах, весь его казавшийся незыблемым мир рассыпается... Для меня это трагикомический персонаж». Да что там городничий, если даже Гитлер в исполнении Папанова (в телеспектакле Марка Захарова 1969 года по пьесе Бертольта Брехта «Швейк во Второй мировой войне») выглядит закомплексованным неврастеником, отчаянно нуждающимся в поддержке и одобрении. Папановский фюрер с глазами, как у больной собаки, очень переживает, как к нему относятся подвластные европейцы: «Дорог ли я этим мелким людишкам? Любят они меня или не слишком?»
Успех в кино
Большой кинематограф нанес Папанову несколько психологических травм, прежде чем он почувствовал себя уверенно перед камерой. Первым режиссером, увидевшим его в главной роли, стал Эльдар Рязанов, для своего дебюта «Карнавальная ночь» пробовавший Папанова на роль главного бюрократа Огурцова. Однако на пробах привыкший к гротеску Папанов, по мнению режиссера, ужасно переигрывал, и в итоге Огурцова сыграл другой театральный корифей, Игорь Ильинский. После этого Рязанову стоило большого труда уговорить Папанова сняться в эксцентрической комедии «Человек ниоткуда». Тем не менее актер оказался очень уместен в роли собирательного антигероя, который в титрах называется «Крохалев и ему подобные». На самом деле это целых четыре разных роли, в которых Папанову очень пригодилось его умение преображаться с помощью грима и внешней атрибутики, например, в чернокожего вождя людоедского племени, признающегося с неповторимой папановской интонацией: «Друга съесть особенно приятно».
Сотрудничество Папанова с Рязановым продолжилось в 1960-е фильмами «Дайте жалобную книгу», где Папанов в эпизодической роли замдиректора ресторана включает аристократизм и респектабельность, под которым тонко замаскировано внутреннее холопство и страх перед начальством. По контрасту сделана блестящая роль бесцеремонного солдафона, подполковника в отставке в комедии «Берегись автомобиля», где персонаж Папанова обрушивает на своего тестя-спекулянта поток крылатых фраз, до сих пор не утративших актуальности, не столько из-за особенно остроумного содержания, сколько опять же из-за уникальной манеры подачи: «Тебя посодют, а ты не воруй!» В этом образе артист сумел проявить фантазию, придумывая оригинальный облик персонажа: носовой платок, повязанный на голову, и галифе, заправленные в носки.
Критика и самокритика
Строгий к себе, Папанов своими комедийными ролями был далеко не всегда доволен, как, например, знаменитым Леликом в «Бриллиантовой руке», считая, что делать из него такого гипертрофированного идиота — это перебор. Однако Леонид Гайдай настаивал, что народу так больше понравится, и по-своему был прав, хотя актер потом отмечал «несоответствие» этого образа с его внутренними и внешними данными. Но к этому моменту в активе у Папанова уже была роль, которая доказала его способность играть не только комических идиотов и которую он всегда упоминал как одну из своих лучших работ. Экранизируя в 1964-м роман Константина Симонова «Живые и мертвые», режиссер Александр Столпер сразу выбрал путь парадоксального кастинга, сначала предложив роль комбрига Серпилина Юрию Никулину, а когда тот отказался, насмешил его, утвердив на роль другого комедийного актера — Анатолия Папанова.
На роль Серпилина пробовались 27 актеров, но сыгравший его в итоге Папанов заслужил абсолютное одобрение Константина Симонова. В романе о Серпилине сказано, что «у него было лошадиное лицо и умные глаза». Собственно, этим и исчерпываются все выразительные актерские средства, которые использует Папанов в этой необычной для него, очень сдержанной роли, где он сознательно освобождался от всего лишнего — «от ненужных жестов, внешнего проявления эмоций, от нерва, от слез», которых у такого персонажа быть просто не могло: «Почему, думаю, обязательно военачальник должен быть монументальным? Нет, простой, человечный, пусть колючий, но теплый. И никакой помпезности: сутуловатый, с резкими движениями, нервным, пунктирным темпом речи. Труженик войны». Роль Серпилина не только принесла Папанову Государственную премию РСФСР, но и дала возможность попробовать нечто совершенно новое и непривычное, а также проявить свой талант к детализации образа: «В этой роли, как и раньше, я тщательно оснащал рисунок роли подробностями; они, как клапаны в машине, которые дают пару нужное направление».
Волк и Чехов
Всю жизнь прослуживший в Театре Сатиры Анатолий Папанов иногда сетовал, что на сцене ему не хватало лирических и романтических ролей, просто в силу самой специфики ориентированного на веселье театра. С любимым Чеховым актеру довелось соприкоснуться не только в кино, сыграв четыре возраста Дмитрия Ионовича Старцева в фильме Иосифа Хейфица «В городе С.» по рассказу «Ионыч», но и на сцене: в институтском спектакле он играл доктора Астрова, а позже Гаева у Валентина Плучека в «Вишневом саде». Однако Папанов понимал, что глубоких, раздираемых внутренними противоречиями персонажей Достоевского, Тургенева или Горького Театр Сатиры ему не предложит. Кроме того, «главный волк Советского Союза», как сам иронически называл свою работу в «Ну, погоди!» Папанов, все-таки «отъел» у него часть актерской биографии, порой мешая утверждению на серьезные роли. Относясь к работе над мультфильмом Вячеслава Котеночкина с большой любовью и ответственностью, актер отдавал себе отчет, что какие-то возможности Волк ему закрывает: «Я понимаю, что частое исполнение мною комических и острохарактерных ролей, озвучивание разных хищников в мультипликации отдалило от меня то, что так хотелось бы сыграть».
Чуждый глупой амбициозности, Папанов эту ситуацию особенно не драматизировал и нереализованным актером себя не считал и в зрелом возрасте демонстрировал универсальность актера без амплуа, которому одинаково подвластны и трагедия, и водевиль. Думается, что и с мультипликационным «волчьим» шлейфом он продолжал бы успешно справляться, если бы его жизнь не оборвалась преждевременно в 1987 году (для актера, по-настоящему раскрывшегося после сорока) и если бы на его пути и дальше встречались такие непредвзятые и незашоренные режиссеры, как Александр Прошкин.
В его драме «Холодное лето пятьдесят третьего» Папанов сыграл свою последнюю роль — политического ссыльного Копалыча, бывшего главного инженера, а теперь «английского шпиона», вынужденно деклассированного интеллигента в ватнике и очках со сломанной дужкой, приносящего в бесчеловечные обстоятельства хотя бы крупицу смысла цитатой из Тютчева: «Блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые». Последний кадр, в котором снялся Папанов, отдельно появляется в финале «Холодного лета...» в траурной рамке в качестве прощания с актером. В этом кадре слова героя: «Так хочется пожить по-человечески и поработать» приобретают особенно драматический смысл. Тем более что в своей последней роли 64-летний Анатолий Папанов был еще очень далек от упадка и угасания актерских сил.