Его правда: о чем говорил «Известиям» старейший артист России
Театральный стаж Николая Сергеевича Лебедева — более 70 лет. Всё это время он служил в Театре Моссовета. Много снимался в кино, в том числе в фильмах «Евдокия», «Одиночество», «Освобождение», «Инспектор уголовного розыска», «Вечный зов», «Экипаж», «Отпуск за свой счет». Свое последнее интервью народный артист дал «Известиям» накануне своего 100-летия. Разговор получился обстоятельный и откровенный. Предлагаем нашим читателям вспомнить его избранные места.
О Великой Отечественной войне
— Для меня самое страшное и самое трагичное — именно первые дни войны. Почему в первые месяцы войны была сдана врагу такая огромная территория нашей страны? Это трагедия, которую я до сих пор переживаю. Я был в первые дни войны недалеко от границы, в армии, куда меня призвали весной 1941 года. Это был город Проскуров на Украине, сейчас Хмельницкий. Я попал в мотопехоту, был пулеметчиком. То, что война может начаться, я чувствовал еще до 22 июня, и не я один. За неделю до начала даже написал письмо матери об этом. Приближение войны чувствовалось во всем. 22 июня, в воскресенье, в два часа дня мы уже вышли на передовую. Но тогда я был счастлив. Мальчишка, что сказать. Иду на фронт! Боялся, что войны на меня не хватит и она закончится. Ведь немецкие рабочие не дадут фашистам воевать с нами, поднимут восстание.
О плене
— Мы с дивизией оказались в котле, нас прижимали немецкие танки к реке Синюха. В плен я попал, потому что был ранен и контужен. Через дней пять сбежал. Стал пробираться через всю Украину к своим. А это непросто: через немцев, через украинских полицаев. Трудно вспоминать. Ловили — и обратно в заключение.
Я прошел несколько лагерей. Каунас, Киев, Белая Церковь, концлагерь в Польше Ламсдорф — филиал Освенцима, тюрьма в Орле и другие застенки. Пять раз меня вели на расстрел. В апреле 1945-го лагерь в Судетах освободила Красная армия. Моя мать после войны не хотела даже слышать о том, что я пережил.
О сокурсниках
— Я учился в Школе-студии Художественного театра на одном курсе с Алексеем Баталовым. А из живых однокурсников остался только Коля Добронравов, муж Александры Пахмутовой. Мы трое очень дружили. Олег Ефремов учился старше на один курс, но только потому, что он не был на войне по возрасту. А я его старше, но на войне был и с поступлением задержался. Курс Олега Табакова был после нас. Я очень хорошо их всех помню.
О МХАТе
— Меня не взяли во МХАТ. Тут сыграла роль та самая «черная метка» плена. Ольга Леонардовна Книппер-Чехова была председателем дипломной комиссии в Школе-студии МХАТ. Вручая диплом, жала руку, говорила хорошие слова. А потом ректор Вениамин Захарович Радомысленский отвел меня в сторону и честно сказал: «Коля, мы очень хотели тебя взять во МХАТ, но не можем». И сообщил, что в театры, где есть ложа правительства, я не попаду.
О Театре Моссовета
— Благодарен Юрию Завадскому за то, что он взял меня в свой театр. Тогда имел другое название — Театр имени ВГСПС. Я служу более 70 лет. В этом театре, можно сказать, я вырос. Там работала моя мать кассиром. Отец работал в Театре Корша и в Симоновском. Что такое сцена, спектакли — я знал с восьми лет. Театр меня воспитал. Там я понял, что такое артист. Я был знаком со многими кумирами. Кого-то знал еще с начала их карьеры. Это были мои университеты. Театр мне очень помог во время войны. Я вспоминал спектакли про Чапаева, про 26 бакинских комиссаров. Там на сцене герои в застенках будто делали зарядку, держались, не давали себе пасть духом. И я старался. Кино меня не очень интересовало, но так получилось, что меня начали снимать.
О главной роли в фильме «Евдокия»
— Испытываю огромную благодарность за эту картину Татьяне Лиозновой. Характер у нее был мужской. На площадке это очень важно, а в личной жизни — большой минус. Сожалею, что в свое время не смог ей помочь. В конце жизни она была одинока, никого родных у нее не осталось. А «Евдокия» — история очень человечная. И, как ни странно, современная. Когда картина только вышла, у нее была огромная популярность. Ее возили за рубеж. Я ездил с фильмом на фестиваль в Египет.
О Штирлице
— Интересные вещи мне говорили про фильм Лиозновой «Семнадцать мгновений весны». Специалисты с Лубянки считают, что такого Штирлица, какого сыграл Тихонов, любой разведчик тут же раскрыл бы. В этом деле я мало понимаю, но если бы играл Штирлица, сделал бы роль иначе. Тем более что я очень хорошо знал немецкий.
Однажды я встретился с помощницей Татьяны Лиозновой в Доме кино. Прошел год с премьеры «Семнадцати мгновений весны». И она мне говорит: «Коля, ну какой же ты дурак! Такую роль потерял». Какую — не сказала. Но я понял, что речь идет о Штирлице. Но дело в том, что я был где-то виноват и мы разошлись с Лиозновой.
О современной жизни
— Сейчас во всем другая жизнь. Вы послушайте, как люди разговаривают, все куда-то торопятся. А раньше собеседника выслушивали, разговор был спокойный, доброжелательный.
А как одеваются? Очень много брендов стало, и каждый норовит их продемонстрировать. Раньше это был моветон. А в фильмах артисты как будто только из ателье. Все офицеры в новеньких гимнастерках, чистые, отглаженные, будто и не война на экране. Это неуважение к профессии. Раньше нам на съемках художники выдавали костюмы на дом. Мы должны были в них походить, обносить, привыкнуть. Да что говорить, другая жизнь.
О вере
— Я очень верующий человек. Я находился в самом страшном лагере в городе Белая Церковь на Украине. Однажды во сне я увидел мать, которая шла ко мне, как Богородица. А когда проснулся, сказал: «Сегодня я уйду». Я никогда не говорил, что я убегу из лагеря, — уйду. И в этот день сделал это. И вот такие необъяснимые вещи случались со мной в самых страшных и безвыходных ситуациях. И я понял, что кто-то еще за мной наверху следит, кто-то что-то мне говорит.
О памяти
— Вы понимаете, на войне погибли лучшие, цвет нации. Молодые, красивые, сильные убиты, а я живой. Очень часто об этом думаю. Хочется, чтобы молодежь осознала, кто и как сложил голову за их счастье. Они должны быть благодарны им всю жизнь.
О смерти
— Каждый день просыпаюсь и говорю: «Господи, я еще живой». Сейчас не очень хорошо себя чувствую. Болезни старые дают о себе знать. Наверное, немного мне осталось. Думаю, это мое последнее интервью. Единственная мысль у меня — своими ногами сойти в могилу. Прожил много. Это да. Всему черед и своя пора. Я прекрасно знаю, когда наступит финал, поэтому спокойно отношусь к смерти. Увидимся ли мы еще раз? Давайте запланируем!
