«Я просто не хочу подставляться под этот поток злобы»
Сейчас надо решительно менять культурный ландшафт и не бояться смелых ходов и решений, уверен Дмитрий Вдовин. Акции против российских артистов за рубежом он считает международным хулиганством, а нашу нишу в мировой культуре — фантастической. Об этом, а также о романтизме Микаэла Таривердиева, величии Ирины Архиповой и шансах для обновления худрук молодежной оперной программы Большого театра рассказал «Известиям» накануне открытия в Москве Международного конкурса имени Сергея Рахманинова, в котором принимают участие его ученики.
«Все эти рестрикции — это смешно, какой-то детский сад»
— На III туре конкурса пианисты представят романсы Рахманинова, а вокальные партии исполнят ваши подопечные. Вопрос насущный: в сегодняшней ситуации для молодежи сокращаются возможности участия в международных конкурсах?
— Всё во мне протестует против того, чтобы все эти рестрикции касались людей искусства, потому что на моих глазах были приостановлены интернациональные карьеры великих советских артистов, — когда случился в нашей жизни Афганистан. Одной из жертв была Маквала Филимоновна Касрашвили, а также Елена Образцова, Владимир Спиваков. Вспомните безобразные сцены, когда обливали краской Спивакова, когда в публику запускали кур и мышей во время концерта Образцовой. Ужасный эпизод с Архиповой, когда она пела первый раз с молодым Риккардо Мути, который тогда не был ещё тем Мути, которого мы знаем сейчас, но она уже понимала, что это выдающийся дирижер. Так вот, в момент ее вступления раздались дикие протестные крики из зала. Она смогла продолжить только на пятый раз и из-за стресса спела не так хорошо, как хотела. И это в какой-то степени отразилось на ее дальнейшем сотрудничестве с Мути.
Я все эти безобразия помню прекрасно и считаю, что это просто международное хулиганство. Не должно это касаться искусства, потому что цель искусства — это духовное сплочение, духовный подъем, человеческое общение и взаимоуважение. Поэтому, если карать эту сферу, то ни к чему хорошему это ни в политике, ни в жизни не приведет. И, конечно, нашим молодым артистам непросто выступать за рубежом, определенный прессинг там существует.
— Уже не зовут?
— У меня раздался звонок из одного очень большого конкурса. Они стали передо мной извиняться за то, что, к их великому сожалению, русские артисты не допущены до финала. А я считаю, что это неприемлемо. Причем непонятно, почему в конкурсе Ван Клиберна в Техасе русские пианисты играют, а на конкурсе в Германии русские певцы петь не могут? Объясните мне, пожалуйста! Логика же какая-то должна быть?
— На ваш взгляд, это личное решение организаторов конкурсов или внешнее влияние?
— Я думаю, что внешнее влияние есть. Личные отношения остаются хорошими, хотя я не стану скрывать, что очень многих людей за их оголтелые крайние позиции из своих друзей в социальных сетях я исключил. Я просто не хочу подставляться под этот поток злобы. Каких-то людей можно понять больше, каких-то меньше, но тем не менее злоба не принесет хороших результатов. Хорошие результаты появляются только тогда, когда люди умеют разговаривать друг с другом. А как выясняется, проблемы в мире возникают тогда, когда люди, пусть даже на уровне криков, перестают общаться. И все эти рестрикции — это смешно, какой-то детский сад: запрещать русским молодым ребятам приезжать и петь на конкурсе.
Мне один так называемый друг из Франции написал отвратительное по своей ханжеской фальши письмо: «Ох, как жаль, что теперь твои артисты не смогут выступать у нас» и всё такое, под видом сочувствия. Это было несколько месяцев назад, в самом начале конфликта. На что я ответил ему: «А мне вас жаль, что вы можете не услышать выдающихся русских музыкантов, артистов, а будете слушать только то, что у вас там есть». Он затих. Потому что это правда.
«Есть в педагогике что-то тайное и необъяснимое»
— Уровень так сильно отличается?
— Мы занимаем фантастическую нишу в мировой культуре. Хотят этого или не хотят, закрывают или не закрывают — у нас великая традиция, одна из величайших в мире. У нас великий источник талантов, уж даже не знаю, по какой причине, но так оно и есть. И это отрицать смешно, и закрывать это тоже смешно, это никогда никуда не уйдет. И надо просто помнить, что было, когда в 1950-х годах в какой-то степени СССР открылся. Люди стали приезжать сюда, наши артисты, театральные, музыкальные коллективы стали выезжать туда. Это же просто бомба была для западного мира! В шоке были люди от высоты нашего искусства. Опера, балет, музыканты, дирижеры, режиссеры, писатели….
Здание Национальной оперы Украины им. Т. Г. Шевченко
— География сейчас сильно сузилась? Если мы посмотрим за границы России, откуда может быть к нам приток молодых талантов?
— У нас нет никаких ограничений. Кстати, с Украиной было так: мы ездили туда всегда для прослушиваний, и в итоге через нашу программу прошло множество украинцев, которые впоследствии добились огромных успехов. Не буду даже перечислять, их много. Но Украина закрыла для нас прослушивания в Киеве задолго до ситуации с Крымом. Уже года с 2012-го мы туда не ездили, потому что в Академии имени Чайковского в Киеве сказали: «Ах, вы разбираете наши таланты, мы вас к нам не пустим». Я считаю, что глупее глупого они поступили. Но хотя они и создавали препятствия, люди просто сами приезжали в Москву.
И еще им вопрос: а почему вы сами так мало этих молодых артистов задействовали? Не знаю, как сейчас, а тогда прослушаться в Киевскую оперу имени Шевченко было потруднее, чем к президенту попасть на прием.
— В этом году в Москве заработал «Нестеренко центр» — культурный центр имени выдающегося педагога Светланы Григорьевны Нестеренко. Она была вашей коллегой в Молодежной программе Большого театра. Вы видите, кто из ваших воспитанников станет вокальным педагогом?
— Я вижу: есть люди, которые склонны к преподаванию и уже довольно успешны, они-то, наверное, и смогут продолжить. По крайней мере, вопрос: «Что после нас? Кто нас заменит?» уже не так пугает. Я вижу, например, Кристину Мхитарян. Наша выпускница, певица с замечательно растущей карьерой, поющая на крупнейших сценах мира. В силу того что была пандемия и по ее личным обстоятельствам она начала педагогическую деятельность в Москве, и очень успешно. О ней заговорили как о талантливом педагоге. Я недавно приглашал ее в музыкальную академию фестиваля Юрия Башмета в Сочи, где она очень хорошо поработала с молодыми певцами.
Художественный руководитель Молодежной оперной программы Большого театра Дмитрий Вдовин (слева) преподает по классу вокала во время образовательной программы II Международной музыкальной академии для молодых музыкантов в рамках X Зимнего международного фестиваля искусств в Сочи, 2017 год
— Научить этому можно или всё-таки педагогика — природный дар?
— Это, прежде всего, интуиция, педагогическая интуиция. Любопытно, но часто хуже всех преподают те, кто неистово погружен в теорию и механику нашего дела. У них очень редко бывают ученики. Не подумайте, что я призываю к какому-то шаманству. Знать теорию, физиологию пения надо. Но есть в нашей профессии что-то тайное и необъяснимое, не поддающееся знанию. Как можно объяснить интуицию? А есть ведь люди счастливые, у которых есть интуиция и талант предвидения.
Редко кто вспоминает о педагогах, когда наши ученики достигают больших вершин. Даже среди людей, посещающих оперу и академические концерты, мало кто знает, кто был педагогом того или иного певца. Поэтому все те статуэтки, которые я иногда получаю, я кладу на алтарь нашей профессии, думая о том, что существуют десятки и сотни моих талантливых коллег по всей стране, о которых вообще не знают и которые работают на голом энтузиазме, часто в очень неблагоприятных регионах, в неприспособленных помещениях, с трудными ребятами. Я считаю, что должен их интересы защищать и нашу общую профессию утверждать. Для меня это очень важно.
«О так называемых селебритис мы знаем слишком много»
— А кто для вас сейчас моральный камертон? Есть ли он среди артистов, режиссеров, педагогов?
— Чтобы это был такой своего рода духовник от культуры, науки или искусства? Одного такого человека я назвать не могу. Но на самом деле высоких имен, даже в искусстве, как это было раньше, немного. Это еще связано с тем, что мы раньше об артистах не так много знали. А сейчас о так называемых селебритис мы знаем слишком много. Я, например, просто отказываюсь близко общаться с теми людьми, которые вызывают у меня восхищение как артисты или художники. Потому что до этого было много разочарований. теперь стараюсь любоваться ими издалека.
— А если в прошлом мы поищем? Вы работали с Ириной Архиповой, например.
— Это был человек идеи, государственного мышления. Я уж не говорю о том, что она была депутатом Верховного Совета, обладала всеми возможными и невозможными званиями и регалиями. К ней не просто прислушивались, ее власть предержащие как-то побаивались. Она могла грохнуть кулаком по столу на каком-то высоком совещании и сказать: «Зачем вы здесь собрались, почему мы должны слушать ваши глупости?» Так она могла позволить себе сказать на коллегии Министерства культуры. Она это сделала на моих глазах однажды перед очередным конкурсом Чайковского, когда чиновники несли какую-то чепуху.
Это не значит, что Архипова была идеальна. И она порой была конформистом. Всё прекрасно понимала и знала, где и когда надо остановиться. Но тем не менее для нее Россия, страна, мой народ, наше наследие были не пустые слова. Меня даже иногда это как-то удивляло. Мы, окружавшие ее, были тогда молоды и не всегда разумны. Сменился строй, сменилась власть. Все были в упоении от этих событий. А теперь я больше понимаю ее консерватизм по отношению к этим переменам. И как впоследствии показала жизнь, это был мудрый консерватизм.
Дмитрий Вдовин
Я хотя и принадлежу к совсем другому поколению, чем Ирина Константиновна, но всё-таки тоже считаю себя частью того времени. Я и мои коллеги, за которых каждый вечер благодарю Бога, — осколки романтической эпохи.
Мы недавно готовили юбилейные концерты Микаэла Леоновича Таривердиева. Я очень много думал о своеобразии его музыки, ее значимости для широкой публики. Думаю, что он предчувствовал полный исход романтизма, который всё-таки существовал при советском строе. Мамона, золотой телец, который потом восторжествовал, придушил эти остатки романтики. В музыке Таривердиева слышится это прощание. И для нашего поколения это важно и знаково.
— Но должен же быть всплеск и должны появиться такие же талантливые сильные личности?
— Я очень надеюсь, что наступившие трудные времена не только лишат нас чего-то, к чему мы привыкли, но и пробудят в обществе новую мотивацию, дадут шанс для обновления, для создания каких-то новых инициатив и возможностей.
Должен сказать, что сейчас в России очень интересно работать, и работы у нас достаточно. Я считаю, что сегодня нужно предоставить молодежи, которая многого лишится в силу сложившейся ситуации, новые возможности. Артисты, которые уехали из России или каким-то образом отстранились, — это, конечно, плохо и печально. Но, с другой стороны, это дает дополнительный шанс и пространство для деятельности молодым, может быть, пока мало или недостаточно известным.
Создавать студии, поощрять любые инициативы, идти на риски, не бояться провалов. Не боялись же отцы-основатели МХТ рисковать, создавая при театре столько студий. Да и не только они. Они чувствовали, что наступило время, когда нужно в искусство влить новую кровь. А если мы опять будем держаться только за наш давно устоявшийся культурный истеблишмент, ничего хорошего не будет. Надо решительно менять весь культурный ландшафт, всю ситуацию и не бояться смелых ходов и решений. Это сделает нас сильнее.
