«Как только в триллере появляется монстр, страх исчезает»
Фильм ужасов должен ставить экзистенциальные вопросы, считает Костас Марсаан. Он знает, что помогает якутскому кино обрести индивидуальный почерк и о чем нужно спрашивать практикующих шаманов. Об этом автор, известный дебютным триллером «Мой убийца» и мистическим хоррором «Иччи», рассказал «Известиям» на вершине успеха: «Иччи» куплен американскими кинотеатрами и включен в программу престижного Шанхайского киносмотра, а на киностудии им. М. Горького снимается новая картина режиссера.
— Якутское кино стало брендом в считаные месяцы, недавно о нем никто не знал, сейчас ему посвящены выпуски профессиональных изданий, оно собирает российский прокат, участвует в международных фестивалях. Чем вы объясняете этот феномен?
— Мы еще в процессе становления, и это дает свободу творчества. Что бы ты ни делал, кругом чистое поле и белый лист. Мы можем заимствовать приемы и эстетику любых кинематографий мира и трактовать ее по-своему. В этом смысле неплохо, когда классические образцы не довлеют. Если обращаться к истории, якутское кино началось с 1990-х, тогда у нас не было проката, но на киностудии «Сахафильм» снимались замечательные ленты для телевидения. Прокат возник с середины нулевых, когда наши кинотеатры поняли, что на якутские фильмы народ ходит. И вместо того чтобы сидеть в кризисе и собирать копейки, они стали получать довольно приличные суммы.
— Сформировались ли тенденции, режиссерские ниши, есть ли признанные мастера экрана?
— Тенденций много, а мистика и шаманизм у нас, как ни странно, не главное. Якутам интересно смотреть на себя и иронизировать над собой, поэтому много комедий положений, есть даже стилизованные под ленты с Чарли Чаплином, популярно социальное проблемное кино, на пике городские сентиментальные ромкомы.
Разумеется, есть ниши и имена: Дмитрий Давыдов, режиссер «Пугала», известен острыми авторскими драмами, Эдуард Новиков, обладатель Гран-при Московского кинофестиваля за фильм «Жар-птица», заявил о себе в ретронише, Степан Бурнашев, автор «Черного снега», снимает востребованные социально ориентированные истории. Что же касается влияний, якутское кино, как подрастающий ребенок, хватает всё, что попадается на глаза, — это конвенции Гонконга, Кореи, Японии, Голливуда, французов, итальянцев. Конечно, в значительной мере представлено влияние русского авторского кино, мы же часть большой культуры. И, несмотря на эту всеядность, мы ищем свой путь.
— Вы сняли мистический триллер с космогоническим сюжетом, показывающий архаическое видение мира. В чем здесь заключается именно якутская специфика?
— Якутия находится под тремя влияниями — христианским, с упрощенным для архаического сознания делением на добро и зло; советским, отметающим духовную природу вещей как суеверие; и шаманистским, предполагающим, что мироздание слишком многогранно для рацио и дуализма.
По представлениям якутов, мир поделен на три этажа — верхний, нижний и срединный. Первый принадлежит богам, второй — демонам, третий был создан для людей и их счастливой жизни. Если всё поделено, нет нужды, чтобы кто-то кого-то захватывал. Однако духи низшего мира проникают к людям через страдания, отчаяние, боль, злость, пороки. Вот я и рассказываю эту историю, исходя из приемов жанра: «Иччи» — фильм ужасов и он должен пугать.
— Он и пугает, но в нетипично бытовом понимании хоррора: ужас разлит в воздухе, но ничего особенного не происходит.
— Перед съемочной группой стояла задача: сделать фильм ужасов без традиционного монстра. Поскольку давно замечено — как только чудовище появляется, страх, мистика, загадка куда-то исчезают, и зритель досиживает оставшиеся минуты, просто следя за фабулой или мучаясь из-за неприятной картинки. Нам хотелось избежать иллюстративности, но населить каждый кадр предчувствием встречи с нуминозным, сакральным, пугающим, чтобы реальность путалась с иллюзией, а у публики не оставалось никаких опор.
Я сделал допущение — а что, если мы столкнемся с настоящим монстром, который принадлежит не нашему миру? Как своими слабыми трехмерными глазами мы увидим это существо? Так вот, мы его и не увидим. Скорее всего, это будет энергетика, атмосфера, смятение чувств. Если монстр к нам подойдет и, не дай бог, схватит, будет казаться, что меняется реальность, мы сходим с ума.
Именно так я показал состояние главного героя, который вдруг обнаруживает себя в поле другого измерения. Чтобы это выглядело правдоподобно, изучал исторические и этнографические труды по шаманизму и религиозным представлениям Якутии, консультировался с практикующими шаманами.
— Они видят духов?
— Как правило, нет, они только подключаются к эгрегору и пропускают энергию через себя. Это экзистенциальное путешествие в два конца, а насколько далеко оно зайдет, зависит от уровня и силы медиума — они же разные, есть шаманы Первого Неба, Пятого и Девятого. Чем выше, тем круче. Это опасный путь: человек может умереть, не выдержав слишком интенсивных воздействий. Что, собственно, нам и показали в фильме «Пугало» Дмитрия Давыдова, когда шаманка взяла на себя непосильную работу.
— Что такое иччи? Насколько я поняла, это не дух в прямом смысле, а разлитая в природе таинственная сила, у которой есть характер, она может испугаться, обидеться и уйти. Это натурфилософская душа, присущая каждому живому существу, месту, предмету, растению?
— Иччи есть далеко не у каждого существа или дерева. Например, если говорят, что у местности есть иччи — это место силы. Есть даже слово, обладающее иччи. У нас развита культура алгызчитов (шаманы, проводящие древний тюркский обряд Алгыс — практика благословления, моления и заклинания. — «Известия»), которые умеют подбирать слова, ввергающие людей в транс. В Якутии нет фигуративного описания иччи, вот и в этой ленте я тоже задаю вопрос, что это, и как эта сущность взаимодействует с людьми, и может ли стать иччи сам человек.
— Поскольку фильм в прокате, можем пояснить, что происходит: зло в жизнь семьи впускает Тимир, приехавший в родительский дом лишь затем, чтобы продать землю и расплатиться с долгами. Символически он открывает ящик Пандоры: сначала в огороде находят послание нижнего мира — череп. Затем несчастья скашивают всю семью. Младший брат героя Айсен, сам того не зная, осуществляет ритуал и возвращает на хутор иччи-покровителя.
— Да, но дело в том, что Тимир — не злодей, он обычный современный человек, которому нет дела до высших материй, он просто решает свои задачи. Так как зритель входит в историю с середины, несложно догадаться о прошлом: Тимир скучал в глуши, мечтал вырваться в город, а Айсен не хотел покидать родную землю и этой своей странноватой привязанностью к корням вызывал беспокойство родителей.
Это извечный конфликт традиции и прогрессизма, города и деревни. У якутского зрителя возникнет мысль: а не был ли Айсен изначально выбором духов? Хоррорная история и показывает, как герой постепенно, из круга в круг, теряет все нити, связывающие его с этим миром, — мать, отца, старшего брата, любимую женщину, дом, себя и становится сущностью, полностью уходит в другое пространство, где уже начинает жить по своим законам.
— Страшная инициация.
— Да, но земные привязанности отягощают дух. Я задаю зрителю вопрос, может быть, неудобный: а что, если землей владеют духи, а не мы? Возможно, мир, который мы знаем как реальный, является отражением какой-то другой неведомой структуры.
— Даже наверняка. Помимо сюжетного замеса в вашем ужастике обращает на себя внимание чистота изобразительного языка. Первозданная благородная натура заимки вместо привычного антуража окраины с пятиэтажками и заброшенными стройками. Трудно было найти локацию?
— Это было большое везение. Мы случайно наткнулись на невероятно красивый поселок Тит Арыы (переводится как «остров лиственниц»). Прекрасная природа, овраг, река, лес, скалы — я пришел в восторг, когда увидел заимку и дом, будто списанные с моего воображения. Мы зашли, познакомились с хозяевами, сказали, что хотим снять здесь фильм ужасов, и эти добрые люди нас пустили.
Повезло и с актерами: мать, Саину, играет Марина Корнилова, очень известная у нас актриса, она служит в Драматическом театре Республики Саха. Братьев искали долго, но сложнее всего было найти актрису на роль Лизы. Жена Тимира — русская, представительница другой, урбанистической современной культуры. Долго проводили кастинги в Москве и нашли Марину Васильеву, выпускницу мастерской Дмитрия Брусникина. Надо сказать, смелая девушка — уехать куда-то, к кому-то, на съемки чего-то. Когда мы начинали снимать «Иччи» в 2017 году, никто не знал про якутское кино.
— Вас пригласили в Москву, на киностудию имени Горького. Над чем работаете?
— Снимаю новый мистический триллер с русскими актерами. Пока больше ничего рассказать не могу, съемки только начались.