«Самое ценное сегодня — умение думать»
Изменения, которые происходят в современном мире, — от развития интернета до появления новых дисциплин и вынужденного перехода в онлайн в период пандемии, — влияют на требования, которые сегодня предъявляются современным школьникам. Одним из инструментов, позволяющих понять, насколько хорошо системы образования в разных странах справляются со стоящими перед ними задачами, является международная программа тестирования школьников PISA. Программа действует под эгидой Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР) уже двадцать лет, сегодня в ней принимают участие более 80 стран, включая Россию. В начале декабря ее создатель и руководитель, директор по образованию и навыкам ОЭСР Андреас Шляйхер рассказал о самой программе и о применяемых там принципах оценки в ходе глобальной конференции о технологиях в образовании EdCrunch on Demand.
«Известия» поговорили с ним о том, что показал опыт внезапного перехода в онлайн по всему миру, какие навыки нужны современным школьникам, чтобы преуспеть, и о том, каким будет образование будущего.
«Сегодня мир вознаграждает не за знания, а за то, что ты можешь с ними делать»
— Давайте начнем с программы международного тестирования школьников Programme for international student Assesment (PISA). Вы стояли у ее истоков и возглавляете программу до сих пор. Какие цели она преследовала изначально?
— Это очень просто. Понимаете, на государственном уровне мы много вкладываем в развитие образования, но, как правило, у нас нет четкого понимания относительно того, каких результатов нам в итоге удалось достичь. Поэтому изначально PISA задумывалась как некая система, которая позволила бы нам сделать результаты обучения и развития образования в той или иной стране видимыми. Она позволяет смотреть не только на уровень подготовки того или иного учащегося, но и выявлять закономерности в отношении больших групп, например, сравнивать показатели детей из обеспеченных и малообеспеченных семей, смотреть, чем отличаются различные географические регионы. Но основная задача, конечно, — это понять, как справляется система образования, почему некоторые регионы или отдельные школы оказываются настолько более успешными. А потом постараться использовать их опыт, чтобы развить или распространить этот успех.
— При этом в основе PISA лежит тестирование функциональной грамотности (базовый набор знаний и навыков, необходимых для успешного взаимодействия с реальным миром, — изначально включал математику, чтение и письмо. — «Известия»). Достаточно ли этого для того, чтобы понять, как работает целая образовательная система в стране?
— Я не думаю, что этого достаточно, но я думаю, что это очень важно в качестве основы. Потому что в современном мире, в котором мы живем, нужно уметь ориентироваться среди множества очень сложных понятий, уметь отличать факты от домыслов, решать сложные и часто многоступенчатые проблемы. Поэтому, конечно, этого набора навыков самого по себе не хватит. Но я считаю, что это очень важная основа, и студентам, у которых этой основы нет, будет очень и очень трудно.
Еще одно важное отличие функциональной грамотности — во время такого тестирования мы не просим студентов воспроизводить конкретные факты или даты. Потому что сегодня мир не вознаграждает тебя просто за то, что ты знаешь, — для этого есть поисковые сервисы в интернете. Мир вознаграждает тебя за то, что ты можешь делать с тем, что ты знаешь. Поэтому наша задача на самом деле — посмотреть, как учащиеся могут использовать то, что они знают.
— Программа появилась в 2000 году, она существует уже двадцать лет. Изменились ли за это время ее цели или задачи? Изменилось ли что-то в самом тестировании?
— Прежде всего меняется то, что, собственно, мы тестируем. Например, в 2000-м когда мы тестировали грамотность, это было в основном про чтение, письмо, математику. Сегодня все-таки существенную роль играет компьютерная грамотность, работа со сложными гипертекстами. Так что изменилась сама идея.
Когда мы начинали, у нас было только чтение, математика и письмо. Сегодня, например, важными компонентами становятся навыки решения проблем, навыки общения, творческое мышление. Когда-то нам даже в голову не приходило, что это может быть так важно, и тем более мы не представляли, как можно оценивать творческое мышление. А сейчас мы готовимся провести по нему отдельное тестирование — оно запланировано на 2022 год. Потом мы будем тестировать навыки, необходимые для обучения в цифровой среде. Это будет уже в 2025-м.
Потом, из наиболее очевидных аспектов, меняется география — в начале в программе участвовали всего несколько стран, а сегодня их больше восьмидесяти.
«Мир меняется намного быстрее, чем образование»
— Если говорить о новых видах тестирования, насколько хорошо с ними справляются учащиеся? Бывало ли так, что учащиеся из стран, которые лидируют по классическим направлениям, справлялись хуже и появлялись какие-то новые лидеры?
— Да, и это очень заметно. Наше последнее тестирование было связано с глобальными компетенциями. И могу сказать, что Южная Корея, которая традиционно показывает очень сильные результаты в математике и естественных науках, в этом тестировании заняла не самое высокое место. С другой стороны, Колумбия, учащиеся которой часто испытывают трудности с математикой и естественными науками, показала в этом тестировании отличные результаты. Так что тут ничего невозможно предсказать.
Документы об исследовании института развития качества в системе образования IQB Educational Trends
— А если говорить про само образование — как оно менялось в последние годы? Эта сфера быстро трансформируется или изменения здесь происходят медленнее, чем в других областях?
— Мир, конечно, меняется намного быстрее, чем наше образование. Требования, которые предъявляются к молодым людям, трансформировались очень быстро, и у образовательных систем на уровне отдельных стран не так много возможностей для того, чтобы им соответствовать. Обратите внимание, как изменился мир за 20 лет, но с другой стороны — много ли мы знаем стран, в которых произошли какие-то серьезные, системные изменения в образовании?
Простой пример — в 2000 году умение отличать факты от мнений было не так востребовано. Потому что все факты, изложенные в книгах, газетах или журналах были очень тщательно отобраны, тщательно сформулированы и проверены. Сегодня ты должен уметь самостоятельно ориентироваться в потоке информации. Поэтому я бы сказал так — требования к уровню владения функциональной грамотностью просто взлетели, в то время как сам уровень владения у учащихся и студентов остался прежним. И это касается большинства стран.
— Если говорить о проблемах, с которыми сталкиваются чиновники и педагоги, пытаясь развивать образование, — эти проблемы более-менее одинаковы во всем мире или отличаются от страны к стране?
— Тут бывает по-разному. Есть часть проблем, которые являются общими для всех. Например, развитие искусственного интеллекта заставляет нас больше думать над тем, что вообще означает быть человеком. Знаете, наши образовательные системы раньше очень хорошо справлялись с воспитанием роботов среднего разряда — люди просто говорили вам, что вам надо делать. Но это больше не работает. В будущем нам нужно будет больше думать над тем, что значит быть человеком в мире искусственного интеллекта. И это задача, с которой столкнутся все страны.
Андреас Шлейхер представляет отчет ОЭСР о школьной системе Швеции на пресс-конференции в Стокгольме
Потом есть вопрос с доступностью образования. Во многих странах он очень неравномерен. В других — возможности более-менее в равной степени предоставляются для всех. Так что да, есть общие задачи и есть те, которые очень специфичны для конкретных стран.
«Онлайн-образование усилило неравенство»
— Как пандемия изменила образование?
— Знаете, главное, что можно сказать о пандемии, — в этот момент неожиданно онлайн-образование стало единственным возможным образованием. Казалось бы, только недавно оно было небольшим дополнением к основному процессу обучения и вдруг оказалось, что это единственная доступная опция. И это коренным образом изменило всё. Прежде всего оно усилило вопросы неравенства в этой сфере.
В результате выяснилось, что учиться могут те, у кого есть для этого возможность. Те, у кого есть доступ к необходимой технике, доступ к интернету, доступ ко всем необходимым платформам. Они были очень успешны. Но те, у кого не было такой поддержки, оказались далеко позади.
— А учителя? Они были готовы перейти в онлайн?
— Некоторые да. У некоторых был потрясающий уровень компьютерной грамотности, отличное понимание всех процессов. Но у некоторых не было для этого достаточных педагогических или технических навыков. Опять же китайские учителя, ученики которых принимали участие в тестировании, по большей части были очень хорошо подготовлены. Но посмотрите на другие страны — там учителям было очень, очень сложно адаптироваться. Потому это полностью меняет подход к работе. Вы не используете технологии для того, чтобы сохранить имеющиеся практики. Вы используете технологии, чтобы трансформировать эти практики. Вот это многим давалось очень сложно.
— Связано ли это с тем, что у учителей не было для этого достаточной подготовки?
— Нет, в некоторых странах учителей довольно серьезно готовили к тому, чтобы работать онлайн. Но если ты знаешь, как использовать все эти ресурсы, это не значит, что ты сможешь их использовать. Это скорее вопрос к организации процесса в каждой конкретной школе. Потому что переход в онлайн меняет всё — от отношений между учеником и учителем, до того, как педагог должен относиться к материалу.
— Проблемы с доступностью онлайн-образования характерны для всех стран или где-то уже научились с этим справляться?
— Некоторые справлялись намного лучше. Это Корея, Швеция, Япония, Китай. Хорошо, в Китае были свои трудности. Но вот Южная Корея, Швеция, Япония справлялись очень хорошо. С другой стороны — посмотрите на Соединенные Штаты, на Бразилию, на Чили. Там были огромные сложности, на мой взгляд.
«Вопрос в том, можем ли мы думать как ученые»
— Есть ли что-то, что объединяет страны, которые успешно представлены в рамках тестирования? Это подход к образованию, возможно, похожие системы?
— Тут имеют значение несколько вещей. Во-первых, есть страны, которые дорожат будущим, — они очень много вкладывают в развитие образования своих детей. Это касается не только государственных денег, это касается всей культуры. Например, того, сколько в этот процесс готовы вкладывать родители. Во-вторых, в этих странах самых опытных, лучших учителей привлекают в самых сложных классах. Это касается в том числе классов, где учатся дети из малообеспеченных семей. И это логично, потому что если ты растешь в благополучной семье, образование для тебя будет не так критично. Но если ты рос в неблагополучной местности, в малообеспеченной семье, образование — возможно, твой единственный шанс изменить жизнь. И некоторые страны очень хорошо умеют распределять ресурсы, учитывая этот фактор.
— Если говорить о влиянии глобализации на образование — можем ли мы сказать, что глобализация постепенно стирает границы между подходами к образованию, существующими в разных странах, и они становятся всё больше похожи друг на друга?
— Этого можно было бы ожидать, но на самом деле практика показывает, что это не так. Процесс развивается по-другому. Некоторые системы образования, которые работали хорошо, становятся еще лучше, а другие были хороши, но пока не развиваются дальше. Есть, конечно, общие черты — например, в большинстве стран образование движется в сторону развития компетенций, а не оторванных от практики знаний. Потому что это важно в нашем мире. Но есть и обратные примеры. Возьмем, например, образование в Великобритании. Там образовательная система всегда была основана именно на цифрах и фактах — и она продолжает развиваться в этом направлении. Так что на самом деле я бы не сказал, что глобализация приводит к объединению каких-то процессов в образовании на национальном уровне — нет, скорее страны продолжают развиваться по изначально выбранной ими траектории.
— Каким сегодня должно быть образование, которое соответствует требованиям времени и позволяет ученикам освоить навыки и умения, необходимые для того, чтобы преуспеть в современном мире?
— Я уверен, что факты сегодня играют всё меньшую роль. Потому что вы легко можете посмотреть их в интернете. Вопрос не в том, хорошо ли мы знаем физику или математику, а в том, можем ли мы думать как ученые. Можем ли мы сконструировать эксперимент. Можем ли мы отличить научно обоснованные данные от тех, которые не имеют ничего общего с наукой. Можем ли мы думать как историки — история содержит много дат и фактов о тех или иных странах, но в состоянии ли вы понять, как вообще возникло и формировалось современное общество? Поэтому самое ценное сегодня — это умение думать, а не слепое владение информацией. Мое личное мнение — сегодня мы учим слишком большому количеству вещей, но очень поверхностно. А мы должны учить меньшему, зато намного глубже.
