Говорят, что риск погибнуть в авиакатастрофе несравнимо меньше, чем риск разбиться в автокатастрофе. Это не совсем так — по соотношению погибших и перевезенных пассажиров уверенно лидирует именно авиация. Но дело даже не в этом — мысль об авиакатастрофе холодит душу ужасом уже потому, что такая авария не оставляет никому шансов на выживание. Нигде, наверное, люди не молятся Богу с той же истовостью, как под минометным огнем и в зоне турбулентности.
Авиакатастрофы, пожалуй, главное memento mori наших дней. Да и не только о смерти они напоминают, но и о том, что человек не рожден для полета и наш технический прогресс — дело противоестественное, а потому требующее непрерывных усилий, контроля и надзора, чтобы ничего не случилось. Поддержание авиации в работоспособном состоянии требует постоянных усилий, и любая ошибка оплачивается десятками смертей.
Поэтому любая катастрофа наряду с трауром отмечается и бурными дискуссиями о состоянии нашей гражданской авиации. Так произошло и на сей раз.
Первая мысль у всех была о теракте: война с исламистами в Сирии, в которой Россия взяла на себя роль лидера, противостояние египетской армии и «Братьев-мусульман» на Синае, наш горький опыт терактов на самолетах и в аэропортах, недавние политические манипуляции с гибелью «Боинга»...
Всё могло бы быть вполне прозрачным, если бы это был теракт. Но это не теракт. Все официальные инстанции и авиационные эксперты полностью исключают внешнее вмешательство в судьбу лайнера. И от этого особенно страшно, потому что одно дело — на войне как на войне и совсем другое, когда безответственная авиакомпания, рейсом которой приходится лететь, потому что с ней договор у турагентства, или нет других билетов, или приходится экономить, вполне может выписать вам билет в один конец.
Ужасные отзывы пассажиров «Когалымавиа», жалобы самих пилотов на состояние самолета, информация о состоянии авиапарка и судьбе погибшего аэробуса, который футболили как неродной от авиакомпании к авиакомпании по всему миру, — всё подтверждает, что если с тем или иным перевозчиком лететь страшно, то лучше с ним не летать.
Дробление российского рынка авиаперевозок привело к созданию множества мертворожденных и потому закономерно умирающих авиакомпаний, экономящих буквально на всем, летающих на допотопных машинах, рискующих безопасностью ради даже не прибыли, а хоть какого-то сведения баланса. Казалось вполне логичным, что после авиакатастрофы в Казани пойдет процесс добровольно-принудительной ликвидации сомнительных авиакомпаний и объединения их в 2–3 конкурентоспособные авиамонополии.
Но вместо этого началось показательное разрушение той российской авиакомпании, которая заявляла, что безопасность перевозок является ее абсолютным приоритетом и которая и в самом деле за четверть века не угробила ни одного пассажира. Но оставим специалистам разбираться с причинами катастрофы, а чиновникам — со стратегией развития гражданских авиаперевозок.
То, что требуется от рядового гражданина, помимо заботы о собственной безопасности, — это сочувствие, человеческое участие к жертвам и их родным и близким. Немного человеческого тепла, сдержанности и хотя бы чувства приличия. И тут все оказалось неожиданно плохо.
Когда в соседней стране интернет-публика заходится от восторга — это предсказуемо. Украину мучит совесть и за сбитый Ту-154 в 2001 году, и за прошлогоднюю трагедию в небе над Донбассом. И нечистую совесть адепты майдана лечат гаерством и хамством, слетаясь как стервятники на любую русскую трагедию. Удивило скорее то, как много оказалось и в Киеве, и в Харькове тех, кто не побоялся взять цветы и принести их к российским посольствам и консульствам.
Тут хотелось бы высказать надежду на протрезвление, но, увы, украинские телеканалы гордо демонстрируют прилепленный плакат следующего содержания: «Мы другие и можем сочувствовать даже врагу». Подозреваю, что сами телевизионщики это сочинение и приклеили, чтобы разъяснить гражданам Украины: «как надо понимать». Не можешь предотвратить — возглавь.
Но с одним не поспоришь — те, кто работает в пропагандистском обеспечении киевской хунты, и в самом деле «другие». Я не могу себе представить, чтобы, случись подобная трагедия с украинскими гражданами (впрочем, и на Синае разбились трое граждан Украины, о чем в Киеве молчат), и в России, пусть на телевидении, пусть в интернете, кто-то сопровождал бы слова сочувствия оговорками про «врагов». Так что до протрезвления еще далеко.
Впрочем, нетрезвых полно и у нас. Ничего, кроме чувства стыда и растерянности, не испытываешь, читая издевки имам-хатыба соборной мечети в Вологде Наиля Мустафина о том, что погибшие вместо «Крыма по команде» полетели в Египет и тем самым являются, с точки зрения государства, «саботажниками».
На этом примере позорного поведения священнослужителя очень хорошо видно, как устроено мышление нашей «демшизы». Они сами выдумывают абсурдные идеи от имени государства и сами же ими возмущаются и над ними издеваются. Не так давно премьер России призывал граждан отдыхать в Египте, который является одним из важных партнеров нашей страны на Ближнем Востоке. Но ерничающий имам не знал этого или забыл. Надеюсь, впрочем, что в своей должности он теперь пробудет недолго.
Однако как быть с теми, кто в ночь траура отправляется праздновать и без того мрачноватый Хэллоуин? Нормальные вроде бы люди. Не во Львове живут и русофобскими течениями в исламе не увлекаются.
Всё дело в том, что последние десятилетия отучили нас чувствовать себя единой нацией, единым организмом. Нация — это большая общность, которая воображает себя тесным кругом людей, семьей или общиной. Средства коммуникации и общие символы создают у миллионов людей степень близости, которая в былые времена была только у маленьких групп. Сейчас миллионы и миллионы могут иметь общие радости, общие скорби, поддерживают друг друга в дни беды.
Но в нашем обществе это чувство единства сильно подорвано. Каждый сам по себе и живет лишь своим мирком, воспринимая то, о чем сообщают в телевизоре или интернете, как его лично не касающееся. Человек не чувствует ни малейшего угрызения совести от того, что у него дурацкий праздник, пока у всей страны печаль, поскольку он уверен, что большинство других единиц, составляющих эту страну, воспринимают этот траур, так же как он, – как официоз, адресованный лишь непосредственно пострадавшим и их личным знакомым.
Эта раздробленность нации, отсутствие того воображения, которое позволяет нам пережить горе и радости своего народа, делают нас слабыми и уязвимыми. Пора уже перестать считать, что нас слишком много, чтобы всех знать и переживать за незнакомцев. Мы маленький народ — капля в море китайцев и индийцев, меньше американцев, чуть больше живущих на крохотных островах японцев. Мы живем в маленькой (за вычетом непригодных для жизни пространств) стране. Мы просто обязаны держаться друг к другу поближе, единой семьей — иметь общие радости и горести, иметь общих друзей и врагов, иметь общие цели и надежды.
Наверное, самое примечательное в этой трагедии — наряду с равнодушием есть множество проявлений общественного внимания к погибшим. Впервые на моей памяти жертв катастрофы поминают не общим списком — у них есть имена, лица, судьба и биография. Возможно, тут дело еще и в том, что среди погибших очень много детей. Судьба на сей раз оказалась немилосердна, ставя перед нами мучившие еще Достоевского вопросы о безвинном страдании детей.
Наш сегодняшний мир оказался окрашен не только в серые цвета равнодушия, но и во все оттенки невероятной нечеловеческой жестокости, казалось бы, немыслимой еще не так давно. Людей сжигают заживо в Одессе и Мосуле, дети гибнут от бомб и снарядов в Йемене и Горловке. И на этом фоне авиакатастрофа может показаться чем-то почти заурядным. Но бессмысленная жестокость жизни все-таки сломала лед равнодушия. И если у нас появится чуть больше тепла и к ушедшим, и к живым, то, значит, эта трагедия нас чему-то научила.
