Для синефилов, ценителей высокого искусства, и вообще для всех, кто интересуется кинематографом, этот год начался скверно. Ушел из жизни выдающийся американский актер Филип Сеймур Хоффман. Почти в один день с ним скончался классик венгерского кино Миклош Янчо. Позже, совсем недавно скончался Харольд Рэмис, сценарист и режиссер картины «День сурка» и исполнитель роли Игона в «Охотниках за приведениями». И вот 2 марта поступили вести о смерти французского мастера Алена Рене.
Ален Рене вошел в историю кино благодаря двум первым своим художественным картинам «Хиросима, моя любовь» (1959) и «В прошлом году в Мариенбаде» (1961). Любой синефил с ходу назовет эти ленты визитной карточкой режиссера. Но мы окажем Рене услугу, если станем говорить о нем не как о художнике, оказавшем влияние на модернистское искусство и вообще на кинематограф и снявшем две эти упоминаемые работы. Это знают все. Знают все и о «втором дыхании» в его творчестве, когда тот сделал свой первый англоязычный фильм «Провидение» (1977).
Но перечисление всех его художественных картин не имеет смысла, если не вспомнить, что Рене делал до того, как стал снимать игровое кино. Ведь он больше, чем художник. Потому что прежде, чем стать художником, он был Историком. Не случайно две его главные документальные работы вышли почти одновременно — «Ночь и туман» (1955) и «Вся память мира» (1956). Первая — о работе Французской национальной библиотеки, вторая — о холокосте.
То, что я говорил про Миклоша Янчо, во многом подходит и Алену Рене. С тем лишь исключением, что Янчо экранизировал свой взгляд на некоторые события истории, конкретные исторические события, которые требовали комментария в том числе со стороны художника, которому не чужды политические убеждения. В то время как Рене имел дело с Историей и памятью о ней. Историей, которая связывает цепь событий воедино, а также выделяет главное событие, а не некоторые. Рене фиксирует конкретное событие как высшую точку Истории. Это событие холокост.
Франсуа Трюффо утверждал о «Ночи и тумане», что об этом фильме почти невозможно говорить в терминах кинокритики. Трюффо был почти прав. Потому что о нем вообще не нужно говорить в этих терминах. Документируя эпоху, этот фильм сам стал документом эпохи. И сегодня историю дискуссий вокруг проблемы холокоста невозможно представить без этого фильма.
Роль художников, работающих с Историей, не всегда заключается в политическом высказывании. Оливер Стоун может снять миллион фильмов, где будет клеймить американский патриотизм и превозносить старомодный либерализм. Но это не сделает его Историком. Порою важен сам по себе акт фиксации, засвидетельствования, нежели само высказывание. «Ночь и туман» подтверждает, что документальный фильм может быть даже более политичен, чем попытка политического высказывания в жанре fiction. Вот почему еще одному документалисту, изобразившему холокост, — Клоду Ланцману, десять лет собиравшему материал по теме, — достаточно было снять не девять часов, а все лишь одну минуту, чтобы еще раз высказаться о памяти мира.
«Шоа» Клода Ланцмана действительно свидетельствует, что память мира жива. Если «Ночь и туман» идет тридцать одну минуту, то «Шоа» — девять часов. Но даже если бы каждая из этих лент шла по минуте, и того было бы достаточно, чтобы сказать: мы помним. Мы помним, покуда у нас есть документы. Однако то, что сделали с холокостом, например, Стивен Спилберг, Роберто Бениньи и Роман Полански, — неправильно. Холокост не представим художественными средствами. Снимать об этом кино, все равно что превращать факты в фикцию. Американский комик Джерри Льюис попытался снять художественный фильм о клоуне, который веселил детей прежде чем отвести их в газовую камеру. После окончания съемок самым верным решением было спрятать этот фильм в сейф, что Джерри Льюис и сделал.
От режиссера-историка требуется умение не рассказать историю, а показать ее. Рене умел сделать это как никто другой. В итоге знакомство с Историей и памятью позволило Рене создать свой собственный уникальный язык рассказа выдуманных историй, которые то замедляются, то прерываются документальной хроникой, то надолго обращаются в прошлое, то забегают вперед, на мгновение заглядывают в будущее.
Но главная и самая трудная работа Алена Рене «Ночь и туман». Она — средоточие его как мастера. Все его последующие работы — это попытка забыть то, что он видел, когда снимал это кино, потому что он запоминал это не для себя, а для Истории. Почти все его последующие фильмы — доказательство того, что он хотел забыться в стремлении снимать fiction. Персонаж «Провидения» — это почти что сам Ален Рене, который напивается и воображает выдуманные истории.
Однако Кино для Рене начиналось не с фикции, а с правды, оставленной им же этому миру на пленке, которую в момент съемок «Ночи и тумана» многие желали скрыть. Но, обратившись к «новому роману», он вступил в игру с фикцией. Его еще будет увлекать История, когда он обратится к рассказу о франкистской Испании (1966), а также станет одним из семи авторов, высказавшихся о «Вьетнаме» в картине «Далеко от Вьетнама» (1967). Но это будет уже вымысел, высказывание, политика, а не фиксация Истории.
История же — это реально свершившиеся факты. А всё, что идет вслед за ней, до ее возникновения — не факт. Извлекут ли люди уроки из истории? Гарантируют ли ошибки ХХ века то, что их удастся избежать в будущем? Именно, что «не факт». Ведь, согласно Рене, человечество не следует по пути Провидения. Да и что такое Провидение? Есть ли оно вообще? Провидение, с точки зрения Рене, которую он высказывает, собственно, в фильме «Провидение», всего лишь фантазия, причем не просто фантазия, а бурная фантазия старого больного романиста. К тому же фантазия, сочиненная под воздействием алкоголя.
Так что нет никаких гарантий, что История приведет человечество к запланированному ею финалу. Судьба всего мира может зависеть от элементарного решения — курить/не курить. В зависимости от даже самого ничтожного выбора наша жизнь может развиваться в самых разных направлениях. Это Рене подтверждает в своем фильме «Курить/не курить». Но игры с «Провидением» — уже новый, ироничный Рене, оставивший позади игры с Историей, которая не терпит шуток, а требует самого серьезного к себе отношения.
Как будто со смертью Алена Рене и других героев мирового кинематографа история напоминает, что она не закончилась. Она предвкушает свой выход на новый виток развития, тем самым объявляя открытый конкурс на все новые события и на тех, кто запомнит их для мира. В том числе в памятниках искусства. Как то делал Ален Рене.
Но то, что мы стоим на пороге очередного витка Истории, еще раз подтверждает, что она не забыта. Это означает, что мы должны как следует запомнить, какой История была на самом деле, благо вещественные доказательства тому еще хранятся. Одним из таких доказательств стали работы Алена Рене. Теперь их аккуратно положили на одну из полочек. Тех полочек, где хранится вся память мира.
