Успех церемонии открытия Олимпиады в Сочи превзошел все ожидания, и отвечавший за церемонию гендиректор «Первого канала» К.Л. Эрнст сделался львом настоящей минуты. «Виват Константин Львович!» было единодушным — эффект, которого еще днем 7 февраля мало кто ожидал. Желающих освистать — за дело или не за дело — и сами Игры, и церемонию было более чем достаточно.
Дальнейшее, mutatis mutandis, напомнило первое выступление Шаляпина в «Ла Скала», где он должен был исполнять партию Мефистофеля. Накануне спектакля Шаляпин публично и категорически отказался платить дань «королю театральной клаки», вольному казнить или миловать артиста. Премьера начиналась с ожидания неминуемой казни, которой подвергнут этого слишком возомнившего о себе русского. Но сила художества, явленная Шаляпиным, была такова, что вместо казни явился неслыханный триумф — «Когда Шаляпин в прологе развернул мантию и остался с голыми плечами и руками, один из итальянцев-Мефистофелей громко заметил в партере: «Пускай русский идёт в баню». Но на него так шикнули, что он моментально смолк. С итальянской публикой не шутят. «Что же «король клаки»? Что же его банда джентльменов в жёлтых перчатках?» — спросил я у одного из знакомых артистов. Он ответил радостно: «Что ж они? Себе враги, что ли? Публика разорвёт, если после такого пения, такой игры кто-нибудь свистнет!». Это говорила публика, сама публика, и ложь, и клевета, и злоба не смели поднять своего голоса, когда говорила правда, когда говорил художественный вкус народа-музыканта. Все посторонние соображения были откинуты в сторону. Всё побеждено, всё сломано».
Ночью 7-го, когда закончился «Сон о России девочки Любы» и огонь заполыхал в олимпийский чаше, зоилов, так надсаживавшихся все предыдущие дни, слышно не было. То ли в самом деле они чувствовали то же, что и миланские джентльмены в желтых перчатках, — «Публика разорвет», то ли — надеемся, что так, — сработало речение «Патриотизм — последнее прибежище подлеца», то есть для самого негодящего человека не всё потеряно, когда он все-таки может ощутить родство со своей страной и почувствовать, что он тоже русский.
О менее прогрессивных зрителях и говорить нечего. «Мы русские, какой восторг!» — вот что переполняло сердца. Когда-нибудь это должно было случиться. Невозможно всё время жить в состоянии терзающего душу невроза, с самосознанием случайного обсевка на ниве Божией, рано или поздно должно пробиться единящее братское чувство «Мы дети России великой, России могучей и раздольной». Случилось так, что это чувство было дано через «Сон о России».
Но великая потребность в таком единящем чувстве не отменяет заинтересованности в должном художестве, могущем это чувство выразить. И «Сон о России» был таким высоким художеством, многослойным и богатым, которое порадовало всех — от детски простодушного зрителя до зрителя, обогащенного всеми премудростями. Так ведь и бывает с подлинным искусством, что оно — для всех, это такое пиршество, куда зовет всех — от бояр до нищего слепца, и никто за столом не лишний, всем — вольный вход, все — гости дорогие.
Причем К.Л. Эрнст, который vivat et floreat, попутно явил всему миру разительное опровержение самого себя прежнего. Опасения насчет церемонии были не вовсе безосновательными, ибо многолетние художества «Первого канала» слишком много и часто определялись формулой «пипл хавает».
Сатирикеры у микрофона, А.Б. Пугачева со всем родством своим и свойством и прочее — не к ночи будь помянуто. Соблазн сделать еще один «Голубой огонек» — и со сметой, возведенной в энную степень, и с невыносимой пошлостью возведенной в нее же, — был достаточно велик. Тем более что опыт мастеров культуры и халтуры — как отечественных, так и мировых, nomina sunt odiosa — показывает, что беспредельная смета еще ни от чего не гарантирует.
Тем поразительнее и то, какое умное, тонкое и изящное зрелище получилось, и то, что самые простецы из простецов — то есть пипл, который по определению хавает, — были умилены и восхищены ничуть не менее, чем зрители, обогатившие себя всеми сокровищами человеческой культуры. Выяснилось, что подлинная культурность не препятствует, а способствует массовому успеху.
Искусство принадлежит народу, как учили нас классики.
Остается помечтать, чтобы К.Л. Эрнст и впредь оставался на этой классической линии, а «Голубые огоньки» предал анафеме. Если это сбудется, сочинская Олимпиада окажется не просто чудом, а чудом из чудес.
