Услышав, что опала Чан Сон Тхэка, дяди молодого полководца Ким Чен Ына, быстро пришла к закономерному в Северной Корее финалу — дядя вождя был казнен, — госсекретарь США Д. Керри проанализировал кадровую политику нового северокорейского руководства. «Это говорит о многом, прежде всего о том, насколько он, Ким Чен Ын, безжалостен и безрассуден, это говорит нам о внутренней нестабильности режима». А равно и об «определенной неуверенности» Ким Чен Ына, подытожил госсекретарь.
Что до безжалостности, то казнь близкого родственника действительно свидетельствует о том, что сентиментальность молодому полководцу чужда. Что до его безрассудности, то здесь позволительно усомниться. Устранение родственников, могущих претендовать на престол или по крайней мере составить верхушечную оппозицию, в определенные эпохи в определенных государствах было делом совершенно обыденным, причем к таким государствам относилась Римская империя как в своем собственно римском, так и в византийском изводе. Османская империя, утвердившаяся после падения Константинополя, эту византийскую традицию только укрепила, что объяснялось как общей суровостью турецких нравов, так и особенностью магометанского брака, допускавшего многоженство. Большое множество жен у почившего султана имело следствием большое количество сводных братьев у султана вновь воцарившегося — братьев, в принципе имеющих не меньшие права на престол. Устранение ближайших родственников было для нового султана актом скорее предусмотрительным, чем безрассудным.
Впрочем, магометанская вера была не обязательна для соответствующего обращения с близкой кровью. Франки эпохи Меровингов, историю которых составил Григорий Турский, исповедовали христианскую веру, между тем сыно-, матере-, отцеубийство было среди меровингской знати бытовым явлением. Как, впрочем, и в более поздние эпохи, и не только во Франции. История Англии — как, впрочем, и России — была не лучше.
Кровнородственное наследование власти, причем власти не чисто символической, как в позднейших конституционных монархиях, но весьма обширной, с неизбежностью приводило к тому, что самое острое соперничество за верховную власть происходило между близкими родственниками. Что порождало соблазны. Добавим к этому, что старинные эпохи зачастую не знали регулярного престолонаследия с четким порядком лиц, которые могли бы претендовать на престол. Господствовал более простой принцип «кто одолеет».
Северная Корея по типологии государственного устройства принадлежит к очень архаичным деспотиям, что делает 9 г свинца ведущим способом решения верхушечных конфликтов. Как между родственниками, так и между высшими сановниками вообще.
Что оставляет мало надежд на скорую либерализацию режима. То есть на переход его от нынешней глубоко тоталитарной фазы к фазе умеренно-авторитарной. Такое различение фаз — сколь бы ныне ни было принято бранить понятие тоталитаризма как таковое — имеет очевидный смысл, ибо, допустим, в истории СССР разница между периодом с 1918 по 1953 год и последующим периодом, вплоть до самой кончины, видна невооруженным глазом.
Главный же критерий различения довольно прост. В послесталинском СССР прекратились казни высших сановников. Еще в октября 1950 года по «ленинградскому делу» были казнены руководители крупнейшей (после московской) парторганизации, в 1953 году был казнен Л.П. Берия, в 1954 году в «бериевском потоке» были достреляны руководители МГБ Абакумов и Рюмин, после чего казни прекратились окончательно, как отрезало. В июне 1957 года Л.М. Каганович, еще не веря в то, что неудавшийся партийный комплот может кончиться иначе, как в подвале соответствующего учреждения, взывал: «Товарищ Хрущёв, я тебя знаю много лет. Прошу не допустить того, чтобы со мной поступили так, как расправлялись с людьми при Сталине…». Н.С. Хрущев отвечал: «Товарищ Каганович! Твои слова ещё раз подтверждают, какими методами вы намеревались действовать для достижения своих гнусных целей. Вы хотели вернуть страну к порядкам, которые существовали при культе личности, вы хотели учинять расправу над людьми. Вы и других мерите на свою мерку. Но вы ошибаетесь. Мы твёрдо соблюдаем и будем придерживаться ленинских принципов».
Ничто из происходящего в Пхеньяне пока что не содержит в себе даже намека на то, что молодой полководец в состоянии произнести великодушные хрущевские речи — даже и в ответ на мольбы ближайших родственников. Не то чтобы северокорейским сановникам совершенно не надоело умирать, — в конце концов, они тоже люди, — но, очевидно, нежелание умирать не стало еще ни мучительно острым, ни столь единодушным, как в СССР в 1953 году. Такую силу имеют в Северной Корее номенклатурные обычаи.
