«Шел в комнату, попал в другую» — так грибоедовская Софья отмазывала Молчалина, застуканного за подбиванием к ней клиньев. Вот и Владимир Мединский, видимо, тоже шел в один кабинет, а попал в другой: очень хотел руководить идеологией, но нет в нашем правительстве такой штатной единицы — министр идеологии и тем более министр пропаганды, поэтому пришлось ему служить министром культуры.
Тоже неплохо — заведовать мастерами культуры. Можно строить их в колонны и шеренги, командовать «равняйсь», «смирно» и «кругом», а также периодически спрашивать, с кем они — и пусть попробуют ответить что-нибудь не то. Маленько отвыкли, но ничего, привычка — дело наживное, тем более на старые дрожжи. Можно, наконец, распустить надоевшую культурную элиту и набрать новую, как предлагает верная соратница министра Елена Ямпольская. Твори, выдумывай, пробуй.
Мединский постоянно обращается к животрепещущим вопросам идеологической политики. Вот и на днях, выступая на «Первом канале» ТВ, он заявил, что человек без идеологии — пустышка. В сентябре он высказался немного иначе, но с тем же смыслом: человек без идеологии — животное. Стада животных, стало быть, много лет блуждают по стране без идейного кнута, ожидая нового профессора Преображенского, который вставит в их сиротливые черепа гипофиз Ивана Сусанина или Александра Матросова, ведь, по словам Мединского, «сила режима определяется не количеством штыков, готовых убивать за деньги, а количеством людей, готовых умереть за этот режим бесплатно».
За свет, стало быть, плати, за воду плати, о налогах не забывай, а умирать, пожалуйста, бесплатно. Говорят, любовь придумали русские, чтобы не платить за секс. Мединский сочиняет идеологию государства в духе этой нехитрой хохмы.
Впрочем, это походный вариант, на случай военных действий. Для мирного времени у министра есть нечто более позитивное. Подход государства к культуре, по мнению Мединского, должен быть «абсолютно прагматичен — поддерживать то, что ведет к накоплению человеческого капитала. А что это такое? Это большая рождаемость, это здоровая семья, это просто здоровый человек с правильным досугом, с образованием, с соответствующим художественным уровнем».
Золотые слова! Румяный филистер, довольный собой и женой, после просмотра правильного патриотического фильма удаляющийся в спальню, чтобы строгать детей для нужд обороны, безопасности и народного хозяйства, — надежная опора государственного строя, достойный идеал для любого чиновника, хоть министра спорта, хоть главного санитарного врача. Вот только странно, когда на вкусы и потребности среднего мещанина ориентируется министр культуры. Дело, конечно, не в том, что многие творцы вели образ жизни, который трудно назвать здоровым, а в том, что культура неоднозначна, спорна даже в рамках школьной программы. Культура мятежна. Культура любит, по словам Хармса, огорошивать человека идеями, к которым он не подготовлен, — причем делает это на всем своем пространстве, от авангардного перформанса до тихого краеведческого музея.
Неуютно, должно быть, культуре рядом с человеком, который стремится все на свете причесать и выровнять, всякому историческому и культурному факту дать однозначную трактовку и всякий культурный проект с этой трактовкой сверять. Бюджет Минкультуры теперь превращается в средство воспитания масс, а заодно и в инструмент их диктатуры, поскольку государственной поддержки, по Мединскому, заслуживает только то, что и так уже понятно большинству. Например, большинство вряд ли захочет, чтобы в кино показывали Чайковского геем, тем более что сам министр определил его в натуралы.
Впрочем, содержание идеологии, продвигаемой Владимиром Ростиславовичем, — не самое важное. Кого-то его идеи ужасают, заставляя вспомнить времена «России — родины слонов», кому-то они льются на душу, как бальзам, а кому-то внушают надежду на немалые бонусы за идейную грамотность. Важнее всего другое: все эти телодвижения не имеют прямого отношения к тому хозяйству, которое на самом деле было вверено министру. А это хозяйство, кажется, не очень хорошо себя чувствует.
Несколько дней назад в Минкульте случился удивительный кадровый казус: подала в отставку Юлия Зазулина, директор департамента культурного наследия, назначенная на эту должность лишь 1 октября этого года. Ее предшественница продержалась на посту девять месяцев — тоже не очень большой срок, но чтобы опытный профессионал как ошпаренный сиганул из кресла через две недели после назначения? Это каких же призраков увидела Зазулина в коридорах Минкульта, какие скелеты посыпались на нее из шкафов? Расскажите нам, мы тоже хотим знать.
О Большом театре, самом известном в мире учреждении русской культуры, уголовные репортеры теперь пишут чаще балетных критиков, и неизвестно, сколько еще эта мыльно-кислотная опера будет продолжаться.
Можно вспомнить о множестве архитектурных памятников, атакуемых застройщиками, таких как «дом Болконского» в Москве, за сохранность которых активисты и впрямь бесплатно ложатся под бульдозеры, — но Мединского эти проблемы, кажется, не очень волнуют. Как не волнует его и подмосковная могила Казимира Малевича, закатанная в асфальт, — Малевич ведь абстракционист, непонятен массам, а превозносят его на враждебном Западе.
Правительство у нас считается непартийным и внеидеологическим, и то, что один из его членов пасет народы в рабочее время и за государственный счет, может быть терпимо лишь в благополучные времена. Но времена случаются разные, и если бюджетные деньги вдруг перестанут доходить до музейных старушек и работников оркестровых ям, то чем господин Мединский будет им заговаривать зубы? «Русским культурным кодом»?
Впрочем, иногда он может честно развести руками. «Я не могу точно определить собственные идеологические и политические убеждения», — сказал он в интервью газете «Культура». Вот видите шарик, да? А вот — опа! — его и нету.
