Все дело в словах. Это еще давно в одной книге было написано. Сначала было слово или что-то в этом роде — теперь в переводе с арамейского на греческий, а оттуда на русский и не поймешь, как именно.
Но ведь за слово — сказанное или написанное — за него же нельзя ни карать, ни судить. Иначе бы не было ремесла писателя в принципе.
Или ремесла политика. Писатель пишет — пора , дескать, уже нам предаться просвещенному русскому национализму. И базу подводит, и цитаты подыскивает, и книжки умные, и память предков в пенсне, с фотографиями в Баден-Бадене на отдыхе с семьей. А уж Пуришкевич так просто дедушка родной.
Политики, они люди попроще: у них что годится для прихода к власти или ее удержания, то и на языке.
Ведь легализация нелегализуемого не сегодня началась. И не сегодня нынешний топ-бюрократ, а тогда политик националистического толка Рогозин ставил в эфир ролики про раздавленные арбузы понаехавших. И буквально вчера арийский красавец Алексей кокетничал с националистической публикой. И всё это время разучившиеся, а точнее, так и не научившиеся подметать собственные улицы москвичи тихо радовались — знай наших. Мы еще дадим этим черно…м.
Правда, никак не мешая этим самым выполнять за них самую грязную и тяжелую работу. Действительно, хорошо сдавать мамину и бабушкину квартирку на Тверской, работать по жизни Васисуалием Лоханкиным и рассуждать о грядущем русском национализме.
И, оттопырив пальчик, корчить из себя аристократа, запамятовавшего старорежимное словечко «поелику».
А ведь всё просто: несколько лет просвещенной пропаганды просвещенного национализма, плюс ставка на низменные инстинкты толпы (мы будем ненавидеть Америку, но она далеко, поэтому мы найдем кого поближе), плюс ментовская коррупция и неукротимые провинции страны, и вот тебе уже не только слово, но и дело.
Один пацан сказал — другой пацан — попроще — сделал.
У нас же литературоцентричная страна. Если исключить миллионные тиражи Ленина, всё равно кто-то еще чего-то прочел. И на слово привык реагировать.
Доблестные политики-маргиналы и не очень маргиналы так радовались, когда в России наконец удалось выпестовать «националистов». Но что-то никто не спешит на себя лавры доктора Франкенштейна примерять — типа это мы, мы, вот прямо на Старой площади и растили славные отряды! Молчат.
Хотя, что тогда, что сейчас непонятно — вы или империя или княжество МКАДное?
А то послушаешь, так все такие имперцы — генерал Ермолов отдыхает: и тех они осчастливили своим завоеванием, и этих, а еще собрались противостоять империи зла — гадкой Америке, боязливо помалкивая про Китай, а как про понаехавших и про арбузы, так сразу: «Россия для русских, Москва для москвичей».
Как это у них в одной в головке укладывается — уму непостижимо. Это классическая шизофрения. И у фанатов, и у офисных, и у творческих, и у совсем нетворческих — такая каша в голове, из которой в один прекрасный день лепится натуральный погром.
Мы все оказались вдруг на углу «Улицы Погрома и Антисемитского переулка» — это цитата из старинного скетча «Монти Пайтон» про Смоленск.
Английские комики не знали, что совсем скоро вместо «Антисемитского переулка» можно будет ставить название любого переулка московского района Бирюлево. И что до сабжа пока не добрались — ходят по менее адаптированным народностям. Но вот что интересно: стоит возникнуть недовольству народа, как тут же подбегают советчики-профессионалы. Они взбираются на броневик и начинают скандировать про Россию для русских и Москву для москвичей. И этот лозунг сегодня перешибает все доводы разума. А заодно и чувство самосохранения. Потому что всем сочувствующим кажется — это не про меня, это где-то там, и это, конечно, правильно. Тебя подожгли, а я чай пить пойду. Вот я видел кино про революцию — там было всё справедливо и красиво. Там кони, комиссары, бла-бла-бла. Ну нет уж: хотите видеть, как выглядит народный бунт — вот он. С лицом бирюлевского подростка, не искаженным биением мысли.
Как написало одно сетевое издание «протестующие против этнической преступности разгромили и подожгли» — дальше можно не читать.
Все эти слова: parole, word, sana, wort, מלה — они же выдают говорящих. Лживость и подстрекательство, тупость и тупик, лень и жадность, зависть и злоба. За словом — а мы как бы и не догадывались и знать не знали — следует дело.
И сегодня каждый, кто скажет хоть одно слово в защиту первого погрома на национальной почве в Москве с 1914 года (вы удивитесь — тогда «рассерженные москвичи» громили не евреев, а вовсе даже немцев), — не политик. Не писатель. Не журналист. А сам себе могильщик.
