Известия о счастливом, хотя и довольно необычном прибавлении в семействе А.Б. Пугачевой и М. Галкина вызвали оживленную дискуссию. Популярные газеты посвящают новому способу плодородия целые полосы, имя простолюдинки, выносившей чудесных младенцев, то открывается, то опровергается; сплетни идут уже целую неделю.
Ничего удивительного здесь нет, да и нового тоже. И в России XIX века и во Франции XVIII сплетни о семейной жизни какой-нибудь престарелой графини — в особенности если устроение этой семейной жизни не лишено пикантной двусмысленности — пользовались бы таким же успехом. Тому могло препятствовать разве что недостаточное развитие акушерства и гинекологии в те давние годы, но, впрочем, поводы для пикантных сплетен находились и тогда. Взять хоть наследника Павла Петровича, которому злые языки отказывали не только в том, что его отец — Петр III, но даже и в том, что его мать — Екатерина II. Говорили о суррогатном материнстве какой-то безвестной чухонки.
Конечно, люди любят почесать языками всегда, а пример народной артистки СССР показывает, что такое чесание обоюдовыгодно: сплетники удовлетворяют свою страсть к пересудам, а звездная пара — свое тщеславие, всем приятно. Но при этом важным условием совершенного чесания является принадлежность объекта пересудов к высшей знати. Если усть-сысольская мещанка Катерина Алексеевна сожительствует с молодцом, годящимся ей во внуки, это интересно, но не очень. Гораздо интереснее, когда это проделывает царица Екатерина с графом Зубовым. А если не царица, то хотя бы княгиня.
В этом, собственно, и состоит социальная функция высшего света: удовлетворять потребность простолюдинов, с одной стороны, в восхищенном (по крайней мере — почтительном) преклонении перед высшими классами, с другой стороны — в фамильярном сопричастии (в пределах дозволенного, конечно) к грехам и слабостям этого класса. В современную эпоху эту функцию исполняет шоу-бизнес, который и является сейчас высшим светом, предоставляя людям простого звания увлеченно обсуждать браки, разводы, адюльтеры, странности и причуды певцов, артистов и пр.
То, что люди сегодняшнего высшего света и не больно приятные, и не больно по-человечески крупные, этой социальной функции, конечно же, не препятствует. Таковы уж особенности кумиротворения, тем более что ценные качества высшего света прошлых эпох тоже не сказать, чтобы совсем замечательные. И мемуарная (вроде «Записок» герцога Сен-Симона), и художественная литература критического реализма («Войну и мир» хоть взять с описанием князя Василия Курагина и его потомства — покойного идиота Ипполита, беспокойного идиота Анатоля и красавицы Элен) не представляют нам собрания героев и полубогов. Все эти герцоги и графини прошлого, равно как светские кумиры современности, в общем-то на одной линии. Хотя, конечно, нынешнее опрощение высшего света привлекательности ему не прибавляет.
Но всё же есть существенное различие. Высший свет прошлого наряду с развратом, адюльтерами, сплетнями, интригами и тому подобным времяпрепровождением исполнял еще и другие функции. Он состоял — так уж общество тогда было устроено — из мужей совета и мужей войны, которые, не ограничивая свои занятия светской суетой, еще правили народами и умирали на поле брани. В фильме «Ватерлоо» — исторически точный факт — финальной бойне на кровавой равнине предшествовал роскошный бал в Брюсселе, а светское ничтожество Анатоль Курагин потерял ногу при Бородине.
Готовность тех светских людей умирать на поле брани (да и управлять государством) оправдывает тогдашний свет со всеми его пороками. Представить нынешних светских львов в роли Анатоля невозможно, они будут петь, плясать и блудить вечно.
Поэтому обсуждение пугачевско-галкинского плодородия, за которым нет ничего, кроме тщеславия, представляет изрядное различие между веком минувшим и веком нынешним. Там были порочные и суетные люди, готовые, однако, и на что-то большее, чем суета, а здесь целлулоидные пупсы, всё бытие которых суетой исчерпывается. Так исчерпывается, что не одним только сторонним наблюдателям, но и самим пупсам томительно скучно.
