Нынешнее развитие событий вокруг Сирии, когда, похоже, все-таки «Барак в поход собрался», склоняет составить сравнительное жизнеописание Б. Обамы и Л.И. Брежнева, поскольку и тот и другой успешно сочетали выдающееся миролюбие с актами братской помощи различным народам. Барак Гусейнович сразу после избрания президентом США был удостоен Нобелевской премии мира. Леонид Ильич хотя и не стал нобелевским лауреатом по причине предубежденности нобелевских комитетчиков к советским вождям (они преодолели ее лишь много позже, дав премию М.С. Горбачеву), но также был выдающимся борцом за мир.
В то же время Барак Гусейнович поразил томагавками ливийского тирана, а сейчас собирается сделать то же с тираном сирийским, Леонид же Ильич оказал братскую помощь чехословацкому народу в августе 1968 года и начал выполнять интернациональный долг (завершился он, причем неудачно, спустя много лет после смерти генсека) перед афганским народом в декабре 1979 года. Неустанная борьба неустанной борьбой, а братская помощь братской помощью.
Причем лично Леонид Ильич был человеком незлым и довольно миролюбивым, весь увешанный оружием наподобие Ринальдо Рейганина он на публике отнюдь не являлся. Похоже, это можно сказать и про Барака Гусейновича. Но Леонид Ильич возглавлял коллективное руководство — и это не пустой звук, при нем в высшей партийной олигархии решения действительно принимались консенсусом, Барак же Гусейнович и вовсе лидер идеальной демократической державы, поэтому олигархический способ правления, когда президент лишь первый среди равных, и к нему имеет некоторое отношение. Человек, правящий самовластно, имеет возможность неуклонно проводить избранную им политику — в том числе и политику мира. Князь Бисмарк, безраздельно руководивший германской политикой от имени слабого императора, мог твердо говорить, что за все Балканы он не отдаст даже одного померанского гренадера. И не просто говорить. Князь сказал — князь сделал и не отдал.
Брежнев стоял, а Обама стоит перед необходимостью лавировать и учитывать интересы как своих домашних Аник-воинов, так и иностранных союзников (причем самых разных — от полномочных иностранных вождей до непонятно кого представляющих борцов за свободу). При таких правилах ведения дел твердо упереться и сказать: «И гренадер не дам, и томагавков» бывает значительно труднее. Леонид Ильич жался и кряхтел, но в конце концов давал согласие — и соответственно, принимал на себя ответственность за роковые решения. Барак Гусейнович, судя по всему, ведет себя в точности как неустанный борец за мир.
Впрочем, личные трудности Брежнева и Обамы не всем так уж интересны. Когда итог победоносных кампаний наперед известен еще в времен Древнего Рима — «Они оставляют после себя пустыню и называют это миром» (теперь они называют это свободой и демократией), — для народов более актуален именно этот итог.
Продолжая же сравнение двух борцов за мир, мы обнаруживаем, что все различия между ними скорее к пользе Л.И. Брежнева. В рамках братской (интернациональной) помощи, оказываемой СССР, упор делался не столько на разгром, сколько на установление порядка, казавшегося советским вождям более уместным. Они могли ошибаться (и ошибались) в оценке его уместности, но их действия всё же менее походили на забавы пьяных мастеровых — дать в морду, поломать мебель и пойти далее, мало заботясь о том, как теперь люди будут жить с поломанной мебелью и выбитыми окнами, — чем действия великой американской державы, описываемых формулой «Пьем да посуду бьем, а кому немило, тому в рыло».
При этом действия СССР были ближе к старой империалистической логике, предполагающей сохранение сфер влияния и особые права, которыми держава обладает в своей сфере (доктрина Брежнева). Это выглядит довольно макиавеллично (впрочем, какая великодержавная политика таковой не выглядит?), но, по крайней мере, братская помощь минимально предсказуема, ибо логика национального эгоизма вычисляема. Насаждение демократии по всему миру достоинства предсказуемости лишено. Здесь речь идет не об округлении своих владений, а о насаждении демократии, оборачивающейся насаждением дикого хаоса, от которого пользы нет вообще никому.
Можно, конечно, перефразируя «Стихи к Чехии», констатировать: «О мания! О мумия величия! Сгоришь, // Америка! Безумие, безумие творишь», но такое поэтическое обращение к Германии в 1939 года мало помогло.
