Два известных русских писателя Акунин и Шишкин зачем-то выступили в популярном журнале «Афиша» с диалогом о судьбах Родины, которую они нежно называют монструозным отечеством. Такого рода разговор — это всегда самопародия. Кто бы его ни вел. Не стали исключением и известные писатели. Петр I, татары с монголами, Византия с орлом двуглавым и прочее, как говорят в интернетах, тро-ло-ло. Чувство неудобства не может не возникнуть, когда читаешь такие тексты. И не потому, что, как заметил один из критиков публикации, так говорят на кухнях под банку научные сотрудники, а потому что так под банку разговаривали лет, наверное, тысячу. Как только массовое производство алкоголя изобрели и русский язык. И о тщете и нелепости таких разговоров писали и говорили люди поталантливее меня. От Салтыкова-Щедрина до Ильфа с Петровым и Пелевина.
Однако нет-нет в таком вот бесконечном стоне про неправильный народ, доставшийся «правильной» интеллигенции возьмет, да и проскочит что-то свеженькое, изящное и вообще заслуживающее обсуждения по существу.
В разговоре Акунина с Шишкиным мне показались интересными три тезиса.
1. Чувства собственного достоинства у русских отродясь не бывало. По Шишкину — его завезли европейцы при Петре, по Акунину — оно взошло и расцвело после запрета пороть дворян в XIX веке. То есть какой-нибудь Кузьма Минин жил-жил и помер, не узнав о том, что чувство собственного достоинства у него нет в отличие от полупьяного немецкого рейтара, приглашенного командовать в «полки нового строя». Соответственно, и институты, связанные с этим самым чувством, у нас все насквозь импортные. «Свобода, республика, парламент, права личности». Так и вижу, как рейтар наш ходит из кабака в кабак на Разгуляе и шепчет в русские уши как молитву: «Свобода, республика, парламент...»
2. Самого русского народа вообще не существует — это «тело». Тело без души есть труп. За право «одушевления» которого борются две головы: одна с лицом тех же спорящих писателей, «аристократия» (по определению Акунина — лучшие), другая с лицом силовика и чиновника, «арЕстократия» (как несложно догадаться — далеко не лучшие). «Есть Мы, и есть Они. У Нас свои герои: Чехов там, Мандельштам, Пастернак, Сахаров. У Них — свои: Иван Грозный, Сталин, Дзержинский, теперь вот Путин».
3. Что сделает «хорошая» голова, когда вновь победит? Почему «вновь»? Потому что головы побеждают и проигрывают последовательно. В прогрессивных реформах (продукт работы «хорошей» головы) уже содержится запрос на стабильность, а в реакции (продукт работы головы «плохой») — зреют реформы. «Наши загонят под плинтус спецслужбистов и пересажают неправедных судей с прокурорами. Наверное, отберут нефть у «плохих» олигархов и передадут «хорошим». Введут люстрацию для слуг прежнего режима. Выкинут с Красной площади святыню той стороны. Приструнят клерикалов...» То есть видение у писателей самое традиционное: посадить, отобрать и раздать своим. Очень трогательно, когда два не самых глупых человека не могут за пределы этой триады даже в порыве умного разговора выйти. А может, тогда и не надо огород городить? Какая разница З/К, под чьим портретом сидит его следователь — Дзержинского или Пастернака?
И вот тут можно было бы закончить, так как с писателями все ясно. Но не могу удержаться от еще одной мысли.
«Плохая» голова, если мы возьмем на вооружение предложенную Акуниным метафору, — она ведь тоже европейская. Не меньше, чем «хорошая». Запад — помимо Билля о правах и парламента — это концлагеря, религиозные и мировые войны, оружие массового поражения вместе с любовью и готовностью к его применению, это милитаризм и концепция тотального государства со слежкой и контролем над всеми сторонами жизни человека, особенно над его мыслями. Это бюрократия и стремление к унификации. Сегодняшняя Россия — очевидно европейское, я бы даже сузил, «немецкое» по духу государство. Ее творцы и теоретики — причем я бы начал линию этих творцов с Петра I — черпали именно в Германии свое вдохновение. Чиновник, порядок, единство и вертикаль — это наши импортированные с Запада боги. А если они не работают так, как хотелось бы, стоит ли удивляться этому с нашими расстояниями, национальным характером и прочим. Сложно натянуть простыню, идеально сшитую на княжество, которое можно обозреть с башни герцогского замка, на гигантскую, не желающую управляться по-немецки территорию.
Любой нынешний разговор любых наших интеллектуалов — хочешь Акунина с Шишкиным, хочешь Панарина с Дугиным — это разговор западнический. Мы имеем поражающий воображение интеллектуальный «карго-культ» — и тут совершенно не важно, какое именно «карго», груз мы хотим позаимствовать у «белых господ» — права человека с парламентом или инновации с властной вертикалью.
У российского интеллектуального класса нет понимания, что институты — парламент ли, выборы ли, права ли человека, «Сколково» ли, все что угодно — это не цель. Это средство, молоток, дрель. Никакой самостоятельной ценности в них нет. Они либо помогают «строительству», то есть развитию, либо мешают ему, либо лежат себе на верстаке и не отсвечивают. Поэтому выступать за честные, скажем, выборы и права человека — это выступать ни за что. Ходить по пепелищу и распевать лозунги — «Без молотка мы не построим дом!», «Да здравствует дрель-строительница!».
Акунинские головы — на самом деле одна голова. Победа невозможна, потому что войны нет. Вместо содержательного разговора о развитии, о будущем, о реальной политике и реальной экономике — годы, десятилетия, сотни лет идет бесконечное нудное обсуждение: какие-бы еще западные штучки для наших березок приспособить — губернаторов с табаком, социализм с лагерями или права человека с выборами. И проблема — проблема не страны, а интеллигенции — именно в этом, а не в том, кто у кого герой — Мандельштам или Сталин.