За бурными дискуссиями о дальнейшей судьбе Российской академии наук, а заодно и по привычке отождествляемой с РАН российской фундаментальной науки (почему только «по привычке»? Да хотя бы потому, что ни Григорий Перельман, ни Станислав Смирнов, ни Андрей Гейм, ни Константин Новосёлов, равно как и целый ряд других добившихся неоспоримого мирового признания российских и бывших российских ученых, членами РАН не являются) комментаторы пропустили весьма символичное событие, состоявшееся в здании РАН в конце июня 2013 года
Нет, я не о собраниях президиума РАН, научных конференциях, симпозиумах и докладах. В «старейшем панорамном ресторане Москвы», расположенном на 22-м и 23-м этажах здания РАН, что на Ленинском проспекте, состоялось «дефиле элитных купальников итальянских брендов на тему пляжного лета 2013». Как говорят в Одессе, не поймите меня правильно. Я совершенно не против купальников, ресторанов и дефиле. Только я за то, чтобы в находящемся в муниципальной собственности подвале, который муниципальное собрание выделяет на условиях льготной, а то и бесплатной, аренды под детский клуб, занимались спортом дети. А не стриптизом взрослые тети. А в здании РАН, принадлежащем государству, созданном и содержащемся на деньги налогоплательщиков, велась научная и связанная с ней административная деятельность. И если то или иное здание оказывается слишком велико для нужд академии, то его, по-хорошему, нужно возвращать государству и просить другое, поменьше.
Собственно, вся история с реформированием РАН пока что и сводится, по сути своей, к тому, чтобы государственное федеральное имущество использовалось: а) целевым образом, б) эффективно и в) подконтрольно собственнику, то есть государству. Никаких иных целей законопроект, внесенный правительством РФ в Госдуму и принятый ею в двух чтениях, не несет — хотя для того, чтобы осознать это, неплохо ознакомиться с пакетом материалов, размещенных в открытом доступе на сайте нижней палаты федерального парламента.
По законопроекту РАН (уже не ФГБУ, а «общественно-государственное объединение») будет заниматься «координацией фундаментальных и поисковых научных исследований», а вот хозяйственной (в широком смысле этого слова) деятельностью — уже не будет. Просто потому, что для эффективного управления такой деятельностью, как ни сложно это признавать, требуются совершенно иные навыки и умения, чем для успешной научной карьеры. Финансирование новой РАН и аппарата РАН будет осуществляться из всё того же федерального бюджета, за счет всё тех же налогоплательщиков.
В числе очевидно проигравших — вновь избранное руководство старой РАН, которое будет руководить совсем не тем, чем собиралось. Кто еще? Директора институтов, утрачивающие возможность распоряжения имуществом, а также те ученые, которые планировали в ближайшее время избраться в состав академий. Наконец, особую категорию условно проигравших составляют действительные члены РАН, в одночасье приравненные к членкорам, равно как и членам РАСХН и РАМН, то есть потерявшие в престиже своего слегка девальвированного статуса.
Однако всё перечисленное, думается, имеет крайне малое отношение к судьбе фундаментальной науки. За тем исключением, что более эффективное управление государственным имуществом в теории должно привести в том числе и к более эффективному использованию средств федерального бюджета на достижение целей РАН.
А вот вопрос о том, будет ли оно обеспечено на практике, остается открытым — а потому в самое ближайшее время мы, налогоплательщики, хотим услышать от правительства детальные предложения на этот счет, выходящие далеко за рамки правильных, но базовых и далеко не достаточных решений о выделении хозяйственных функций РАН в отдельный ФГБУ. От того, какими будут эти предложения и как они будут реализованы, и зависит, будет ли каждая последующая инициатива правительства восприниматься существенной частью общества в штыки, чем будут умело пользоваться традиционные спарринг-партнеры партии власти из системной оппозиции да ушлые хозяйственники от науки, имеющие вполне традиционное и совершенно не устраивающее нас представление о критериях эффективности при использовании федерального имущества.
Любое вмешательство человека не из системы РАН в эту дискуссию непременно вызовет поток комментариев на тему «а кто ты такой, чтобы рассуждать о реформе РАН». Академику Арцимовичу приписывается следующий афоризм: «Наука есть лучший способ удовлетворения любопытства за счет государства». А поскольку, как мы неоднократно писали, своих денег у государства нет, то постановка вопроса об общественном контроле за таким значительном использовании денег налогоплательщика на финансирование РАН и обеспечение конкурентоспособности нашей науки является более чем обоснованной.
И последнее. РАН — не единственная значимая организация, которая испытывает дискомфорт при постановке вопроса о контроле за ее деятельностью и об усилении контроля за использованием государственного имущества. И одновременно РАН — пока что единственный (при всем уважении к г-ну Аншакову из ОЗПП) общественный институт такого масштаба, противостоящий ползучей клерикализации российского общества и его сползанию в этом направлении к стандартам XIX века. Никакие реформы не должны ослабить эту роль РАН, являющуюся хотя и частной, но крайне важной производной ее общественной миссии.
