Осенью 2002 года, вскоре после теракта на мюзикле «Норд-Ост», мы с Маратом Гельманом ехали по Москве и обсуждали суть терроризма вообще и его медийную составляющую в частности. Трудности были уже с определением — что такое вообще терроризм? Зачем он? Каковы его цели? И почему такие истории, как «11 сентября» или «Норд-Ост», произвели на людей совсем другое впечатление, чем, скажем, взрыв в Оклахома-Сити или захват больницы в Буденновске.
Разумеется, ответ на эти вопросы лежал на поверхности — разница в медийности этих событий. Одно дело, когда тебе рассказывают о чем-то, чего ты не видишь. Другое дело — когда ты видишь всё происходящее собственными глазами.
И уж конечно, современное понимание медийного терроризма абсолютно отличается от того, которое сформулировал основоположник этого самого медийного понимания, народоволец и почетный академик АН СССР Николай Морозов (партийная кличка «Воробей»). Морозов писал: «Политическое убийство, нанося удар в самый центр правительственной организации, со страшной силой заставляет содрогнуться всю систему. Как электрическим током, мгновенно разносится этот удар по всему государству и производит неурядицу во всех его функциях». Народовольцы направляли свой удар на систему. Современные террористы направляют свой удар на тех, кто воздействует на систему куда как эффективнее террористов, — на избирателя.
Главная цель современно терроризма — вызвать ужас не среди чиновников и полицейских, а среди населения вообще. А сверхмедийность всех крупных терактов нынешнего столетия делает их очень эффективными, поскольку достаточно взорвать в одном месте — и страх будут испытывать все. Одно дело, когда тебе говорят: «Произошел взрыв». Другое дело — когда ты видишь, как происходит этот взрыв, а также всё, что происходит сразу же после него.
И вот, обсудив всё это, я тогда еще, в 2002 году, сказал Гельману: обязательно должны появиться новые, неуловимые террористы. Террористы без идеи. Террористы без цели. Те, для кого взрыв будет лишь способом появиться в медиапространстве. Способом попасть в телевизор. Обеспечить себе те самые 15 минут славы, на которые, согласно Энди Уорхолу, имеет право каждый человек на Земле.
И такие террористы, разумеется, появились.
Власти долго пытались не замечать таких террористов. Их называли «стрелками», «сумасшедшими» и просто «отъявленными преступниками». А они расстреливали школы и кампусы университетов. Они расстреливали людей, которые просто ехали по дороге. Они изготавливали бомбы и рассылали письма с рицином. Кто были эти люди? Вы их помните? Никто их не помнит. Потому что за ними не было никакой сверхидеи. Они просто хотели попасть в телевизор.
Наиболее яркий пример из таких самодеятельных террористов — это, разумеется, Брейвик. Но почему Брейвик считается террористом, а расстрелявший склад фармацевтический фирмы Виноградов — не террорист? Ведь они вообще ничем не отличаются.
И вот — новое дело. Два взрыва в Бостоне как прелюдия, и совершенно кинематографическая история с поимкой совершивших их американцев чеченского происхождения. Как же трудно поверить в то, что эти братья — не эмиссары «Аль-Каиды», не агенты Доку Умарова, что они вообще не часть организации, а простые американцы, двинувшиеся на идее джихада и слишком заигравшиеся в эту игру. Но ведь это действительно так! Сразу же после взрывов в Бостоне мы разговаривали с редактором, и я сказал ему: ведь это одиночка. В Штатах 12 лет не было терактов, устроенных организациями. Очевидно, что после 11 сентября и последующих влезаний во все темные места на Востоке агентурная работа среди известных террористических организаций с ресурсом у американских спецслужб была поставлена на высочайшем уровне. А всех этих маньяков с пулеметами они всегда пропускали — потому что их попросту нельзя вычислить и предсказать. Так и тут. Два бестолковых взрыва, всего трое погибших, на малоизвестном широкой публике за пределами США мероприятии — ну точно это одиночка-американец.
Я ошибся, но ненамного. Это оказался не одиночка, а два одиночки. И спецслужбы США имели информацию от ФСБ о том, что они могут быть причастны к терроризму, — но они, видимо, не были причастны, раз ФБР потеряло к ним интерес.
И сразу же за историей в Бостоне происходит еще не завершившаяся на момент написания этой статьи история в Белгороде. Недавно освободившийся из заключения 31-летний Сергей Помазун вооружился ружьем и карабином, сел в машину и попытался ограбить охотничий магазин (очевидно, чтобы получить больше оружия), между делом убив шестерых человек, включая двух девушек-подростков.
Какая разница между этим убийцей и бостонскими братьями? Да никакой. В обоих случаях мы имеем дело с человеком, который по каким-то неизвестным нам причинам решил привлечь к себе всеобщее внимание, сея вокруг себя смерть.
У подобного поведения есть только одно название, и это название известно больше ста лет: терроризм. И не знаю, как для вас, а для меня остается загадкой, почему террорист обязательно должен быть с бородой и Кораном, а такие вот стрелки, как Виноградов или Помазун — это не терроризм.
И как только мы найдем в себе силы признать таких вот стрелков террористами, наше понимание окружающего мира сразу расширится. И, быть может, это поможет нам с ними бороться.
