Когда-то об этом не писали в газетах. Но однажды стали писать. И писали о многих. Сильвестр, Саша Македонский, Отарик, Расписной и Айрапет. Тайванчик и Япончик. Таинственный мир, параллельное государство со своими законами, своими гражданами и своими правителями. Этот мир открывался нам в криминальных сводках как Средиземье. Его населяли бауманские и ореховские, чеченцы и солнцевская братва. Гномы, орки, тролли и эльфы, существовавшие рядом с нами на протяжении десятилетий. Простые советские люди практически никогда не пересекались с ними, и тем удивительнее и загадочнее для советских людей был этот романтический мир. «Асса», «Бандитский Петербург» и «Бригада» раскрашивали эти тени красивыми красками, взрывы и расстрелы в центре Москвы сияли волшебными фейерверками, и как старшие братья мечтали стать мужчинами в Афганистане, так младшие братья мечтали стать мужчинами в банде.
Спортивный костюм, «Мерседес» и храм божий — вот то, ради чего стоило жить. Они до сих пор так и стоят на старом Хованском кладбище: из черного искусственного камня, в полный рост, на фоне «Мерседесов» и храмов, рядами, как терракотовая армия, готовая в любой момент сойти с памятников и снова распространить понятия на весь мир.
Но как и любой заповедный мир, в который вторгается неумолимая цивилизация, как те же терракотовые воины, как отшельники Лыковы и динозавры, эти люди оказались беспомощны перед наступлением нового времени. Со всеми своими автоматами и гранатометами, со всеми горами мускулов и приемами восточных единоборств они оказались лишены иммунитета, который бы защитил их от дорогой нефти, легких кредитов и постиндустриального бизнеса. Они убивали друг друга, они уходили из мира орков и эльфов в мир инвесторов, членов советов директоров и депутатов Государственной Думы. Их становилось всё меньше и меньше, пока не стало исчезающе мало.
И тогда, на поле брани, усеянном мертвыми костями, удивленным людям явилась сначала призрачная, а потом все более и более обретающая плоть фигура грузного мужчины со вторым подбородком. Тот, кого долгое время было нельзя называть. Дед Хасан. Авторитет авторитетов. Вор в законе еще со времен «Битлз». Словно член партии с 1905-го года.
Некоторое количество авторитетов, уже не столь мифологических, как те, что ушли в девяностых, продолжали роиться. Выстрелы между ними все еще звучали, но реже. Их делами все больше интересовались полиции Греции или Испании.
А в России остался один. Но такой, о котором знали все, без исключения. Живая легенда. Фигура из раньшего времени. Лох-несское чудовище, снежный человек, настоящее ископаемое. То, что связывало нас с нашим прошлым.
И именно тем он был ценен.
Разумеется, за всеми этими романтическими картинами и полированными памятниками ни мы, ни безмозглые юные орки не видели луж застывающей крови, ошметков мозгов на стенах и исколотых шприцами локтей. Мы не чувствовали запаха горящей под утюгом кожи и не слышали криков насилуемых женщин. Мы видели ужасы Мордора только в кино, а там они выглядели лишь как в кино и не больше.
И Дед Хасан казался этаким Сауроном на пенсии. Дедом Морозом криминального мира. И казалось, что от всего тайного мира остался лишь он, старенький дедушка, целыми днями сидящий в ресторане на Поварской. Может быть он писал мемуары, а может быть просто предавался воспоминаниям за бокалом. Казалось, что зла больше нет. Просто потому, что теперь, когда Дед Хасан остался один, зло больше не нужно.
Однако же и трехсотлетний дуб когда-нибудь умирает. Причем не своей смертью, а под бензопилой малограмотного гастарбайтера. Бандитская пуля все-таки догнала Деда Хасана, и теперь твердыня вакантна. Место Главного Злодея освободилось, а такое место пустым быть не может.
И теперь зло непременно вернется. Да оно никуда и не уходило, конечно. И Дед Хасан был исчадием ада. Но вот от ощущения ощущения наивного спокойствия, когда ты знаешь: есть такой главный злодей, который каждый день в ресторане сидит, — от этого ощущения никуда не деться. Мы знали про Деда Хасана, он был медийным героем (хотя сам никогда этого не хотел, и даже Google знает не больше трех его фотографий), но, тем не менее, он был медийным героем, мультяшным злодеем, дедушкой из ресторана.
В популярной психологии это называется «стокгольмский синдром». Мы привыкли к этому суперзлодею, мы с ним смирились и он нам никак не мешал.
А вот, кто та молодая шпана, что теперь придет на смену усопшему дедушке, и с каким оружием в руках эта молодая шпана начнет делить кащеево злато, а главное — его место — этого мы с вами не знаем. Люди в спецслужбах и комитетах, может быть, знают — а вот мы нет.
И оттого на душе делается совсем неспокойно.
