Вольный стрелок: умер Эдуард Лимонов
Отношение к Эдуарду Лимонову может служить точным маркером: понимает ли ваш собеседник что-то в русской словесности, или же нет. Лимонова-человека не любили многие, Лимонова-политика — наверно, еще больше. Но даже категорические противники его, почти всегда скандальной, позиции, при наличии у них хотя бы толики литературного вкуса, ценили Лимонова-писателя. Сегодня, 17 марта, этого странного, шумного, бескомпромиссного, вечно молодого старика не стало. «Известия» провожают последнего великого русского писателя.
Писать о Лимонове в день его смерти — тяжело и странно. Он, безусловно, был одним из тех редких людей, которых трудно представить иначе как с определением «живой». Собственно, так же ощущал себя и он сам — пять сборников написанных им некрологов тому, как и всегда с Лимоновым хулиганским, свидетельством.
Конечно, для русского писателя — да еще такого, который не отсиживался по литфондовским дачам, а вел разгульную, разбойничью почти жизнь, на нескольких континентах, через несколько войн и революций — прожить ему удалось феноменально долго. И вряд ли подросток Савенко, появившийся на свет 22 февраля 1943 года в заштатном Дзержинске и выросший в провинциальном, но гордом своей культурностью Харькове, догадывался, сколь долгая, бурная и, в конечном счете счастливая жизнь ему уготована.
Изучать биографию писателя надо по его книгам — и в случае с Лимновым этот тезис верен, как никогда. Вот — «молодой негодяй» гарцует по харьковским скверам. Вот — бывший советский диссидент приковывает себя к ограде редакции New York Times, ибо и за «железным занавесом», оказывается, мало кто ценит непризнанных гениев. Вот — «русский поэт предпочитает больших негров» и мечтает в Париже о мировой революции. Вот — уже переваливший за 50 «хипстер» (как сказали бы сейчас) вдруг оказывается в центре сумбурной российской политики 1990-х; кумир молодежи и вождь экстремистской партии. Вот — в окопах югославской войны; вот — в изоляторе «Лефортово» и на зоне, по обвинению в организации государственного переворота в другой стране (на меньшее Лимонов и не согласился бы!) Вот — среди лидеров оппозиции, а вот — по другую сторону баррикад, вечно недовольный, вечно несогласный, вечный изгой в этом несовершенном мире.
Но всегда — писатель. Большой, неровный, позволяющий себе вещи, невозможные для обывателя. Окруженный юными красавицами и молодыми героями, человек, словно ворвавшийся в скучную сухую реальность XXI столетия откуда-то из нереальных уже, мифологических времен. Да и время уйти он словно выбрал специально — внезапно случившийся во времена фейсбучных страстей и пластиковых переживаний пугающий, средневековый какой-то год.
Он публиковался, кажется, везде, от «Лимонки» до «Известий», от «Континента» до RT. Лимонов был, пожалуй, одним из последних публицистов, способных привлечь читателя не «жареной» темой, а стилем, широтой взгляда и невиданной даже в пресловутых «свободных» СМИ реальной свободой. «Общество велит „не сметь“. Смею», — говорил он стами одного из своих автобиографических персонажей. И действительно, Лимонов никогда не боялся нарушать никакие табу — даже и те. что в «приличном обществе» предпочитают вообще не упоминать.
Франт в бархатном костюме, первый русский панк в майке Ramones, боевик в камуфляже — Лимонов всегда был и на острие моды, что, в конечном счете не в меньшей степени укоренено в нашей литературной традиции, чем нравственные поучения Толстого и душевные драмы Достоевского. Лимонов сумел сделать почти невозможное в конце ХХ века: творить большую — что уж там, великую — литературу, оставаясь при этом понятным и востребованным самой широкой читательской аудиторией.
Его вряд ли включат в школьную программу. Его вряд ли перестанут читать юноши, обдумывающие житье — по собственной воле, не из под учительской «палки». Он не любил, когда его называли классиком — но он, несомненно, им был последние лет 20 своей жизни. Таким — пусть запретным — он и останется. 13 марта Лимонов сообщил, что сдал в издательство новую книгу, «Старик путешествует». Путешествие оказалось труднее и дальше, чем он, наверно, полагал.
Лимонов не зарекался ни от сумы, ни от тюрьмы, и вдоволь познал и то, и другое. Но все же больше ему досталось того, что он действительно жаждал — успеха, славы, и, пожалуй, истинного величия. Он любил жизнь жадно, без меры, по-хулигански, не считаясь с условностями и мнениями. Своему французскому биографу он говорил, что мечтает умереть в Средней Азии — но все же покинул этот мир в Москве. С его «Эдичкой», нахальной, неправильной, веселой и живой книгой русская литература, казалось, потянулась и открыла глаза после долгого летаргического сна. Сегодня она, возможно, умерла окончательно. У нас была великая эпоха.