Медовая дружина: культурологические соты для трудовой пчелы
Швейцарец Ральф Дутли известен прежде всего как переводчик и биограф Осипа Мандельштама. Три года назад он обратился от филологии к живописи, выпустив байопик «Последнее странствие Сутина», а теперь выступает в новом жанре с книжкой о пчелах и меде (в пандан к ней выходит аналогичный краткий экскурс в историю оливы). Будучи неравнодушна к пчеловодству и к жизни насекомых вообще, критик Лидия Маслова ознакомилась с исследованием и вынесла свой вердикт — специально для «Известий».
Ральф Дутли
Песнь о меде: культурологическое исследование пчел
СПб.: Издательство Ивана Лимбаха, 2019. — 272 с. Пер. с немецкого С. Городецкого
Занявшись вопросом не только энтомологическим, но и кулинарным, швейцарец Дутли вторгается на территорию таких русскоязычных культурологов, как, скажем, Александр Генис, любящий осветить блеском своего остроумия и эрудиции ту или иную снедь (вообще есть ощущение, что любой русский писатель или публицист в случае надобности может с ходу наваять несколько познавательных и поэтичных страниц про первый попавшийся продукт, который увидит, открыв холодильник, — хоть про сыр, хоть про масло).
По сравнению с генисовскими изысканиями тоненькая книжечка Дутли поначалу выглядит несколько робко и несолидно. Но по внешнему виду и размеру пчелы тоже не скажешь, что она способна за свою недолгую жизнь налетать 8000 км. Наряду с этим интересным фактом в первых главах автор преподносит еще ряд сведений о повадках пчел, более или менее знакомых преданным подписчикам журнала «Юный натуралист». Вряд ли к ним относится юный сын Дутли Борис — ему посвящена и по его заказу написана книга, которую вполне можно рекомендовать детям среднего и старшего школьного возраста как для общего развития, так и для веселых рефератов по биологии (и не только).
Ральф Дутли
В первой главе общительный культуролог заводит себе воображаемого собеседника — господина Пчеловода с Фруктовой улицы, к которому иногда обращается для оживления повествования, хотя оно и без того льется бойко и непринужденно. С биологической частью Дутли довольно быстро заканчивает и переключается на литературу, задавшись целью «соорудить культурологические соты» для многогранного насекомого: «Самое миниатюрное сельскохозяйственное животное не только опыляет для человека растения, но и одаряет пищей, сладостью и светом — медом и свечами, разнообразнейшими целебными снадобьями, становится многозначным символом и склоняет к глубоким размышлениям».
Уподобив пчеломатку, умерщвляющую конкуренток, шекспировской леди Макбет («Ее карьера начинается с беспорядочных убийств»), Ральф Дутли изучает «индийский след» с привлечением «Ригведы» и «Упанишад», затем с любознательным жужжанием облетает Древнюю Грецию, Рим и Египет, приходя к выводу, что мед — незаменимый ингредиент всех священных текстов: «У пчел — египетская душа, ее мед — библейское мерило сладости божественных истин, а в Коране она — ценный дар Аллаха».
В главе «Под языком твоим мед» автор перечисляет благородные попытки придать любовной «Песни песней» хоть сколько-нибудь приличное толкование: «Рабби Акива бен Иосиф (около 50–135) полагал, что в песни говорится о союзе между Богом и народом Израиля», хотя выглядят эти потуги обреченно. Примыкает к эротической теме предприимчивый Лукас Кранах, на могиле которого написано, что он был «самым расторопным художником» — в частности, поставил на поток сюжет об Амуре-медокраде и его сексапильной матери, которую назидательное полотно «Венера и Амур, ворующий мед» изображает во всем блеске наготы. По меткому наблюдению Дутли, «фиаско Амура с пчелами элегантно сочетает мораль и зрелищность», а осуждение сладострастия — лучший повод для его изображения.
В том-то и заключается специфика пчелы как культурного символа, что она способна ассоциироваться с совершенно противоположными вещами: «Многосторонность образа позволяла пчелам появляться как в религиозных, так и в любовных стихах». К тому же модель пчелиного поведения может служить примером как для ученого, так и для поэта («...Философы — от Сократа и Лукреция до Сенеки и Монтеня, — и поэты — от Пиндара и Горация до Ронсара — узнавали себя в этом насекомом, образ которого стал поистине многозначным»). Для поэта, пожалуй, так и примером сугубым: «С античных времен у поэтов сложилось особое отношение к медоносной пчеле, поскольку она воплощала в себе силу чудесного превращения нектара в нечто новое и долговечное за счет собственных усилий».
Кроме таких знаменитостей, как Платон и Эпикур, Вергилий и Толстой, Федерико Гарсиа Лорка и милый сердцу Дутли Мандельштам, на страницах издания представлены и менее очевидные авторитеты, порой даже и скандального толка. Например, Абрахам а Санта-Клара — влиятельный немецко-австрийский проповедник конца XVII — начала XVIII века, известный своей сатирической раскованностью: пчелам, которые крестятся передними лапками перед каждым вылетом из улья, посвящена отдельная глава его трактата, не вполне пристойное для русского уха немецкое название которого наш переводчик остроумно перепер на язык родных осин как «Пан и Пропал Этого мира».
Бестселлер Мориса Меттерлинка «Жизнь пчел» фигурирует в социально-политическом контексте, связанном с идеализацией пчелиного общежития некоторыми мыслителями. «В отличие от колоний термитов и муравьев, мироустройства которых вызывают ассоциации с тоталитарными режимами, улей люди всегда воспринимали как утопический идеал», — пишет Дутли, противопоставляя этим сладким грезам трезвую позицию Меттерлинка, который и сам занимался пчеловодством, поэтому знал, что жизнь насекомых в улье далеко не чистый мед: «слепое самопожертвование во имя будущего, неоправданный отказ от личных потребностей, жестокие убийства трутней и потенциальных цариц, вечные заботы о любвеобильной царице, которая, возможно, попросту является рабой своего положения».
В конце книги прилагается обширная тематическая подборка стихов различных периодов. «Есть у вас, девицы, рвенье / Пчел узнать происхожденье?» — игриво интересуется эпиграмщик XVII века Фридрих фон Логау, а из новейшего времени тревожится печальная Сильвия Плат: «Выживет ли улей, удастся ли / Гладиолусам получить банковский заем на огонь, / Чтобы прожить еще один год?» Таким образом, при всей компактности «Песни о меде» ее автор в энергичном темпе «Полета шмеля» Римского-Корсакова успевает быстренько опылить множество явлений культуры, соприкасающихся с заявленной темой, — не хватает в его книжке разве что Винни-Пуха с его горшками и зонтами и Шерлока Холмса, который ловил германских шпионов, представляясь пасечником и впаривая доверчивым немцам вместо разведданных пособия по пчеловодству.
