«Молчание губительно — оно физически меня разрушает»
Эдвард Радзинский думает, что только сейчас достиг идеальной формы как рассказчик, не согласен, что политика — исключительно мужское дело, и готовит к выпуску «шесть-семь почти готовых книг». На стартовавшей в Москве 21-й ярмарке интеллектуальной литературы non/fiction представлена его новинка «Бабье царство. Русский парадокс» — о том, как в России XVIII века уживались женщины-правительницы и домострой. «Известия» поговорили с Эдвардом Радзинским о феминизме, YouTube и беспощадности революции.
— Это же не случайно, что именно сейчас, в разгар движения Me Too, вы обратились к теме женщин на русском престоле?
— Совсем нет, я ничего не планировал. И довольно забавно, что так всё совпало. Но у меня уже бывали такие совпадения — моих тем и фокуса общественного внимания. Конечно, пару лет назад эта книга читалась бы совершенно иначе, чем читается сейчас. За это время во многих странах вроде бы как произошла победа феминизма: женщины-режиссеры открывают фестивали и заседают в жюри, не дай Бог кто-то скажет, что есть какое-то отдельное женское кино, которое не столь прекрасно, как мужское, и прочее.
Я думаю, через некоторое время это всё надоест самим же женщинам. Женщина есть женщина, и зачем это игнорировать? Это же прелестно, когда за ними ухаживают и относятся как к богиням. И они были богинями — в XVIII веке правили миром, порой даже не имея на то официальных прав. В Австрии императрица Мария Терезия повелевала половиной Европы. В Россия одна правительница сменяла другую.
Писатель Эдвард Радзинский
Русская женщина Елизавета Петровна, которая практически победила величайшего полководца Европы Фридриха II (лишь ее смерть спасла прусского короля от полного разгрома), больше всего боялась мышей и вида крови. Этого не надо скрывать. Один французский посол сказал про русскую императрицу: «Да, у нее женский ум, но этого ума у нее очень много». Мне не кажется, что подобная фраза как-то ее унижает. И женский ум — которого «много» — был у всех императриц, про которых я пишу в своей книге.
— Интересно, что вы — опять же в духе времени — последовательно разоблачаете стереотип: политика — дело мужское. Как так получилось, что женщины на престоле оказывались порой успешнее мужчин?
— Это вообще отдельная тема — в чем прелесть женского ума и в чем его преимущество перед мужским. Но ведь это же факт, что женщины на русском престоле оставили после себя гигантскую империю. В «мужской» XIX век территориальные приобретения были мизерны. Но идеализировать XVIII век тоже не надо — императрицы завещали потомкам огромное и в то же время тяжелое наследство. Со многими проблемами они так и не смогли справиться. И главная из них, конечно, — крепостное рабство.
Это отдельный и очень интересный сюжет, отчасти знакомый нам всем со школы. Несчастная Екатерина II хотела, но так и не смогла отменить крепостное право. Хотя она и врала Дидро и Вольтеру, что русский крепостной имеет на обед курицу, а некоторые привередливые — индейку и все пляшут и поют, славя своих господ, она прекрасно знала реальное положение дел. В воспоминаниях Екатерина писала: «Ведь нет дома, где не было бы железных ошейников, цепей и других инструментов для пытки при малейшей провинности тех, кого природа поместила в этот несчастный класс, которому нельзя разбить свои цепи без преступления».
Она понимала гибельность происходящего, но не посмела пойти наперекор. Правящий класс, дворянство, за этим ее и поставил — чтобы она охраняла крепостное право. Беспощадность нашей будущей революции надо искать именно в этой крепостной истории, когда не привезенные негры, а соотечественники, братья, были абсолютными рабами. Из крепостных составляли гаремы, людей меняли на табакерки и собак — и это считалось разумным и нормальным. В очень религиозной стране каждый день нарушались все законы — божеские и человеческие.
Еще одно наследство того века — политическая нестабильность. Бесконечные смены правительниц в XVIII веке перетекли в самодержавие, «ограниченное удавкой» — когда гвардия совершала победоносные походы на дворец собственного императора. Мужчины, вернувшиеся на престол, решили ли эти проблемы? Нет, не решили — плохо отменили крепостное право, не ввели конституцию. Что они сумели сделать хорошо, так это за короткий срок привести страну к революции. Таков, к сожалению, общий итог мужско-женского правления.
— Вы как-то упоминали, что думаете завести собственный YouTube-канал. Почему?
— Я задумался об этом, потому что меня буквально каждый день забрасывают вопросами, почему я ушел с телевидения. И даже прямо спрашивают, когда я уже заведу свой канал — сейчас же все заводят.
На самом деле с ТВ я никуда не уходил. Просто мы взаимно перестали быть нужны друг другу. Я сейчас невозможен на том канале, на котором был и к которому я испытываю огромную благодарность. Наверное, это был уникальный случай (и не только для нашей страны), когда один человек в прайм-тайм сидел в кадре и просто говорил — серия за серией. Моя американская издательница не верила, что такое вообще возможно, и несколько раз переспрашивала: «А что же в это время происходило на экране?» «Ну, картинки иногда возникали», — отвечал я.
— И скоро появится ваш канал?
— Пока есть только желание. Нужно найти команду, которая бы взяла на себя техническую часть новых съемок. А старых записей и так уже много в Сети. Честно говоря, мне кажется, только сейчас я достиг уровня, которого хотел, — действительно понимаю, как надо рассказывать, чтобы слушатели могли «видеть» то, о чем я говорю. Если найду людей, то обязательно выйду в эфир — как вы, наверное, уже поняли, я могу говорить бесконечно.
— Вы же и так постоянно выступаете с творческим вечерами и чтением пьес. Заснять — и вот готовый материал для канала.
— Молчание вообще для меня губительно, оно физически разрушает (смеется). Для нормального человека стоять и говорить со сцены четыре часа тяжело. А я себя чувствую божественно.
Даже устроителям я не всегда могу объяснить заранее, о чем буду говорить. Я сам это понимаю, только когда выхожу в зал. И не то чтобы я хочу услужить аудитории — нет, сама атмосфера настраивает меня на правильный лад. Даже свои пьесы я читаю совершенно по-разному. Например, «Загадка Моцарта», которая состоит из подлинных писем и текстов композитора, звучит каждый раз иначе. Я выступаю с оркестром, который, как правило, тоже не знает, о чем я буду говорить. И я чувствую, как музыканты сидят за моей спиной и переживают — правильно они «угадали» с музыкой или нет.
И я рад, что предложений выступить — не только в столицах, но и в разных городах-миллионниках — получаю больше, чем могу себе позволить. Не физически, а просто из-за недостатка времени. У меня в работе еще шесть-семь почти готовых книг, которые я хотел бы, да никак не могу закончить.
Эдвард Радзинский — писатель, драматург, публицист, автор телевизионных программ. Родился 23 сентября 1936 года в Москве в семье драматурга Станислава Радзинского. Окончил Московский историко-архивный институт. Его пьесы шли в ведущих театрах СССР (среди постановщиков — Георгий Товстоногов, Роман Виктюк, Валерий Фокин) и мира, легли в основу ряда фильмов («Небо. Самолет. Девушка», «Еще раз про любовь» и др.) Автор романов и научно-популярных бестселлеров про Сталина, Распутина, Наполеона и другие исторические фигуры. Лауреат ордена «За заслуги перед Отечеством» IV степени, премии ТЭФИ и других наград.
