Капитан Хаос: как Сергей Курехин открыл советским людям правду о Ленине
Сегодня он, наверно, был бы звездой YouTube и поражал бы эксцентрическими шоу миллионы. В конце концов, именно он одним из первых стал предчувствовать грядущую медиареволюцию, задолго до реального распространения интернета и вообще, не говоря уж о нынешнем формате существования всего во всемирной сети. Один из самых необычных музыкантов и (в широком смысле) артистов конца советской эпохи, друг Аллы Пугачевой и Бориса Гребенщикова, человек, привлекавший к своим перформансам Ванессу Редгрейв и Яна Гарбарека, впрочем, не дожил даже до появления «Яндекса», трагически и странно покинув этот мир в возрасте 42 лет. 16 июня, в день, когда Сергею Курехину исполнилось бы 65, «Известия» вспоминают о его месте в отечественной — и в мировой — культуре.
По грибы
Он стал известен всему Советскому Союзу — по крайней мере, той его части, где принимался питерский (тогда еще ленинградский) Пятый канал — незадолго до того, как «нерушимый» стремительно распался на 15 республик с разной степенью свободы. В программе Сергея Шолохова «Пятое колесо» Курехин почти час с абсолютно серьезным видом рассказывал, что Ленин был грибом (и радиоволной, но это почему-то меньше запомнилось потрясенным зрителям).
Безумная по всем параметрам история стала, как сказали бы сегодня, мемом: новость о Ленине-грибе обсуждали в электричках, трудовых коллективах, студенческих аудиториях и просто на кухнях — с не меньшим энтузиазмом и азартом, чем «павловскую» денежную реформу, мистический смысл родимого пятна на лысине генсека и взмывшую над политическим горизонтом звезду бывшего партийного руководителя Свердловской области.
То, что абсолютное большинство телезрителей поверило в розыгрыш, не так уж удивительно: советские люди образца 1991 года были готовы поверить практически во что угодно. Удивительнее была сама личность гостя шолоховской программы: среди заполонивших тогда экраны ТВ шарлатанов, политиканствующих кликуш и впавших во внезапный антикоммунизм советских деятелей культуры вдруг появился совершенно европейского разлива пранкстер.
Аполитичный — несмотря на последовавшие заигрывания с лимоновской НБП (сам Эдуард Вениаминович тогда только-только вернулся в родные пенаты и, кажется, состоял в «теневом кабинете» В.В. Жириновского директором ФБР). Эрудированный — собственно, история про грибы позаимствована из не самой известной книги Филипа К. Дика и пропущена сквозь призму продававшегося тогда в СССР миллионными тиражами Кастанеды.
Обольстительно-светский — на дружеской ноге с Аллой Пугачевой (которую едва не уговорил участвовать в одном из выступлений «Поп-механики», Ванессой Редгрейв (которую-таки отправил ползать по сцене на четвереньках и чуть не утопил в тазу) и всем еще не забронзовевшим тогда отечественным рок-пантеоном.
Мы из джаза
Курехин оставил свой след в истории русского рока виртуозными клавишными партиями на классических альбомах «Аквариума», «Алисы» и «Кино». В джазе он работал с такими гигантами, как Валентина Пономарева и Ян Гарбарек. Еще в 1981 году, когда русские рокеры налаживали подпольное распространение своих песен на скрипучих компакт-кассетах, дебютную запись 25-летнего Курехина, нелегально вывезенную из СССР, выпустил на виниле легендарный британский лейбл Leo Records, один из столпов авангардного джаза (на нем выходили альбомы Энтони Брекстона, Sun Ra, Сесила Тейлора, Владимира Чекасина).
Пленку молодой музыкант передал на запад через друзей — поступок, который в те времена мог привести к самым плачевным последствиям, хотя владелец фирмы, эмигрант и джазовый критик Би-би-си Лео Фейгин и указал на конверте пластинки, что сам Курехин не имеет никакого отношения к выпуску диска The Ways of Freedom («Пути свободы»). Курехин, впрочем, не только переправил «за кордон» свои фортепианные пьесы, но и снабдил указанием, что порядок композиций остается на усмотрение издателя, нельзя менять лишь порядок названий — прямо отсылавший к строго запрещенному в СССР «Архипелагу ГУЛАГ». Сегодня Солженицын входит в школьную программу, а «Пути свободы», хотя и переиздававшиеся Фейгиным уже в эпоху компакт-дисков, увы, стали филофоническим раритетом.
Но Курехину было тесно и в рамках рок-н-ролла, и даже в почти не существующих рамках фри-джаза. Он, по сути, был одним из последних «ренессансных людей» западной культуры, по какому-то недоразумению появившись на свет в зажатой рамками идеологии позднесоветской России. В его обширном наследии — и роли в кино (например, в культовом «Лохе — победителе воды» Аркадия Тигая, едва ли не лучшем фильме времен перестройки), и саундтреки (в том числе к не менее культовому и прекрасному «Господину оформителю» Олега Тепцова), и постминималистские «Опера богатых» и «Воробьиная оратория». И конечно, самый главный, особый и уникальный его проект — знаменитая «Поп-механика».
Механический балет
В эпоху, когда отечественная культура, растерявшись перед открывшимся перед ней благодаря гласности и перестройке миром, занялась не всегда удачными попытками подражания (не всегда самому лучшему из того, что вдруг стало доступно не только немногим «выездным» счастливцам), Курехин оставался верен себе. «Всё время хочется невозможного. А раз невозможного хочется, значит, оно существует», — говорил он и не жалел сил для достижения цели.
Курехин всегда стоял отдельно, и даже «Поп-механика», с ее иногда сотнями музыкантов, оставалась, по сути, его сольным начинанием. Большинство пыталось работать «под кого-то»: у нас были и собственный Дэвид Боуи, и собственные Depeche Mode, и дюжина-другая собственных Дитеров Боленов. С Курехиным сравнить можно было разве что Фрэнка Заппу да, пожалуй, японских нойз-террористов «Хидзекайдан». Но если Заппа иронично препарировал американскую поп-культуру, а Дзедзе Хиросиге с его постоянно меняющимся составом коллабораторов занимался эпатажем на физиологическом уровне, то Курехин со своей «Поп-механикой» переместился в совсем уж дальние — отчасти оккультные — дали.
«Я хочу быть одновременно Моцартом и Майклом Джексоном», — сказал он когда-то в самом начале карьеры: ему, пожалуй, удалось даже большее. Выступления группы, в которых принимали участие оперные певицы, гуси, козы, фольклорные ансамбли, русские философы-радикалы, джазовые гиганты — все, кто был под рукой бешено дирижировавшего, обычно голого по пояс маэстро, — балансировали на грани балагана и барочного театра с его аллегоричной условностью. Со стороны это напоминало хаос — но это был тщательно срежиссированный хаос; недаром прозвищем Курехина в рок-тусовке было Капитан. «Архивариус уральского рока», журналист и писатель Дмитрий Карасюк так описывал выступление «Поп-механики» в Свердловске в 1987-м:
Дмитрий Карасюк, «Ритм, который мы... (История свердловского рока 1961–1991)»
«Смысловые паузы заполнялись визуальными эффектами. Плясал безумный танец Гаркуша, из-за кулис по-пластунски выползали «чайфы», вязали его веревками и уволакивали прочь. Сергей Фирсов переносил с места на место мешки с песком и прочую строительную дребедень. Роль Башлачёва заключалась в том, что он, натянув на голову башлык, раза три во время концерта протащил специально найденного на Вторчермете козла через всю сцену. В остальное время козел стоял за кулисами, привязанный к батарее. Ему нарезали какой-то капусты, но от артистического волнения бедное животное прошиб понос. Воняло за кулисами страшно. Всё это шоу (кроме козлиного амбре) было подчинено единому музыкальному замыслу»
Играть с хаосом — дело опасное, «ржавчина никогда не спит», как пел когда-то Нил Янг. Энтропия настигла Курехина с той же внезапностью, с которой он сам тасовал стили, идеи, слова и ноты. В мае 1996-го у музыканта диагностировали саркому сердца — редкое и неизлечимое онкологическое заболевание. 9 июля Сергей Курехин умер.
В память о нем с 1998 года в Санкт-Петербурге проводится международный фестиваль современной музыки SKIF; в этом году он начнется 17 июня. И, хотя оставшуюся после ухода Курехина лакуну заполнить трудно — и едва ли возможно, — его энергия, его дух, его парадоксальность и сегодня продолжают давать импульс новому поколению музыкантов, многие из которых родились уже после ухода великого маcтера парадоксов.
