Веселый лагерный развод
Во времена СССР любителям поп-музыки приходилось (если, конечно, у них не было возможности ездить в загранкомандировки) сидеть на скудной диете: советская эстрада, редкие лицензионные пластинки «Мелодии» с крайне причудливым выбором репертуара, передачи «Радио Люксембург» и «Би-Би-Си» сквозь рев глушилок, да исполнители из «стран народной демократии» по воскресеньям в 11 утра в «Утренней почте». Среди этих последних едва ли не самым популярным и показываемым был чех Карел Готт, отметивший 14 июля 79-й день рождения. По этому случаю портал iz.promo.vg решил вспомнить не только тех поп-музыкантов соцлагеря, которых охотно показывали советской публике, но и тех, кто был в СССР почти неизвестен из-за цензуры.
Поют, заливаются
«Чешский соловей», как называли Готта в Европе, в СССР уже в конце 1970-х годов воспринимался массовой публикой как несколько утомительный эстрадный красавец из «почти» заграницы (вроде и к западу от Бреста, но всё же не совсем настоящей); к тому же его неутомимость по части исполнения советских шлягеров вызывала совсем уж уныние: их, в конце концов, и так все пели. Впрочем, большинству советских слушателей было неизвестно, что сладкоголосый чех успешно работал не только для стран социализма и «народной демократии», но и на западный рынок.
Особенно популярен Готт был в ФРГ и Австрии — и благодаря своей немецкой фамилии, и благодаря почти безупречному знанию языка, и благодаря заключенному еще в 1967 году с западногерманским отделением британского гиганта Polydor контракту. К тому же певец грамотно подбирал репертуар: от народных песен Восточной Европы до адаптированных под эстраду британских и американских рок-хитов (с немецким текстом).
Готт был не одинок: большинство стран «народной демократии» если не поощряли открыто, то по крайней мере не препятствовали попыткам продвижения на Запад своей поп-музыки — в отличие от советского Минкульта, стараниями которого публика «свободного мира» и по сей день представляет российскую эстраду почти исключительно в виде томных барышень в кокошниках и военизированных хоровых обществ. Не всем, конечно, удавалось повторить успех Готта или хотя бы добиться контракта с западным лейблом, но большое количество «социалистических» рок-групп выпускали диски сразу на двух языках, родном и немецком или английском.
Так поступали и земляки Готта Olympic, старейшая рок-группа Чехословакии, существующая аж с 1962 года, и венгерские прог-рокеры Omega, получившие довольно приличную известность в континентальной Европе. Кстати, их композиция 1969 года Gyöngyhajú lány, «Девушка с жемчужными волосами», в итоге стала полноценным международным хитом спустя четверть века, когда ее спели с новым английским текстом Scorpions — это знакомая всем по радиоэфиру White Dove.
Интересно, что в 2013 году песню сэмплировал Канье Уэст, получив разрешение от выпускавшей диски Omega венгерской фирмы Hungaroton, но не удосужившись заручиться согласием автора, культового в Венгрии музыканта Габора Прессера, — результатом чего стал иск на $2,5 млн за нарушение авторских прав (дело разрешили в 2017 году во внесудебном порядке).
Всё на продажу
Впрочем, рок из-за железного занавеса всё же оставался, по гамбургскому счету, экзотикой для энтузиастов. А вот легкий жанр, хоть в варианте эстрадного Карела Готта, хоть в более современном изводе, принимался на Западе действительно неплохо. Лидировали здесь опять же венгры — жители, как иронизировали тогда, «самого веселого барака в соцлагере».
Группу Neoton Familia (в «экспортном» исполнении известную также как Newton Family) называли «венгерской АВВА», хотя, учитывая постоянные перемены в составе и удалой диско-ритм, более уместным кажется сравнение с Boney M. Их самый успешный альбом Marathon (1980) был выпущен по лицензии в ФРГ, Дании, Японии, сразу нескольких странах Юго-Восточной Азии и Латинской Америки и попал в местные хит-парады. Не удержались даже строгие советские товарищи, допустив довольно фривольно звучавшую — а главное, выглядевшую — команду на телеэкран.
Всякой фривольности, тем не менее, не допускалось в вопросах политических; особенно свирепствовали в этом отношении в Чехословакии после событий 1968 года. Так, прекрасную певицу Марту Кубишову, «чешскую Петулу Кларк», практически отлучили от выступлений после ее песни «Молитва о Марте» (Modlitba pro Martu), ставшей неофициальным гимном Пражской весны.
Интересно, что Кубишова едва ли не первой в Европе занялась «черной» музыкой — за несколько лет до Дэвида Боуи, считающегося обычно пионером «голубоглазого соула». Вернуться на сцену она смогла лишь в 1989 году; схожая судьба постигла и психоделическую команду Plastic People Of the Universe, попавшую под запрет властей и ушедшую в глубокий андеграунд.
Рок на восток
В СССР официальное отношение к венгерским и прочим товарищам было слегка настороженное: конечно, мы все единым фронтом идем к коммунизму, но зачем эти патлы, бороды, рваные джинсы, а иногда (о, ужас!) даже полное отсутствие одежды. Впрочем, совсем оградить отечественную публику от влияния собратьев по соцлагерю было невозможно.
На телевидении, конечно, предпочтение отдавалось благопристойным эстрадникам: невероятной популярностью в народе пользовались польские певицы Марыля Родович и, разумеется, Анна Герман (ее, впрочем, как и Эдиту Пьеху, считали практически своей). Но в магазинах «Мелодии», по крайней мере в крупных городах, были представлены и рок-пластинки из братских стран социализма. При этом для сидевших на голодном пайке советских меломанов часто именно эти диски открывали новые музыкальные моды — немало коллективов из соцлагеря с успехом исполняли (часто на родном языке) свежие западные хиты.
Так, болгарская команда под тогда еще не вызывавшей никаких ассоциаций аббревиатурой ФСБ («Формация Студио Балкантон») довольно близко к оригиналу перепевала текущий репертуар, а также переделывала под усредненный прог-рок конца 1970-х классику Саймона и Гарфанкела, The Beatles и других, к тому времени уже легендарных звезд.
Но и оригинальные записи пользовались спросом: Omega, Piramis, Edda Muvek котировались едва ли не наравне с полузапретными Pink Floyd и Uriah Heep, а пластинки были дефицитом не меньшим, чем австрийские сапоги или финский сервелат.
Попроще дело обстояло с поляками: в отличие от венгров они довольно активно ездили по СССР с гастролями, так что Чеслав Немен (на родине артист статуса почти космического, умершему в 2004 году певцу в стране установлены два памятника, а национальный банк Польши увековечил его память портретом на монете в два злотых), Czerwone Gitary и Skaldowie были знакомы советским любителям музыки не только по записям, но и, так сказать, в лицо.
Не меньшей популярностью пользовались и ГДР-овские Karat и Puhdys, по звучанию довольно вторичные, но вполне конкурировавшие с «фирмой», к тому же их пластинки выпускались по лицензии и «Мелодией». Увы, одна из самых оригинальных восточногерманских групп, «ново-волновая» Silly, осталась не особенно знакомой отечественным слушателям — во второй половине 1980-х к «союзникам» отношение было уже слегка ироничным, к тому же доступ к западному року стал значительно проще.
По тем же причинам прошла незамеченной в позднесоветский период и отличная венгерская команда Napoleon Boulevard, исполнявшая своеобразный микс электроники и фолка и ставшая у себя дома едва ли не самым успешным поп-проектом за всю историю социалистической Венгрии (более миллиона проданных альбомов за каких-то четыре года существования группы, фактически распавшейся в 1990 году).
«Отдельной песней» была рок-музыка из Югославии, до Советского Союза вообще особо не доходившая — и по цензурным соображениям (тамошним артистам сходили с рук немыслимые даже по меркам либеральной Венгрии вольности), и просто потому, что СФРЮ входила в СЭВ лишь как ассоциированный член, граждане страны могли свободно выезжать за рубеж, сохранялось частное предпринимательство, да и вообще социализм маршала Тито не совсем подходил под определение «барачный».
Возможно, именно поэтому на Балканах в 1970–1980-х годах появилось немало групп, которые достойно слушаются и сегодня. Можно упомянуть игравшую энергичный пост-панк в духе The Cure и Echo & the Bunnymen «Екатарину Велику» из Белграда, хорватскую Novi Fosili и, разумеется, сараевскую Bijelo Dugme, гитарист которой, Горан Брегович, прославился уже после распада группы (и Югославии) как кинокомпозитор.
Но самой востребованной на Западе в итоге оказалась, строго говоря, не музыкальная группа, а иронично-авангардный арт-проект из Любляны под названием Laibach. Их альбомы с издевательскими «тоталитарными» версиями западных хитов (изедвка была, в первую очередь, над прямолинейной официальной пропагандой стран социализма — в этом смысле и Югославия не была исключением из общего правила) с середины 1980-х годов выпускал знаменитый британский лейбл Mute — «родина» Depeche Mode, Ника Кейва, Erasure и New Order.
Кстати, то ли по недосмотру цензуры, то ли по чьей-то хулиганской выходке люблянские насмешники в конце 1980-х были показаны даже в знаменитой «Утренней почте» у Юрия Николаева. Но это, впрочем, уже несколько другая история.
