Сокращение договора: какое будущее ждет соглашение о СНВ
До истечения срока действия Пражского договора 2010 года о дальнейшем ограничении и сокращении стратегических наступательных вооружений остается полтора года. Российско-американский диалог по СНВ активизировался этой весной, но просвета пока не видно. Какие проблемы лежат на пути к достижению новой договоренности и каковы ее перспективы, разбирались «Известия».
Пражский договор СНВ, напомним, предусматривал сокращение суммарного числа развернутых стратегических носителей и ядерных боевых блоков до определенных пределов, без внутренних подуровней для разных типов носителей, как это было в договорах СНВ-1 и СНВ-2.
По договору США и Россия оставляли за собой по 700 развернутых стратегических носителей и не более чем по 800 развернутых и неразвернутых пусковых установок суммарно. К стратегическим носителя относятся: межконтинентальные (с дальностью более 5,5 тыс. км) баллистические ракеты, баллистические ракеты подводных лодок (с дальностью более 600 км) и тяжелые бомбардировщики (самолеты, оснащенные для несения ядерных крылатых ракет с дальностью более 600 км либо сами имеющие дальность свыше 8 тыс. км). На этих носителях может быть размещено в общей сложности не более 1550 ядерных боезарядов. Тяжелые бомбардировщики засчитывались по схеме «один самолет = один боезаряд», что превращает боевые блоки, связанные с этими машинами, в канцелярскую условность.
Договор по своим основным параметрам должен был быть выполнен к февралю 2018 года, и так и произошло. На 1 марта 2019 года США заявили за собой 656 развернутых носителей (всего — 800) и 1365 боезарядов, а Россия — 525 носителей (всего — 760) и 1461 боезаряд.
Что мешает странам – участницам соглашения жить дальше? Противоречий накопилось изрядное количество.
Возвратный потенциал
Многие ракеты стоят на боевом дежурстве недогруженные боевыми блоками до проектного максимума. Это и есть «возвратный потенциал»: часть ядерного оружия отсутствует в поле зрения контрольного режима, но в чрезвычайной ситуации может быть возвращена на ракеты.
Так, 400 американских МБР Minuteman III сейчас несут по одному боевому блоку, в то время как спроектированы на три. Если же, скажем, поднять американскую статистику по морским ракетам, то мы увидим, что одна ракета Trident II D5 в среднем реально загружена четырьмя или пятью боевыми блоками. При этом известно, что на проектировании в эту ракету закладывали до восьми блоков среднего класса мощности (W88, 475 кт) или до 12 или даже 14 блоков малого класса мощности (W76, 100 кт). Разницу нетрудно видеть, она, в дополнение к Minuteman, и формирует возвратный потенциал.
Учебный запуск межконтинентальной баллистической ракеты Minuteman III
В России возвратный потенциал тоже просматривается, в основном на морских ракетах, а также, возможно, на тяжелых МБР. Однако его масштабы значительно меньше американского. Это связано с ограниченным числом многозарядных носителей и общей логикой военного строительства в СЯС: американцы, по сути, имели возможность спокойно масштабировать свои силы, в то время как Россия их списывала по многократно продленным гарантийным срокам и строила новые. В результате еще лет 10 назад специалисты подмечали парадокс «нового договора СНВ»: по нему Россия, по сути, вынуждена была не столько сокращать имеющиеся ракеты, сколько форсированно перевооружаться на новые. Взять ракеты под такое количество возвратного потенциала было просто негде.
Возвратный потенциал США не первый год будоражит отечественных алармистов. Надо сказать, тревога по поводу скрытых возможностей «контрпартнера» — не только российское увлечение. На Западе тоже есть узкая группа экспертов, годами делающая себе имя на разоблачении «односторонне пророссийского» договора СНВ и лично президента Обамы, разоружившего Америку перед коварным противником. Причем эти стенания начались задолго до обострения двухсторонних отношений в 2014 г.
Что здесь можно сказать? Возвратный потенциал как явление — конструктивная особенность действующего контрольного режима. Он так был спроектирован, а точнее — согласован в ходе жестких переговоров. Естественно, ситуация, когда у обеих сторон есть резервные посадочные места для боевых блоков под обтекателями ракет, и сами боевые блоки на складах, не может не вызывать сомнений. А, собственно, в чем же состоит тогда разоружение, если ядерное оружие на самом деле не уничтожается? С другой стороны, если смотреть на ситуацию трезво (особенно из 2000-х годов, с кризисным состоянием российских СЯС, когда вывод старых советских носителей не получалось компенсировать вводом новых), то становится понятна суть выбора: вам американские блоки на центральном складе или на дежурящих ракетах, готовых к старту?
Асимметрия возвратных потенциалов, несомненно, благоприятная для США, — следствие этого выбора. Да, боеголовки у «контрпартнера» остаются. Нет, не в готовности к немедленному применению. В тех условиях, да и сейчас тоже, — вполне достойный практический результат.
Здесь очень трудно дать содержательную рекомендацию. Конечно, продолжение переговоров о сокращении ядерных вооружений вплоть до полного и всеобщего разоружения (обязательство по статье VI Договора 1968 года о нераспространении ядерного оружия), безусловно, требует решения проблемы возвратного потенциала — в форме проверяемой ликвидации нескольких тысяч ядерных боезарядов и элементов физических пакетов, лежащих на складах. Реалистичный же взгляд на текущее состояние международных отношений и системы контроля над вооружениями подсказывает, что эта проблема в ближайшие годы, скорее всего, не будет восприниматься основными игроками как первостепенная.
Переоборудование
МИД России несколько раз заявлял, что при переходе к переговорам по продлению или переоформлению договора СНВ необходимо «устранить замечания». К ним, в частности, относили «непрозрачный» вывод части носителей и пусковых установок США из-под зачета соглашения.
Подводная лодка типа Ohio USS Florida на базе Диего-Гарсия
Так, на каждой из 14 лодок-ракетоносцев типа Ohio американцы «вывели» по четыре пусковые шахты из 24. Однако процедура, по мнению российских официальных лиц, не верифицирована, и необратимость такого вывода подтверждена быть не может. Сходные претензии выдвинуты и к переводу части тяжелых бомбардировщиков B-52H в носители только неядерных крылатых ракет (те же JASSM-ER с дальностью более 1 тыс. км).
Претензии совершенно логичные, как логично и поведение американцев, которым эти лодки эксплуатировать до 2040 года как минимум, в то время как договор может и не пережить 2021-й. Да и B-52, даром что родом из самых дремучих лет начала холодной войны, еще послужит.
Выкатка для наземных и летных испытаний модернизированного бомбардировщика Ту-22М3М на «Казанском авиационном заводе имени С.П. Горбунова». 16 августа 2018 года
Надо сказать, что в этой области американцы тоже начинают формулировать претензии к России, пока неофициально — через прессу и независимых экспертов. Проблема касается новой модификации бомбардировщика Ту-22М3М, на которой восстановили ранее демонтированную систему дозаправки в воздухе и ввели в состав бортового вооружения крылатую ракету Х-32, которая, по мнению ряда западных специалистов, имеет дальность до 1 тыс. км (что никогда не подтверждалось официально). По мнению американских экспертов, это вызывает вопрос о статусе Ту-22М3 — не следует ли его заявить в состав тяжелых бомбардировщиков по Пражскому СНВ? Заметим, впрочем, что на официальном уровне этот вопрос пока не ставился, во всяком случае публично.
Новые виды СНВ
Россия неоднократно утверждала, что объявленные ею весной 2018 года новые виды СНВ не нарушают режим Пражского договора. И это чистая правда: они просто существуют вне его, в «серых зонах», не определенных соглашением. Это касается и ракетно-планирующих систем «Авангард» или стратегических ядерных торпед «Посейдон».
Такие виды вооружений никак и никогда не были определены в контрольных соглашениях. «Авангард» в том виде, в каком он появился, еще хоть как-то подлежит контролю — через учет ракет УР-100НУТТХ, которые признаны межконтинентальными в договоре (квота на носители), а также через учет шахтных пусковых установок (квота на развернутые и неразвернутые пусковые установки). Однако если создать принципиально новый ракетный комплекс с гиперзвуковым планирующим блоком, то он уже никак не будет контролироваться.
Компьютерная демонстрация полета планирующего крылатого боевого блока гиперзвукового ракетного комплекса «Авангард»
Это касается и «Кинжала», который является баллистической ракетой «воздух–земля» (БРВЗ). БРВЗ с дальностью более 600 км ранее уже были определены, ограничены (ОСВ-2, 1979 г.) и даже запрещены полностью (СНВ-1, действовал до 2009 г.)… но в Пражский договор они не включены.
Аналогичным образом складывается ситуация и с американскими СНВ. Так, еще при живом и действующем Договоре 1987 года о ликвидации ракет средней и меньшей дальности, осенью 2018 года представители армии США аргументированно доказывали, что их перспективные ракеты с дальностью более 500 км не нарушают соглашение. Потому что их траектория, как и у того же «Авангарда», носит небаллистический характер. Заметим, что и под крылатые ракеты подогнать системы с планирующими блоками невозможно: определение требует наличия маршевой двигательной установки. То есть если придать ракетно-планирующей системе межконтинентальную дальность, то придется заключить, что такого вида СНВ просто не существует.
Многоцелевой истребитель МиГ-31 с гиперзвуковой ракетой «Кинжал» на военном параде, посвященном 73-й годовщине Победы в Великой Отечественной войне
Здесь первая задача — просто «назвать» новые СНВ, признав юридически факт их влияния на стратегическую стабильность. Далее их имело бы смысл отсортировать по степени дестабилизирующего воздействия и выработать ограничительные меры (например, касающиеся объемов и районов развертывания), возможно, на первом этапе, юридически не обязывающие, которые в дальнейшем можно будет кодифицировать в новом соглашении об СНВ.
Куда идти дальше?
Глядя на все эти накопившиеся разногласия да и вообще на предельно нездоровый фон российско-американских отношений, невольно впадаешь в обоснованные сомнения насчет перспектив хоть какого-то контрольного режима по СНВ. Только что на наших глазах с треском развалился Договор РСМД — знаковое соглашение конца холодной войны, впервые открывшее военные базы СССР и США для взаимных инспекций и проверяемого уничтожения нескольких классов ракетного оружия, что на тот момент было беспрецедентно.
В такой ситуации предусмотренное текстом Пражского договора его продление на пять лет, до февраля 2026 года, представляется уже чуть ли не идеальным конечным результатом. Потому что вполне вероятен и такой исход: весной 2021 года мир проснется вообще без каких бы то ни было юридических ограничений по СНВ. Дальше что — здравствуй, новая гонка вооружений? Она точно нужна всем причастным?
Тематика новых видов СНВ явно требует существенного объема работы технических экспертов. Кроме того, в начале 2010-х годов на столе лежали обсуждения дальнейших сокращений СНВ — до 1,2 тыс. и даже до 1 тыс. блоков. По мнению ряда экспертов, это сокращение позволить сохранить потенциалы сдерживания, но при этом сделает контрсиловые ядерные операции предельно неэффективными. Российские военные несколько лет назад намекали, что 1,2 тыс. блоков — это тоже неплохой вариант, но нужны гарантии по ограничению систем ПРО, то есть поговорить есть о чем.
Подвижный грунтовой ракетный комплекс «Ярс» выходит на полевые позиции для несения боевого дежурства в Тейковской ракетной дивизии РВСН
Кроме того, опять возникнет фактор Китая, который как-то нужно подтягивать к двусторонним режимам. Но как это сделать, если прецедентов в области контроля над СНВ просто нет, а в Пекине продолжают делать вид, что не понимают, почему они вообще должны заботиться об этой проблеме? Китайский арсенал-де «слишком маленький», вам, великим, надо бы еще сократиться до него. А каков он по объему, мы не скажем, потому что это подорвет нашу стратегию минимального сдерживания.
Именно поэтому пятилетнее продление выглядит почти спасением: оно дает время для практической содержательной работы, позволяет всем немного успокоиться, а заодно и перевести конечное решение в 2026 год — то есть, по сути, в руки новым администрациям как в США, так и в России. Впрочем, история знает примеры, когда многолетние тупики разламывались за считаные месяцы, а надежно блокированные «пакеты» увязок расшивались. Но здесь мы уже переходим от сухой темы контроля над вооружениями к политическому доверию и чуть ли не «личной химии» руководителей, а эта материя, способная сыграть ключевую роль в переговорном процессе, — предмет отдельного рассуждения.
