Болезнь отличниц: как справиться с расстройством пищевого поведения
В середине февраля в Москве на базе Психиатрической клинической больницы № 1 имени Н.А. Алексеева официально открылась первая в стране специализированная государственная бесплатная клиника для лечения расстройств пищевого поведения у взрослых. В поле зрения врачей — анорексия, булимия, компульсивное переедание. Заболевания, по которым в России не найти точной статистики, а мировой опыт утверждает: каждый час от того или иного расстройства пищевого поведения умирает один человек. «Известия» выяснили, почему в жестокой борьбе за идеальные формы так много проигравших.
«Хоть у себя прописывай»
С момента открытия в клинике не протолкнуться от журналистов. Но медики не ропщут — пишите, говорите, пусть о нас знают и обращаются. В столице, по словам главного психиатра города Георгия Костюка, около 5 % молодых женщин подвержены расстройству пищевого поведения, а сколько их, неучтенных, сидят в квартирах по всей стране? Некоторые по 10–15 лет тихо живут со своим недугом.
Из 20 коек заняты почти все. Больше всего пациенток (а это чаще именно девушки) с нервной анорексией — отказались от пищи ради идеальной фигуры. Максимальный срок пребывания — 120 суток, но это для самых сложных случаев. Для них же в клинике предусмотрена реанимация, но пока «тяжелых» нет. Впрочем, для врачей в этой области каждый случай не из легких.
«Считается, что нервная анорексия — самое смертельно опасное психическое заболевание в мире. От него умирают от 5 до 20% — от последствия падения веса, от осложнений для организма. Когда падает вес, нарушается работа внутренних органов: сердечно-сосудистой системы, пищеварения. Часто во время обследования пациента с анорексией оказывается, что он болеет туберкулезом, потому что у него нет иммунитета, организму нечем защищать, – рассказал «Известиям» заведующий отделением психотерапевтической помощи и реабилитации Психиатрической клинической больницы № 1 им. Н.А. Алексеева Никита Чернов. — Поэтому вопрос лечения пациентов с нервной анорексией — это в некотором смысле вопрос их спасения, даже выживания. Но такой пациент не заинтересован меняться: у него сильнейшее чувство тревоги (а вдруг наберу вес?), недовольство своим телом. Нас они воспринимают как людей, которые отнимают у них мечту».
Руководитель клиники Людмила Сатьянова не выпускает телефон из рук, после сюжетов на телевидении звонят со всей страны — можно ставить флажки на карте от Владивостока до Калининграда. Накануне последний рабочий звонок был ближе к полуночи. В трубке — крики о помощи родителей, коллег, пусть редко, но и самих больных.
«Людям невероятно нужна помощь. Многие настолько отчаялись в поисках решения этой проблемы, что говорят: «Вы наша последняя надежда, если вы нам не поможете, то всё». Очень хочется помочь. Очень. Я понимаю, когда у тебя ребенок погибает на глазах, это очень страшно», — Людмила Степановна и консультирует потенциальных пациентов, и перенаправляет тех, кому здесь не смогут помочь в силу обстоятельств, например, подростков. В ее команде — психологи, психотерапевты, психиатры, гастроэнтерологи, эндокринологи, диетологи, терапевты…
В связке с одним пациентом работают по 6–7 специалистов. Вот так вместе, в одном центре начинают работу практически с нуля: в стране едва ли наберется полсотни специалистов в этой области, в то время как в мире накопили серьезный опыт (особенно в клиниках Англии и США), даже открыли целые институты по очень узким направлениям. К примеру, в Канаде изучают проблему восстановления костной ткани, подвергшейся разрушению под воздействием тех же мочегонных препаратов.
«Почему у нас еще не любят заниматься расстройствами пищевого поведения? Это очень длительный труд, который не дает быстрых результатов. Никто не даст гарантии, что всё пройдет гладко. Можно, конечно, рисовать очень радужные перспективы (и есть случаи излечения), а так это люди, которые будут с тобой всё время на связи, потому что проблема возвращается и возвращается, — говорит врач-психиатр. — Из-за того что очень трудное ведение пациента, не так много специалистов возьмется за это».
Получить помощь бесплатно могут только москвичи (клиника находится в ведении департамента здравоохранения города), остальные — за деньги: 4,5 тыс. рублей в сутки и за лечение, и за проживание. Оплатить лечение может не только семья, но и региональные департаменты здравоохранения. Совсем скоро ждут пациенток из Казани, Ульяновска.
«Родители полностью «выпотрошены», в кредитах, но они всячески пытаются спасти свою дочь, которая находится в очень тяжелом состоянии. Лечились в частной клинике, но там неподъемные цены, — Людмила Степановна рассказывает о пациентке из Ульяновска. — Иногда звонят сами девочки. Некоторым безумно хочется помочь — у них нет финансов, нет прописки. Случай настолько тяжелый, что ты сидишь и понимаешь: хоть к себе прописывай… Вот так всё плохо. Они ищут помощи, понимая, что ситуация зашла в тупик, самой уже не справиться».
Калории на кончиках пальцев
Пробуем нарисовать портрет типичного пациента с анорексией. Как он живет, кем работает? Из рассказов мам пациенток: «Она была идеальной девочкой, обязательна, пунктуальна, аккуратна, отлично училась, играла на скрипке, побеждала на конкурсах». А потом чье-то нелепое замечание — «ты слишком толстая» — и всё ломается.
«Высокий уровень перфекционизма, тревожность — больше типа навязчивость, — кивает Никита Чернов. — Высокий уровень самокритики, необходим во всем порядок. Что самое любопытное, пациенты с нервной анорексией очень редко теряют работу или бросают учебу. Многие используют ту же работу как компенсаторную стратегию — поведение, которое компенсирует прием пищи. Если она принимает пищу, то вызывает рвоту, принимает слабительные, придерживается строгой диеты и занимается спортом. Был случай, когда пациентка 15 лет страдала и при этом работала курьером. Каждый день ходила пешочком, чтобы сбросить дополнительные калории».
«Иногда думаешь — как она вообще ходит?! — удивляется Людмила Степановна. — Вот здесь ловишь в коридоре — девочка начинает бегать, заниматься. Или смотришь: излишне пальцами шевелят, потому что считают, что это уберет какие-то калории».
Команде врачей приходится следить, чтобы после еды девчонки ни в коем случае не занимались физической активностью. Психологи даже проводят специальные тренинги для персонала — все должны работать на одну идею, в одном ключе. Не есть в клинике нельзя, где-то нужно даже заставлять. Нет, в рот никто еду не заталкивает и с ложечки не кормит, но самых стойких «нехочух» приходится уговаривать.
Кстати, реже раз в 10 по сравнению с женщинами в клинику звонят и мужчины.
«Культуристы, спортсмены, которые увлекаются «сушкой», здоровым образом жизни. Эмоционально крепкие на этом и останавливаются, остальные уходят в крайность — и спорт забрасывают, и танцы. Просто фиксируются на этом похудении, на здоровом питании, становятся сыроедами, а дальше всё, понеслось. Их ещё сложнее заставить лечиться. Они не понимают, что с ними происходит, думают, что всё нормально», — объясняет Людмила Сатьянова.
По незнанию некоторые думают, что клиника расстройств пищевого поведения — это в том числе и клиника похудения, раз уж лечат булимию (обжорство) и компульсивное переедание.
«Звонят: «Я очень толстая, вешу 160 кг…» Но вопрос не в том, что «вот я сижу дома, мне нечем заняться и я ем», – поясняет Людмила Сатьянова. – Мы работаем с пациентами, которые пытаются держаться-держаться, но теряют контроль: раз — и шоколадку борщом заел. Вот это очень мучительно».
Модный приговор
В социальных сетях полно групп с созвучными основным болезням пищевых расстройств названиями. В шапке профиля нередко можно встретить ремарку в духе «мы ни в коем случае не пропагандируем заболевание, всё это страшно, но на всякий случай администрация не несет ответственности за контент». А далее — фотографии с худыми и совсем не сочными тельцами и комментарии о том, как можно наесться 14 кружками чая, шутки-прибаутки («хочешь есть — попей водички, вот он гимн анорексички») и призывы сесть на диету, иногда крайне радикальную.
«Девчонки, кто со мной!» Они друг друга поддерживают, делятся рецептами сухих диет (из рациона практически исключается жидкость, частично овощи, фрукты, соленое, сладкое, копченое. —- Ред.). Я бы такие группы запрещала, — Людмила Сатьянова категорична. — Многие врачи шутят: «Все женщины немного анорексички». Понятно, что все следят за фигурой, кто-то садится на ограничения, диеты, но это не становится культом, навязчивой идеей. У девушек, страдающих анорексией, искажено представление о собственном теле и вдобавок сумасшедшее внутреннее сопротивление. Они головой понимают, что что-то не так, анализы плохие, но вот это стремление всё перечеркивает. Ставят себе цель, например, «я хочу похудеть до 45». Но если она похудеет до 45, то будет думать, что это все-таки не идеальный вес, желательно сбросить до 42. Остановки нет. Потом начинаются такие нарушения, что они уже не в силах оценить ситуацию адекватно».
Конечно, специалисты винят во многом социальные стереотипы, пропаганду худобы, стройности, процветающий культ достижений — в телевизоре все красивые (если не смотреть новостные репортажи, где герои без грима), на обложку журнала тоже не поставят не обработанный в фоторедакторе портрет.
«Расстройство пищевого поведения — это социокультурная проблема, — Никита Чернов уже пять лет изучает именно расстройства пищевого поведения. — Как один из факторов — социум предлагает идеалы красоты, идеалы конкуренции. Должна быть конкурентоспособная среда, чтобы нравиться мальчикам, достигать результатов. Всё это провоцирует тревожность, самокритику, перфекционизм».
«Пишут в блогах: «Собчак выставила свои целлюлитные ноги!» Если мне всё равно, что там говорят, то какая-то девочка подумает: «Если у Собчак ноги целлюлитные и толстые, то что мне вообще делать?!» Многих вот эта пропаганда не здоровья, а какой-то непонятно кому нужной красоты ставит в начало «прекрасного» пути похудения. Это болезнь общества, — говорит Людмила Сатьянова и тут же делает ремарку: бодипозитив как противовес модельной худобы — это другая крайность. — Вообще фиксация на теле… Не на том фиксируетесь! Если вы хотите говорить о здоровом образе жизни, то говорите именно о здоровом образе жизни, а не о перекачивании различных частей тела».
Весы учета
Пациент с расстройством пищевого поведения сам практически никогда не дойдет до больницы — зачастую он не понимает, что есть проблема или даже реальная угроза жизни. Родители остаются единственным спасательным кругом, только не все это понимают.
«Часто на первом этапе родители могут поощрять ребенка: «Молодец! Давай, худей!», потому что сами являются носителями таких культурных идеалов. Есть родители, которые вообще не обращают внимания, что у ребенка происходит: живет и живет, худеет и худеет. Чрезмерно критикующие так же провоцируют», — Никита Чернов рассказывает, как девочки, избегая совместных обедов, оборудуют небольшие кухни прямо у себя в комнате.
«Некоторые родители, когда ребенок требует: «Я хочу есть один на кухне», идут на поводу. Они понимают, что это как-то неправильно, но не бьют тревогу, — говорит Людмила Сатьянова. — Своего ребенка надо учиться слышать с самого рождения, разговаривать с ним, расспрашивать — это не есть ограничение свободы. Многие дети наносят себе какие-то порезы, чтобы привлечь внимание родителей, и при этом говорят: «Да пошел ты, мне не о чем с тобой разговаривать!» Тем не менее они нуждаются в опеке, заботе, внимании, в любви».
Однажды вы поняли, что ваш ребенок болен. Естественная реакция — шок. И тут, по словам Никиты Чернова, каждый реагирует на стресс по-разному: контролируют, угрожают («Ешь!») или вовсе избегают, как будто нет проблемы. Порой и хотят обратиться за помощью к медикам, но мешают страхи и стереотипы.
Страх 1. «Превратят кровиночку в «овощ»
Как родители думают? «Отведу в больницу, а там врачи будут пичкать ребенка антидепрессантами». Мы тут даже разуверять не будем — да, возможно, будут. Расстройство пищевого поведения редко встречается в чистом виде, если болезнь развивается на фоне сильнейшей депрессии, ее тоже будут лечить.
«Вообще в мире отношение к психиатрии своеобразное. Если ты попал в больницу, из тебя сделают овощ. Вспоминают примеры: «Вот у нас был Вася...» В 18 лет этого Васю настигает болезнь, и он разваливается с огромной скоростью, превращается в того самого «овоща», не будучи под препаратами. Так происходит не потому, что его неправильно лечили, — это злокачественное течение его болезни. Но люди приводят его в пример как ужасный случай некомпетентности врачей, и разрушить эти стереотипы очень сложно. Обращаться к психиатру не страшно, страшно вовремя не начать лечить заболевание», — говорит Людмила Сатьянова.
Страх 2. «Позорное клеймо»
Анорексия, булимия, компульсивное переедание — психические заболевания. Лет 30 назад, по словам Никиты Чернова, расстройство пищевого поведения вообще считали разновидностью шизофрении. Здесь нет и речи о «нормальности» или поведении с легким отклонением. Клиника работает на базе психиатрической больницы, и не все родители могут с этим смириться.
«Чем раньше начинается лечение, тем больше вероятности на хорошую ремиссию. Но это бывает очень трудно объяснить обывателю. Никто не хочет слышать. Многие, приводя своего ребенка в достаточно тяжелом состоянии (анорексия, девочка разваливается, умирает у них на глазах) интересуются вопросом постановки на учет. Вот в этих случаях им хочется объяснить: «Вы хотите вылечить своего ребенка или вас интересует вопрос вашего престижа? Сейчас что для вас важно: спасти ребенка или все-таки думать о том, как вы будете себя чувствовать с этим клеймом? — Людмила Степановна не понимает такой дилеммы. — И многих это ставит в тупик. «Как же так, но она же потом не сможет учиться?» Мне хочется объяснить, что, в случае если вы не будете ее лечить, работать или учиться будет некому. Она умрет».
Руководство клиники всерьез задумалось о родительской школе — есть же школы приемных родителей, а почему нет для таких мам и пап, которые не знают, как быть, потеряли контакт с ребенком, который в силу болезни научился врать и манипулировать.
«Многие родители осознают, что они в какие-то моменты неправильно себя вели, есть потребность в создании родительской школы. Некоторые говорят: «Моя дочь ни за что не согласится лечиться, но я бы сама хотела понять, что это и как мне себя в этой ситуации вести, — говорит Людмила Сатьянова. — Но это, конечно, очень ответственные родители, которые понимают, что пришла беда, и они хотят сами научиться помогать своему ребенку».
Пациенты живут в своем режиме: общаются, вместе смотрят телевизор, собирают пазлы, читают и даже устраивают музыкальные вечера — играют на гитаре. И, как и все больные, непременно спрашивают: «А выписка когда?» Стационар — как выход из привычной среды, где нет родительского давления, а шантаж врачей — безнадежная затея. Пациентки с булимией потихоньку сбрасывают лишний вес, учатся контролировать приемы пищи, а девушки с анорексией по чуть-чуть, но набирают.
«Одна пациентка прибавила 1,5 кг!» — врачи делятся достижениями. Пусть маленькая, но уже победа.
