Поколение digital: как киберзависимость сформировала нового человека
Четверть взрослых россиян проводит в интернете больше четырех часов в день, заявил «Известиям» глава ВЦИОМа Валерий Федоров. Группа информоманов уже сопоставима с числом медиаманов — людей, которые свыше четырех часов в день смотрят телевизор. У детей, с самого раннего возраста пользующихся гаджетами, возникают определенные мозговые изменения. Поколение digital native (от англ. цифровые аборигены), как утверждают социологи, развивается совершенно иначе, нежели предыдущее, а врачи-психиатры столкнулись с новой разновидностью расстройства — киберхондрией.
В последнее воскресенье января мир отмечал День без интернета. О том, насколько интернет-зависимость опасна для здоровья, а в каких случаях она приносит пользу и даже может затормозить развитие деменции, рассказали эксперты «Известий».
Четыре часа для информомана
«Известия»: По экспертным оценкам, каждый десятый пользователь интернета в мире страдает интернет-зависимостью. В некоторых странах она официально признана болезнью. Как к этому диагнозу относятся в России, есть ли он в Международной классификации болезней (МКБ)?
Георгий Костюк, главный врач Психиатрической клинической больницы № 1 им. Н.А. Алексеева, главный психиатр Москвы, доктор медицинских наук, профессор: В 1995 году интернет-зависимость была впервые описана в Америке. Сейчас в России, по экспертным оценкам, 6–7% интернет-зависимых, в Европе — до 10%. В МКБ-10 такого заболевания нет, ждем МКБ-11, посмотрим, что будет там.
Выделяют пять-шесть форм этой зависимости. Среди них веб-серфинг, когда человек пытается насытить себя короткими информационными эпизодами, «гуляет» по Сети. Или когда пользователь Facebook пролистывает свою ленту. Постоянное навязчивое стремление общаться через интернет тоже относится к этой категории. Кроме того, есть игровая зависимость, киберсексуальность.
Вопрос в том, можем ли мы без этого жить, нуждаемся ли в этом постоянно? А если не получаем, начинаем ли беспокоиться? Любая из этих зависимостей может стать болезненной, а может оставаться только развлечением.
Анна Басова, замдиректора Научно-практического центра психического здоровья детей и подростков имени Г.Е. Сухаревой, кандидат медицинских наук: Вопрос о существовании нехимических зависимостей в психиатрии спорный. Мы знаем, что, когда человек занимается приятной для него деятельностью, например играет на компьютере, у него вырабатываются эндорфины — вещества, вызывающие чувство удовольствия. Но тогда можно рассматривать как зависимости трудоголизм, шопоголизм, зависимость от фитнеса и тому подобное. Этот ряд можно продолжать до бесконечности, и в итоге всё, что человеку доставляет удовольствие, можно рассматривать как психическую болезнь.
Но не стоит расширять рамки болезни. Если человек не может обходиться без интернета, если он становится фактически единственной формой активности, мы можем подозревать психическое расстройство. Но нельзя говорить о зависимости, если человек просто пользуется технологическими достижениями.
С подростками ситуация сложнее. Существуют исследования, согласно которым у детей, с самого раннего возраста использующих гаджеты, изменяется активность некоторых участков мозга. Насколько устойчивы такие изменения и к чему они приведут, пока никто не знает.
«Известия»: Какая часть взрослого населения России интернет-зависима?
Валерий Федоров, гендиректор ВЦИОМ: Зависимость это или нет, вопрос спорный, но «масштаб бедствия» определить можно. Каждый четвертый, 24% опрошенного взрослого населения категории старше 18 лет, проводит в интернете больше четырех часов в день. Группа информоманов сейчас по размеру сопоставима с группой медиаманов — людей, которые больше четырех часов в день проводят у телевизора. В основном это пенсионеры, тогда как среди информоманов доминирует молодежь.
Больше всего они зависают, конечно, не в «Википедии», а на YouTube и в социальных сетях. Считается, что Россия — один из мировых лидеров по вовлеченности в соцсети. Мы отличаемся от большинства других стран и тем, что сидим не в одной социальной сети, а сразу в нескольких.
41% от всех опрошенных говорит, что каждый или почти каждый день бывает в соцсетях. В самой молодой группе (18–24 года) доля выше — 82%. Вторая когорта (25–34 года) меньше — 65%. Самые свободные от этого — пенсионеры. В возрасте 60 лет и старше только 15% ежедневно или почти ежедневно заходят в социальные сети.
«Известия»: Что люди делают в соцсетях?
Валерий Федоров: Две трети размещают свои фото и видео. Собственные тексты, посты публикует уже существенно меньше людей — 23%, потому что это тяжелее: посты надо создавать, подбирать смыслы и язык. Чуть легче комментировать чужие посты или фото. Лайки хотя бы время от времени ставят 80% пользователей, комментируют текстуально — 56%. Личную информацию о своих увлечениях оставляют 30% от тех, кто активен в соцсетях.
Мы поставили эксперимент и спросили: «У вас были за последнее время ситуации, когда вы оказались вне зоны доступа?» 45% ответили, что в течение последнего года попадали в такие ситуации. А далее спросили еще: «Бывало ли такое, что вы специально отключали доступ к интернету на день или дольше?» Выяснилось, что так делала примерно половина.
«Известия»: Что при этом испытывали пользователи?
Валерий Федоров: 8% от тех, кто находился вне зоны доступа хотя бы один день в течение последнего года, говорят, что испытывали негативные ощущения: подавленность, тревожность. 7% чувствовали радость, расслабленность. 83% утверждают, что никаких особых ощущений не было.
То есть мы можем предположить, что зависимость в той или иной степени есть примерно у 15% от той половины, которая побывала без интернета в последний год. Это около 7% от всего нашего интернет-населения. Я сюда причисляю и тех, кто испытывал позитивные ощущения, потому что временное освобождение от зависимости может проявляться по-разному.
Мы также спросили: «Как вы считаете, нужно ли периодически отдыхать от интернета и на время ограничивать свой доступ к нему?» 77% полагают, что такая гигиена необходима. 19% считают, что без Сети — как без электричества: всегда нужно быть подключенным. В Москве, Петербурге и вообще городах-миллионниках эта доля выше — 24%. Среди сельских жителей только 15% считают, что нужно вечно быть на связи.
Но уже сформировалась довольно значительная группа — от 15 до 24% в разных типах населенных пунктов — тех, кто декларирует, что это не зависимость, а обязательное условие нормального успешного функционирования в современном мире.
«Известия»: Можно ли воспринимать постоянную переписку в мессенджерах, отслеживание лайков как невротическую реакцию?
Георгий Костюк: Негативные ощущения от отсутствия интернета можно ранжировать по степени проявления. Начинается все с постоянного желания быть онлайн, раздражительности и тревожности при невозможности выйти в интернет. Дальше мы выделяем нежелание отвлекаться от виртуального пространства, расстройство внимания. Следом начинается пренебрежение личной гигиеной, отказ от пищи, от общения в реальной жизни. Когда доходит до такой степени отклонения от нормы, уже можно говорить о болезненном состоянии. Это не 7%, а гораздо меньше. Но надо учесть, не является ли это проявлением другой болезни.
Анна Басова: Психические расстройства, которые появляются с возникновением интернета, — это не что-то принципиально новое, а скорее перенесение того, что уже существует, на интернет-платформу.
Сейчас говорят о киберхондрии. Мы знаем об ипохондрии — человек считает, что он болен чем-то страшным: раком, СПИДом, сифилисом. Сейчас, почувствовав тревожные симптомы, больной входит в интернет и находит у себя признаки тяжелых болезней. Самое плохое в киберхондрии, что она часто ведет к недоверию к специалистам и самолечению, и в итоге пациент запускает реальную болезнь. Принципиально новое здесь — лишь доступность и низкая достоверность информации.
Рожденные с гаджетами
«Известия»: Современные дети с рождения привязаны к гаджетам или попадают на школьные уроки информатики интернет-независимыми?
Андрей Сиденко, учитель информатики школы № 29 г.о. Мытищи Московской области, Учитель года России 2013, эксперт по детской онлайн-безопасности «Лаборатории Касперского»: О формировании зависимости мы можем судить лишь по косвенным факторам — например, по обращениям родителей к учителю информатики. Сейчас стали больше спрашивать о технических средствах ограничения доступа, например, к ненадлежащему контенту в интернете, к компьютеру, а также о том, как договориться с ребенком, чтобы он проводил за компьютером только два часа в день. Спрос на программы, ограничивающие доступ к нежелательному контенту в интернете, растет с каждым днем, потому что сейчас малыши учатся включать мультфильмы на планшете раньше, чем завязывать шнурки.
Школьники в основном пользуются соцсетями и мессенджерами, следят за каналами, подписываются на друзей в Snapchat и Instagram. Им это намного интереснее, чем просто вести свои аккаунты в соцсети. Сейчас очень популярно публиковать короткие истории, практически во всех сервисах есть функция stories, в формате фото или видео, которые автоматически удаляются через сутки.
Второй сервис, потенциально серьезный с точки зрения зависимости, — игровые порталы. По статистике портала Steam, который масштабируется практически на всех платформах, суточный пик составляет около 15 млн пользователей онлайн, а минимум — 9 млн.
«Известия»: Как подростки, молодежь вовлечены в общение с интернетом?
Елена Омельченко, директор Центра молодежных исследований НИУ ВШЭ в Санкт-Петербурге, доктор социологических наук: Те, кому сейчас 10–15 лет, мира без цифры, без гаджетов просто не знали. Это так называемое поколение digital native. А молодежь, кому сейчас 25–30, пережила определенный перелом. Они не родились с цифрой, а приобрели какие-то навыки цифровой социализации. Это digital migrants.
Мир подростка не представляет собой отдельных понятий онлайн и офлайн — всё, что подросток воспринимает в онлайн, переносится в офлайн, и наоборот.
Интернет, мессенджер развил у юных пользователей определенные коммуникативные навыки, характеристики личности. Прежде всего это очень сильное желание ответной реакции. Мессенджеры и соцсети научили их тому, что требуется реагировать на всё: на фотографии, пост, коммент, позицию — кто подписался, кто отписался. Это могут быть лайки, смайлики или еще что-то — зависит от возраста. Но реакция необходима. Этой же реакции они ждут офлайн — от родителей и учителей — на любые свои достижения.
Американские и наши исследования показывают, что «цифровое поколение» более толерантно. Вовлеченность в разные сети, просмотр YouTube-роликов — ярких, смешных, грустных — приучают их к тому, что мир очень разнообразный, и разные варианты жизни становятся частью повседневности. Эти дети более терпимы по отношению к людям с ограниченными возможностями, к животным, к представителям другой этнической группы.
«Известия»: Какие негативные последствия от тесного общения с интернетом могут развиться у поколения digital native?
Анна Басова: Детям в раннем возрасте необходим постоянный контакт с родителями. Чем его больше, тем у детей устойчивее психика. Конечно, родителям проще при малейшем недовольстве ребенка дать ему мобильный телефон. Но для ребенка эта подмена неравнозначна — он не получает поддержки самых близких людей, не учится эмпатии. В подростковом возрасте у таких детей возникают проблемы. Сегодня подростки часто не до конца осознают последствия своих действий, неизменяемость сделанного, ведь в интернете можно удалить своего аватара и создать совершенно другого.
Наверное, они не вполне понимают, что в реальной жизни ничего нельзя переиграть. Так, нередко подростки, совершившие попытку суицида, не осознают необратимости своих действий.
Ящик для смартфонов
«Известия»: В прошлом году министр просвещения Ольга Васильева выступила за запрет на использование любых гаджетов в школах. Вы поддерживаете эту инициативу?
Анна Басова: Неоднозначный вопрос. Дети, которые лежат в нашем центре имени Сухаревой, гаджетами не пользуются. Вместо этого они читают книги, гуляют, общаются со сверстниками и родителями, работают со специалистами. Это полезно с лечебной точки зрения.
Но интернет — замечательная площадка для учебы. Он расширяет возможности людей, живущих в маленьких городах, на отдаленных территориях. С помощью интернета можно слушать лекции в Беркли, виртуально прогуляться по Лувру и любому другому музею. Почему дети должны быть этого лишены? В школах должен быть запрет на использование интернета не в учебных целях, но тотальный запрет интернета очень многого лишит.
Елена Омельченко: Мы должны учитывать новые культурные обстоятельства жизни, и говорить о возможности реального ограничения несерьезно и недопустимо, потому что это часть инфраструктуры, если хотите, домашнего, школьного, университетского интерьера. Если мы в этой поколенческой группе будем делать резкие движения с запретами, это может вызвать тяжелые невротические состояния.
Андрей Сиденко: Я уверен, что в заявлении Ольги Васильевой речь шла о том, чтобы не использовать мобильные телефоны именно не по назначению. Любой смартфон — это целая физическая лаборатория. Практически в каждый смартфон встроен акселерометр и датчик геопозиционирования. С его помощью можно проводить эксперименты — пройти по лестнице в школе и получить значения ускорения, траекторию движения, изменение температуры.
Елена Омельченко: Я видела репортаж из школы, где есть специальные ящички, куда нужно положить телефон на время урока. Вполне разумное решение, потому что полный запрет невозможен. Гаджет для подростка — это часть его идентичности, его личности. Человек, который не владеет навыками интернет-общения, может стать аутсайдером.
Плюсы минусов
«Известия»: Какие новые социальные явления породила доступность интернета?
Анна Басова: Интернет — это огромный реабилитационный ресурс для больных людей. В нем человек не представлен физически, а значит, вне зависимости от того, как он выглядит, как одет, какие у него ограничения по подвижности, мимике, внешнему виду, он может чувствовать себя комфортно.
Есть несколько крупных социальных площадок, где общаются люди с различными психическими заболеваниями. Они пользуются анонимностью и свободно обсуждают свои проблемы, чего в обычной жизни из-за стигматизации больных они никогда не смогут сделать.
Интернет раздвигает рамки социальной адаптации. Он дает возможность инвалидам получить образование и найти работу. Человек может жить, практически не выходя из дома: оплачивать покупки, заказывать продукты, одежду.
Георгий Костюк: Пожилым он дает возможность поддерживать себя в хорошем состоянии, отодвинуть проявления болезни Альцгеймера.
Если мы начнем активно внедрять интернет в жизнь людей старшего возраста, это будет профилактика деменции, продление их качественной жизни. Общение, веб-серфинг будут способствовать более длительному сохранению мыслительных процессов.
Валерий Федоров: В Москве не найдешь человека, у которого нет подключения к интернету. Лет 10–15 назад все выглядело совсем иначе. Детей приучали к компьютерной грамотности: «Осваивайте, это будущее». Это было, как изучение иностранного языка, — нужно, важно, престижно.
Эти усилия дали эффект, и уже появляются страхи, а не переборщили ли мы. Страхи наши преувеличены.
У меня впечатление, что явление, которое мы называем интернет-зависимостью, на следующем витке будет считаться совершенно нормальным социально одобряемым поведением. А люди без нее — неадаптированными существами. Критерии нормальности и ненормальности изменятся. Интернет покроет всю планету, включая Антарктиду, — это уже не за горизонтом.
